Кто пишет телефонную книгу, отвечает за ее характерную идиому, определяет ее референциальный аппарат? И у кого хватило бы глупости, чтобы утверждать с уверенностью, будто основной задачей книги является попытка сущностного раскрытия истины? Действительно, телефонная связь формирует эллиптическую конструкцию, которая не замыкается в себе, а распыляет книгу, выносит ее на улицы, сохраняя радикальную открытость внешнему.
Нам предстоит иметь дело с туго натянутым спекулятивным кабелем, обрабатывать вызовы сознания, - ответ на них может потребоваться от вас, от меня, от любого субъекта, хотя бы частично вовлеченного в технологию.
Телефонная книга, коль скоро вы соглашаетесь с подобными терминами, открывается чем-то вроде трансцендентального схематизма приятия вызова. Что же это значит, отвечать по телефону, практиковать ответствование в ситуации, где синтаксис жестикуляции уже означает да , даже если утверждение и помечено значком вопроса: да? .2) Не имеет значения, как обрывается ответ, по какую сторону линии связи - все равно не существует такой вещи как непринужденный звонок. Отсюда все модуляции вопрошающего да при принятии вызова.
В той мере, в какой вы стали тем, чем стали, а именно, отчасти автоматической отвечающей машиной, необходимо должен быть задан ряд вопросов: кто отвечает на телефонный вызов, на вы-зов долга, и кто оплачивает счета? Рецепция вызова определяет его Geschick, судьбическое назначение, признавая, что вызов имел место. Но именно в момент срабатывания связи, еще до всякой реальной сигнификации или артикуляции содержания мы интересуемся: кто это?
Мартин Хайдеггер, чья работа была сконцентрирована вокруг философской темы близости, отвечал на телефонный вызов. Он не уделил ему внимания, во всяком случае, в понятиях, предназначенных для размышления о технике. Не сделал он и попытки как-то разместить этот звонок в огромном реестре позывных, который мы находим в работах Бытие и Время , Что такое мышление , в эссе о Тракле и Гельдерлине, в книге о Ницше. Хайдеггер ответил по вызову, но не ответил на вызов. Он отстранился от требования, воплощенного в технологизированном вызове, не разобравшись - а не подверглось ли Я, отвечавшее в тот день на звонок, интоксикации со стороны Другого, не разобравшись, откуда раздался зов. На следующих страницах мы попытаемся произвести такую локализацию. Ибо отложив его впрок, на вечное хранение, Хайдеггер тем не менее принял вызов. Это был звонок из управления штурмовых бригад СА.
Почему Хайдеггер, мыслитель далекого par excellence, принял этот сиюминутный вызов или заявил, что принял? Почему отстранил свою мысль от его структуры и источника? Отвращая взор, он затемняет лик обретенной гуманности: человек есть то животное, которое способно к противостоянию (I,61). Вызов, который Хайдеггер получил, да не нашел ему места; вот в чем вся проблематика: где это место, место локализации и пришествия? Сегодня, с возвращением фашизма (мы не говорим с возвращением к фашизму) мы получаем вызов или, вернее, отыгрываем его, выслушиваем, берем на заметку. Как уклонившееся в сторону детективное агентство, различающее эмпирическую и онтологическую сферы расследования, мы прослеживаем зов вплоть до его почти не воспринимаемого источника происхождения. Хайдеггер, подобно телефону, указывает структуру, с которой он сам связан лишь дизъюнктивно. Иными словами, ни телефон, ни Мартин Хайдеггер никогда не совпадают полностью с тем, с чем они связаны в акте коммуникации, по принципу действия они замещаемы тем, чем в данным момент являются. Так, Хайдеггер создает метонимическое развоплощение, позволяющее нам прочесть национал-социализм как сверхтехническую власть, чьи фантазмы неопосредованной подлинности, искажения и историческая эрозия пронизывали телефонные линии государства. Эти линии невозможно полностью отделить от рядов колючей проволоки, окружавшей места уничтожения; распоряжения о казни отдавались по телефону, оставляя устные следы вне пределов досягаемости исторического свидетельства. Отсюда характерная черта, мелькающая в той или иной форме в каждом телефонном вызове, в форме испытываемой нами признательности или в виде скрытой репрессивной инстанции: звонок как решение, вердикт, звонок как смертный приговор. Стоит лишь обратиться к литературе, чтобы опознать в телефоне постоянный триггер, спусковой крючок апокалипсиса. Он обращен к вам, ствол нацелен вам прямо в лоб.
