– Говори, что играла в уфимских кафе и ночных клубах. Никто не проверит… А то позиционирование у нас будет сильно хромать”.
После некоторых раздумий Земфира согласилась и принялась вспоминать, как устроилась работать на местную радиостанцию “Европа Плюс”. Там она впервые попробовала записываться. Самостоятельно. По ночам.
“Осенью 1997 года я впервые в жизни вошла в компьютер, – вспоминала Земфира. – И только следующим летом из него вышла. Это было лучшее время в моей жизни. К тому моменту я уже вдоволь напелась чужих песен. Теперь мне захотелось исполнять свои. Первой я записала „Снег“. У меня были готовы припев и первый куплет, а второго куплета не было. Придумала на ходу. Всем вокруг понравилось: „Давай, мол, еще!“”
Как я понял из рассказа, с пением в ресторане – под клавиши и саксофон – было покончено. Ближе к концу беседы я задал деликатный вопрос: “Часто ли у тебя бывали ситуации, когда ты по-настоящему пугалась?”
“Два раза было, – честно призналась артистка. – Когда по неделе песни не писались”.
Я понимал, что Земфира общается откровенно. Но при этом меня не покидало ощущение, что если она и “рвет на себе рубаху” – то, что называется, не до конца. В принципе, для первого знакомства и это было неплохо.
…Судя по всему, нам пора было закругляться. Тем более что в нашу келью неумолимо начала проникать жизнь в облике неугомонного Бурлакова-младшего. По-видимому, в рамках боевой операции “Звездные войны в Солнцево” он при помощи пластмассового автомата уничтожил все население квартиры. Поскольку ребенок был не сильно управляемый и порой напоминал истребитель, надо было сматываться. Мы с Земфирой договорились встретиться у меня дома – послушать разной музыки и закончить интервью.
На прощание певица вспомнила, что у нее с собой есть черно-белая фотография, и подарила ее мне – так сказать, для работы. Это был любительский снимок, на котором артистка выглядела лет на семнадцать-восемнадцать. Водолазка, аккуратная челка, гитара на коленях и очень внимательный, пристальный взгляд. Скажу честно, циклон в глазах Земфиры тогда не угадывался. Но все равно подарок меня порадовал и как-то по-своему согрел душу.
…На следующий день Земфира приехала без опозданий. Зашла в квартиру как хозяйка. Но без наглости. Поиграла на фортепиано, вежливо посмотрела картины на стенах. Быстрым движением руки изъяла с полки с компакт-дисками все самое актуальное: Tindersticks, Placebo и всех поющих женщин из каталога фирмы “4 AD”. “Надо же, разбирается”, – не без уважения подумал я.
“Как ты вообще решилась ехать в Москву?” – задал я ей вопрос, с которого, по уму, и надо было начинать общение.
“Когда играла в ресторане, – вспоминала Земфира, – часто появлялись умники, которые напьются, подойдут и скажут: „Девушка, вы так хорошо поете, почему бы вам не уехать в Москву?“ Меня все это страшно раздражало. В конце концов они меня достали. И я решила поехать”.
Что из этого получилось, я уже знал. Так мне тогда казалось. Позднее выяснилось, что знал я далеко не все. Не знал, в частности, что за несколько дней до передачи кассеты “Троллям” Земфира договорилась о сотрудничестве с другим человеком. Переговоры она вела с продюсером группы “ЧайФ” Дмитрием Гройсманом.
