Затем Макс в своих прогнозах похоронил прорывавшийся на Запад проект Шаповалова: “Ни один западный лейбл не покажет „Тату“ по телевизору”. Эти слова были сказаны Фадеевым за несколько месяцев до того, как англоязычная версия “Нас не догонят” заняла второе место в британском национальном хит-параде.
Следующая волна критика исходила от Композитора в адрес Агузаровой и Петкуна. Так случилось, что вокалист “Танцев минус” позволил себе публично не согласиться с концепцией продюсерской линии Фадеева, чем вызвал бурю гнева Маэстро.
“Петкун – хороший телеведущий, может быть – хороший актер, – говорил Фадеев в одном из интервью. – Но он – никакой и как композитор, и тем более как певец… Видимо, он переживает, что у него все меньше и меньше концертов. Что люди идут на другое. Объясните мне, а чего же этот самый Петкун целый год пел „Belle“ на „Европе Плюс“? И с Аллой Пугачевой в клипах сидит? Если он весь из себя правдолюбец-рокер? Какой он рокер? Он, мне кажется, волосы моет чаще, чем супермодель. Вот Шнура я вряд ли себе представлю в роли Горбуна, поющего „Belle“!”
…Бывшей вокалистке “Браво” досталось от Макса за то, что она не захотела (не смогла) с ним сотрудничать. “Она ебанутая на всю голову, – горячился Макс в беседах с друзьями. – Да пошла она, я и без нее сделаю не хуже”.
Насколько я понимаю, следующим кандидатом оказалась Земфира. По инициативе певицы они с Фадеевым попытались сотрудничать – в рамках записи альбома “14 недель тишины”.
“Земфира настойчиво ищет сейчас новый звук, – писал весной 2001 года “Московский Комсомолец”. – В Лондон ради этого уже поедет вряд ли. Теперь, видимо, поедет в Прагу. Очень сильно желание супердевушки поработать с живущим там электронным умельцем Максом Фадеевым. То ли его давешние эксперименты с группой Тotal на нее повлияли, то ли просто хочется сменить пристрастия и авторитеты (музыкальные – в том числе)”.
Как известно, Земфира и Фадеев быстро разочаровались друг в друге. Каждый из них тяготел к лидерству, и с самого начала было понятно, что этот тандем обречен на неудачу. Теперь обе стороны не стеснялись в выражениях, язвительно комментируя несостоявшийся альянс.
Макс жутко критиковал “14 недель тишины”, а на мой невинный вопрос про креативный потенциал Земфиры изрек буквально следующее: “Ее культ надуман. Она ничем не отличается от других талантливых людей. Она не Николай Коперник. Она не сделала ничего сверхъестественного. Мне кажется, она очень однобока – быть гибкой в стиле, в аранжировках Земфира вряд ли сможет… Мне сложно предугадать ее перспективы, но думаю, что ничего необычного с ней больше не случится. Педаль газа была нажата до упора”.
В тот период в голове у Фадеева уже поперла идея Глюкозы, и дело было не в творческой ревности или зависти. Порой мне сложно было определить причины подобных вспышек. Как мог, я пытался подобные тенденции нивелировать. К сожалению, это получалось не всегда…
“Дело в том, что Максим вообще не работает с одаренными людьми, он себя считает очень одаренным, – заявила Земфира в одном из интервью. – Его не интересует личность, мысли человека. Фадееву нужно тело и рот, нужна „булка мякиша“, из которой он лепит то, что ему хочется. После первых же двух пробросов я просто сказала: „Парень, мы никогда не поймем друг друга“. Ну не дано ему сотрудничать!”
“Когда я смотрел концерт Земфиры, меня все время отвлекал ее басист, – отвечал ударом на удар Фадеев. – Он так боролся со своим инструментом – страшное зрелище! Музыканты у Земфиры – слабее не придумаешь”.