Так представлена темная сторона телефона как структуры. На нее обратил внимание уже Кафка в своих вещах Замок , Процесс , Исправительная колония , Мой сосед . Чтобы отыскать более светлые стороны - а их немало, взять хотя бы милость и отсрочку, даруемые магической близостью, - придется хорошенько полистать страницы, или обратиться к кому-нибудь другому. Ну хотя бы к Беньямину, если угодно. Когда он, повторяя Белла, называет телефон отсутствующим братом ( meim Zwillingsbruder ). Телефон Берлинского детства приносил избавление от опустошенности одиночества3): Den Hoffnungslosen, die diese schlechte Welt verlassen wollte, blinkte er mit dem Licht der letztc Hoffnung. Mit den Verassenen teilte er ihr Bett. Auch stand er in Begriff, die schrille Stimme, die er aus dem Exil behalten hatte, zu einem warmen summen abzudampfen . Поэтому, даже если вы не уловили иноязычного смысла, и у телефона отсутствуют субтитры, вы знаете, что опасная зона содержит в себе и то, что спасает, das Rettende auth; вызов из изгнания, приостановку одиночества, откладывание миссии самоубийства в свете последней надежды ; телефон работает по обе стороны пульта жизни и смерти. Для Беньямина, для осужденного на смерть, для Мвелазе в Умтата.4) Можно сказать, в духе размышлений Макса Брода, что телефон - это объект как бы о двух душах, описываемый всякий раз по-разному, в зависимости от символической логализации, отмеченной хорошей или плохой душой, вроде хорошего или плохого объекта у Клейна. Ведь телефон еще и острый и молниеносный критик расистских табу на общение. Нам еще нужно верифицировать эти строки, но примем пока в рабочем порядке, что в телефоне чудодейственное тесно связано с приговором к убийству.
Так же как Хайдеггер, впрочем, никоим образом не может быть идентифицирован с позицией, которой ему пришлось соответствовать - с субъектом, вовлеченным в ряды национал-социализма, телефон тоже, будучи синекдохой техники, одновременно и больше и меньше самого себя. Техника и национал-социализм подписали контракт и долгую ночь аннигилирующего вызова они даже верили друг другу. Таким образом, телефон был втянут в горизонты исторической превратности, создавая эпистемологические предписания нового порядка под неким запутанным девизом, decryptage которого стал нашей задачей. Никогда сам по себе не вставая на сторону истины, телефон стал открытым соучастником лжи, помогая затуманивать фразы, изрекаемые, так или иначе, карающей властью. Не поймите меня превратно. Переход на сторону истины с твердой уверенностью в своих целях и целях человека вообще, был даже более пагубным. Запущенный как машина по раскройке истины, телефон, в тот же самый момент, стал механизмом катализации массового отречения. Вызовы, по большей части, были анонимны.
Эта работа, написанная до того, как дело Хайдеггера стало предметом всеобщего внимания, предвосхищает настойчивость, с которой пытаются уяснить суть политического искушения Хайдеггера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
Нам предстоит иметь дело с туго натянутым спекулятивным кабелем, обрабатывать вызовы сознания, - ответ на них может потребоваться от вас, от меня, от любого субъекта, хотя бы частично вовлеченного в технологию.
Телефонная книга, коль скоро вы соглашаетесь с подобными терминами, открывается чем-то вроде трансцендентального схематизма приятия вызова. Что же это значит, отвечать по телефону, практиковать ответствование в ситуации, где синтаксис жестикуляции уже означает да , даже если утверждение и помечено значком вопроса: да? .2) Не имеет значения, как обрывается ответ, по какую сторону линии связи - все равно не существует такой вещи как непринужденный звонок. Отсюда все модуляции вопрошающего да при принятии вызова.
В той мере, в какой вы стали тем, чем стали, а именно, отчасти автоматической отвечающей машиной, необходимо должен быть задан ряд вопросов: кто отвечает на телефонный вызов, на вы-зов долга, и кто оплачивает счета? Рецепция вызова определяет его Geschick, судьбическое назначение, признавая, что вызов имел место. Но именно в момент срабатывания связи, еще до всякой реальной сигнификации или артикуляции содержания мы интересуемся: кто это?
Мартин Хайдеггер, чья работа была сконцентрирована вокруг философской темы близости, отвечал на телефонный вызов. Он не уделил ему внимания, во всяком случае, в понятиях, предназначенных для размышления о технике. Не сделал он и попытки как-то разместить этот звонок в огромном реестре позывных, который мы находим в работах Бытие и Время , Что такое мышление , в эссе о Тракле и Гельдерлине, в книге о Ницше. Хайдеггер ответил по вызову, но не ответил на вызов. Он отстранился от требования, воплощенного в технологизированном вызове, не разобравшись - а не подверглось ли Я, отвечавшее в тот день на звонок, интоксикации со стороны Другого, не разобравшись, откуда раздался зов. На следующих страницах мы попытаемся произвести такую локализацию. Ибо отложив его впрок, на вечное хранение, Хайдеггер тем не менее принял вызов. Это был звонок из управления штурмовых бригад СА.