Поскольку впоследствии мы с Димой неоднократно работали на разных рок-фестивалях, то не обсудить эту тему мы не могли. “Она пришла ко мне за неделю до „Максидрома“ 98-го года, – вспоминает продюсер группы “ЧайФ”. – Мне секретарь говорит: „Заходила девушка, принесла кассету с песнями“. Я сел в машину, воткнул кассету. И песня „Снег“. Там все было в мужском варианте, не в женском. Не было ни аранжировки, ничего. Но сила голоса, подача и нерв впечатляли... На следующий день я увидел Земфиру воочию – в тяжелых ботинках с распущенными шнурками… Она пришла в потертых джинсах и в майке неизвестного цвета. Я ей сказал: „Мне интересно. Я готов поработать пополам: 50 на 50“. Земфира обрадовалась: „Ой, здорово! Мне максимум предлагали двадцать“. И мы ударили по рукам… Все, что ей нужно было от продюсера, – деньги на запись и связи. Больше ничего. Ее внутренний мир настолько богат: „Мама-Америка, двадцать два берега“. „Знаешь, почему двадцать два берега? – кричала она мне в трубку. – Потому что мне двадцать два года!“ Земфира была готова делиться всем, что у нее на душе, ей очень хотелось двигаться вперед... И мы стали готовиться к записи. И вдруг выяснилось, что продюсер „Троллей“ Бурлаков на „Мосфильме“ готовит ей запись”.
Конец цитаты. Когда я позднее поведал эту историю Бурлакову, он даже и бровью не повел. “Первый раз, когда мы встретились с Земфирой, я ей сказал: „Нужно еще шесть-семь песен“. Она сказала: „Да? Тебе еще шесть-семь песен? Может, я тебе буду писать всю жизнь? А ты будешь выбирать?“ Развернулась и ушла”.
“Я очень импульсивный человек, и очень многие поступки – это следствия каких-то моих порывов, – рассказывает Земфира. – И когда я затем начинаю анализировать, я совершенно четко вижу свои ошибки. Но ведь вряд ли можно вести себя неестественно, если тобой руководят порывы… При первых встречах с Бурлаковым я обиделась, что его не устроило качество каких-то моих песен. Я подумала: „А не пойти ли тебе далеко вместе со своим “Мумий Троллем”?“… Потому что он мне сказал: „Хочу сделать альбом, сплошь состоящий из хитов“. А мне, конечно, казалось, что у меня все хиты. А ему так не казалось. Я обиделась страшно и уехала обратно. И, возможно, эта обида простимулировала меня на написание каких-то еще сильных композиций. Спустя месяц я отправила Бурлакову мини-диск, на котором была новая песня „СПИД“. Леня сразу подумал, что я больна СПИДом и нужно срочно записывать альбом. Пока я не умерла”.
3. Праздник непослушания
Никогда никому не позволяйте влезать своими длинными пальцами в ваш замысел.
Дэвид Линч
К осени 98 года у Земфиры было написано и заархивировано порядка тридцати песен. Они лились из нее потоком – одна ярче другой. Будучи по гороскопу Девой, Земфира с патологической аккуратностью записывала их в тетрадки. Затем сбрасывала на компьютер.
Когда я впервые послушал демо-вариант альбома, не полюбить автора было нельзя. Впрочем, как и сами песни. Откуда-то из темной ямы космоса вырвался поток свежего ветра. Ощущение было непередаваемое – вот так, по-простому, прямо с улицы, в жизнь пришло что-то новое и неизведанное. “Танк”, – сказал кто-то из друзей. Действительно, она была как танк.
Одной из последних Земфира написала “Ариведерчи”. Как известно, строки про “корабли в моей гавани” были придуманы в самолете Москва—Уфа… Диктофона у нее не было, поэтому Земфира всю дорогу боялась забыть слова и музыку. Но, слава богу, не забыла.
“На репетиции, исполняя эту песню впервые, я проговаривала слова не вслух, а про себя, – рассказывала певица. – Иначе бы я чувствовала себя словно раздетой”.
…В последний момент Бурлаков обнаружил на одной из старых кассет Земфиры песню “Маечки”. Позвонил мне ночью, долго восторгался строчкой “Анечка просила снять маечки”. На следующий день после нелегких баталий “Маечки” включили в альбом. Теперь проблема состояла в том, какую песню оттуда изъять, – уж больно все были хороши.