“То, чем занимается сейчас Фадеев, – отвратительно, – продолжила виртуальную полемику Земфира. – Это конвейер. Он серьезно ослаб в аранжировках, и это естественно. Потому что, выполняя поток заказов за столь короткое время, невозможно сгенерировать достаточное количество хороших новых идей. Макс сделал для себя выбор, и упрекать его за это не имеет смысла. Для меня Фадеева больше нет, он мне не интересен. Считаю, что он уже сказал все, что мог”.
7. Джага-Джага
Мне нравятся Блок, Лермонтов и Пушкин…
Катя Лель
Очередной проект Фадеева по доброй традиции начался с телефонного звонка. На этот раз он накрыл меня в Эль-Гуне, куда я сбежал в разгар зимы от жесткой московской текучки. “Хорошие новости, – радостно сообщил Макс. – Я нашел тебе нового клиента. Когда скажу, кого, ты упадешь. Это – Катя Лель!!!”
Я пошатнулся, но не упал. После отказа Фадеева сотрудничать с Земфирой нам еще было куда отступать. Меньший энтузиазм из всей обоймы классической постсоветской эстрады у меня вызывали только Салтыкова, Буйнов, Овсиенко и Укупник. Как интеллигентно принято говорить в таких случаях, оld school.
Свободного времени в Эль-Гуне у меня было хоть отбавляй, и я задумался о мотивациях Фадеева. Когда за год до этого у нас в офисе появилась поп-певица Лена Зосимова – с хвостиком на затылке и послушными глазками, – я, по крайней мере, понимал, почему Макс решил помочь записать девушке альбом. Это был нигде не декларируемый человеческий бартер: Фадеев и его соратники делают альбом, а отец Лены гарантирует “режим максимального благоприятствования” в вопросах ротации новых проектов Макса на канале MTV.
Еще раз повторюсь, по-человечески это было понятно. Что же касалось Кати Лель, ответ мог быть только один. Фадеева, который вместе с Элиасбергом находился в глубоком финансовом анусе, сломали цифрами. И Макс согласился. Вынужден был согласиться…
Вернувшись в Москву, я ознакомился с архивными материалами по новой подопечной Фадеева. Оценки журналистов были жесткими и беспощадными. Определение “Московского Комсомольца” “символ гнуснейшего совкового попса” задавало тон всем публикациям. У меня даже возникало нехорошее ощущение, что представители СМИ тренировали на Кате, словно на боксерской груше, свое исполнительское мастерство. Такой вот военный полигон для будущих Белинских, Панюшкиных и Троицких. Как сломать подобный устоявшийся негатив, было непонятно.
“Нам нужно отмыть Катю от ее нелегкого прошлого”, – заявил назначенный мною пресс-менеджер на совете директоров “Кушнир Продакшн”.
С этого момента у нас началась сладкая жизнь. На следующий день я понял, что сюрпризы только начинаются. Я чуть не упал, когда Максим объявил заказчику цену за пиар-кампанию. Из искренних побуждений он назвал артистке те же цифры, за которые мы когда-то начинали работать с группой Total. За это время финансовые условия сильно изменилось, но в предвкушении быстрых денег Фадеев про это забыл. Хотел как лучше, а получилось как раньше.
Зная законы подобных переговоров, я понимал, что объявленную Максом сумму изменить нельзя. Теоретически у меня была возможность отказаться от работы, но тем самым я подводил Фадеева. Зная его финансовое положение, делать этого не хотелось. Тем более мне было известно, какую битву выдержал Максим в стенах пражской студии, чтобы Катя Лель начала петь не по правилам вокального отделения Гнесинки, а “первобытно” – на женских импульсах и эмоциях.
…Меня часто спрашивали в тот период: “Как вас угораздило сотрудничать с Катей Лель?” Вопрос, конечно, не из легких. Тогда мне искренне казалось, что если Фадеев смог переделать Катю в плане вокала, то смогу что-нибудь с ней сделать и я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114