Почему Хайдеггер, мыслитель далекого par excellence, принял этот сиюминутный вызов или заявил, что принял? Почему отстранил свою мысль от его структуры и источника? Отвращая взор, он затемняет лик обретенной гуманности: человек есть то животное, которое способно к противостоянию (I,61). Вызов, который Хайдеггер получил, да не нашел ему места; вот в чем вся проблематика: где это место, место локализации и пришествия? Сегодня, с возвращением фашизма (мы не говорим с возвращением к фашизму) мы получаем вызов или, вернее, отыгрываем его, выслушиваем, берем на заметку. Как уклонившееся в сторону детективное агентство, различающее эмпирическую и онтологическую сферы расследования, мы прослеживаем зов вплоть до его почти не воспринимаемого источника происхождения. Хайдеггер, подобно телефону, указывает структуру, с которой он сам связан лишь дизъюнктивно. Иными словами, ни телефон, ни Мартин Хайдеггер никогда не совпадают полностью с тем, с чем они связаны в акте коммуникации, по принципу действия они замещаемы тем, чем в данным момент являются. Так, Хайдеггер создает метонимическое развоплощение, позволяющее нам прочесть национал-социализм как сверхтехническую власть, чьи фантазмы неопосредованной подлинности, искажения и историческая эрозия пронизывали телефонные линии государства. Эти линии невозможно полностью отделить от рядов колючей проволоки, окружавшей места уничтожения; распоряжения о казни отдавались по телефону, оставляя устные следы вне пределов досягаемости исторического свидетельства. Отсюда характерная черта, мелькающая в той или иной форме в каждом телефонном вызове, в форме испытываемой нами признательности или в виде скрытой репрессивной инстанции: звонок как решение, вердикт, звонок как смертный приговор. Стоит лишь обратиться к литературе, чтобы опознать в телефоне постоянный триггер, спусковой крючок апокалипсиса. Он обращен к вам, ствол нацелен вам прямо в лоб.
Так представлена темная сторона телефона как структуры. На нее обратил внимание уже Кафка в своих вещах Замок , Процесс , Исправительная колония , Мой сосед . Чтобы отыскать более светлые стороны - а их немало, взять хотя бы милость и отсрочку, даруемые магической близостью, - придется хорошенько полистать страницы, или обратиться к кому-нибудь другому. Ну хотя бы к Беньямину, если угодно. Когда он, повторяя Белла, называет телефон отсутствующим братом ( meim Zwillingsbruder ). Телефон Берлинского детства приносил избавление от опустошенности одиночества3): Den Hoffnungslosen, die diese schlechte Welt verlassen wollte, blinkte er mit dem Licht der letztc Hoffnung. Mit den Verassenen teilte er ihr Bett. Auch stand er in Begriff, die schrille Stimme, die er aus dem Exil behalten hatte, zu einem warmen summen abzudampfen . Поэтому, даже если вы не уловили иноязычного смысла, и у телефона отсутствуют субтитры, вы знаете, что опасная зона содержит в себе и то, что спасает, das Rettende auth; вызов из изгнания, приостановку одиночества, откладывание миссии самоубийства в свете последней надежды ; телефон работает по обе стороны пульта жизни и смерти. Для Беньямина, для осужденного на смерть, для Мвелазе в Умтата.4) Можно сказать, в духе размышлений Макса Брода, что телефон - это объект как бы о двух душах, описываемый всякий раз по-разному, в зависимости от символической логализации, отмеченной хорошей или плохой душой, вроде хорошего или плохого объекта у Клейна. Ведь телефон еще и острый и молниеносный критик расистских табу на общение. Нам еще нужно верифицировать эти строки, но примем пока в рабочем порядке, что в телефоне чудодейственное тесно связано с приговором к убийству.
Так же как Хайдеггер, впрочем, никоим образом не может быть идентифицирован с позицией, которой ему пришлось соответствовать - с субъектом, вовлеченным в ряды национал-социализма, телефон тоже, будучи синекдохой техники, одновременно и больше и меньше самого себя. Техника и национал-социализм подписали контракт и долгую ночь аннигилирующего вызова они даже верили друг другу. Таким образом, телефон был втянут в горизонты исторической превратности, создавая эпистемологические предписания нового порядка под неким запутанным девизом, decryptage которого стал нашей задачей. Никогда сам по себе не вставая на сторону истины, телефон стал открытым соучастником лжи, помогая затуманивать фразы, изрекаемые, так или иначе, карающей властью. Не поймите меня превратно. Переход на сторону истины с твердой уверенностью в своих целях и целях человека вообще, был даже более пагубным. Запущенный как машина по раскройке истины, телефон, в тот же самый момент, стал механизмом катализации массового отречения. Вызовы, по большей части, были анонимны.
Эта работа, написанная до того, как дело Хайдеггера стало предметом всеобщего внимания, предвосхищает настойчивость, с которой пытаются уяснить суть политического искушения Хайдеггера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18