“Я настаивала, чтобы убрали „Ариведерчи“, Бурлаков – „Синоптика“, – рассказывала Земфира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114
После некоторых раздумий Земфира согласилась и принялась вспоминать, как устроилась работать на местную радиостанцию “Европа Плюс”. Там она впервые попробовала записываться. Самостоятельно. По ночам.
“Осенью 1997 года я впервые в жизни вошла в компьютер, – вспоминала Земфира. – И только следующим летом из него вышла. Это было лучшее время в моей жизни. К тому моменту я уже вдоволь напелась чужих песен. Теперь мне захотелось исполнять свои. Первой я записала „Снег“. У меня были готовы припев и первый куплет, а второго куплета не было. Придумала на ходу. Всем вокруг понравилось: „Давай, мол, еще!“”
Как я понял из рассказа, с пением в ресторане – под клавиши и саксофон – было покончено. Ближе к концу беседы я задал деликатный вопрос: “Часто ли у тебя бывали ситуации, когда ты по-настоящему пугалась?”
“Два раза было, – честно призналась артистка. – Когда по неделе песни не писались”.
Я понимал, что Земфира общается откровенно. Но при этом меня не покидало ощущение, что если она и “рвет на себе рубаху” – то, что называется, не до конца. В принципе, для первого знакомства и это было неплохо.
…Судя по всему, нам пора было закругляться. Тем более что в нашу келью неумолимо начала проникать жизнь в облике неугомонного Бурлакова-младшего. По-видимому, в рамках боевой операции “Звездные войны в Солнцево” он при помощи пластмассового автомата уничтожил все население квартиры. Поскольку ребенок был не сильно управляемый и порой напоминал истребитель, надо было сматываться. Мы с Земфирой договорились встретиться у меня дома – послушать разной музыки и закончить интервью.
На прощание певица вспомнила, что у нее с собой есть черно-белая фотография, и подарила ее мне – так сказать, для работы. Это был любительский снимок, на котором артистка выглядела лет на семнадцать-восемнадцать. Водолазка, аккуратная челка, гитара на коленях и очень внимательный, пристальный взгляд. Скажу честно, циклон в глазах Земфиры тогда не угадывался. Но все равно подарок меня порадовал и как-то по-своему согрел душу.
…На следующий день Земфира приехала без опозданий. Зашла в квартиру как хозяйка. Но без наглости. Поиграла на фортепиано, вежливо посмотрела картины на стенах. Быстрым движением руки изъяла с полки с компакт-дисками все самое актуальное: Tindersticks, Placebo и всех поющих женщин из каталога фирмы “4 AD”. “Надо же, разбирается”, – не без уважения подумал я.
“Как ты вообще решилась ехать в Москву?” – задал я ей вопрос, с которого, по уму, и надо было начинать общение.
“Когда играла в ресторане, – вспоминала Земфира, – часто появлялись умники, которые напьются, подойдут и скажут: „Девушка, вы так хорошо поете, почему бы вам не уехать в Москву?“ Меня все это страшно раздражало. В конце концов они меня достали. И я решила поехать”.
Что из этого получилось, я уже знал. Так мне тогда казалось. Позднее выяснилось, что знал я далеко не все. Не знал, в частности, что за несколько дней до передачи кассеты “Троллям” Земфира договорилась о сотрудничестве с другим человеком. Переговоры она вела с продюсером группы “ЧайФ” Дмитрием Гройсманом.
Поскольку впоследствии мы с Димой неоднократно работали на разных рок-фестивалях, то не обсудить эту тему мы не могли. “Она пришла ко мне за неделю до „Максидрома“ 98-го года, – вспоминает продюсер группы “ЧайФ”. – Мне секретарь говорит: „Заходила девушка, принесла кассету с песнями“. Я сел в машину, воткнул кассету. И песня „Снег“. Там все было в мужском варианте, не в женском. Не было ни аранжировки, ничего. Но сила голоса, подача и нерв впечатляли... На следующий день я увидел Земфиру воочию – в тяжелых ботинках с распущенными шнурками… Она пришла в потертых джинсах и в майке неизвестного цвета. Я ей сказал: „Мне интересно. Я готов поработать пополам: 50 на 50“. Земфира обрадовалась: „Ой, здорово! Мне максимум предлагали двадцать“. И мы ударили по рукам… Все, что ей нужно было от продюсера, – деньги на запись и связи. Больше ничего. Ее внутренний мир настолько богат: „Мама-Америка, двадцать два берега“. „Знаешь, почему двадцать два берега? – кричала она мне в трубку. – Потому что мне двадцать два года!“ Земфира была готова делиться всем, что у нее на душе, ей очень хотелось двигаться вперед... И мы стали готовиться к записи. И вдруг выяснилось, что продюсер „Троллей“ Бурлаков на „Мосфильме“ готовит ей запись”.
Конец цитаты. Когда я позднее поведал эту историю Бурлакову, он даже и бровью не повел. “Первый раз, когда мы встретились с Земфирой, я ей сказал: „Нужно еще шесть-семь песен“. Она сказала: „Да? Тебе еще шесть-семь песен? Может, я тебе буду писать всю жизнь? А ты будешь выбирать?“ Развернулась и ушла”.
“Я очень импульсивный человек, и очень многие поступки – это следствия каких-то моих порывов, – рассказывает Земфира. – И когда я затем начинаю анализировать, я совершенно четко вижу свои ошибки. Но ведь вряд ли можно вести себя неестественно, если тобой руководят порывы… При первых встречах с Бурлаковым я обиделась, что его не устроило качество каких-то моих песен. Я подумала: „А не пойти ли тебе далеко вместе со своим “Мумий Троллем”?“… Потому что он мне сказал: „Хочу сделать альбом, сплошь состоящий из хитов“. А мне, конечно, казалось, что у меня все хиты. А ему так не казалось. Я обиделась страшно и уехала обратно. И, возможно, эта обида простимулировала меня на написание каких-то еще сильных композиций. Спустя месяц я отправила Бурлакову мини-диск, на котором была новая песня „СПИД“. Леня сразу подумал, что я больна СПИДом и нужно срочно записывать альбом. Пока я не умерла”.
3. Праздник непослушания
Никогда никому не позволяйте влезать своими длинными пальцами в ваш замысел.
Дэвид Линч
К осени 98 года у Земфиры было написано и заархивировано порядка тридцати песен. Они лились из нее потоком – одна ярче другой. Будучи по гороскопу Девой, Земфира с патологической аккуратностью записывала их в тетрадки. Затем сбрасывала на компьютер.
Когда я впервые послушал демо-вариант альбома, не полюбить автора было нельзя. Впрочем, как и сами песни. Откуда-то из темной ямы космоса вырвался поток свежего ветра. Ощущение было непередаваемое – вот так, по-простому, прямо с улицы, в жизнь пришло что-то новое и неизведанное. “Танк”, – сказал кто-то из друзей. Действительно, она была как танк.
Одной из последних Земфира написала “Ариведерчи”. Как известно, строки про “корабли в моей гавани” были придуманы в самолете Москва—Уфа… Диктофона у нее не было, поэтому Земфира всю дорогу боялась забыть слова и музыку. Но, слава богу, не забыла.
“На репетиции, исполняя эту песню впервые, я проговаривала слова не вслух, а про себя, – рассказывала певица. – Иначе бы я чувствовала себя словно раздетой”.
…В последний момент Бурлаков обнаружил на одной из старых кассет Земфиры песню “Маечки”. Позвонил мне ночью, долго восторгался строчкой “Анечка просила снять маечки”. На следующий день после нелегких баталий “Маечки” включили в альбом. Теперь проблема состояла в том, какую песню оттуда изъять, – уж больно все были хороши.
“Я настаивала, чтобы убрали „Ариведерчи“, Бурлаков – „Синоптика“, – рассказывала Земфира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114