L'oubli de la philosophie. Paris, Galilee, 1986, .56
2) Лоуренс А.Рикелс в работе "Aberrations of Mourning: Writing on German Crypts, Detroit, 1988, p.395 (Аберрации оплакивания: описание немецких склепов) предлагает ранжирование телефонных "да" по нарастающей, что позволило бы постулировать "нет": "Фрейд утверждает, что в бессознательном не существует "нет", вместо этого вещи в большей или меньшей степени очерчены - besetzt. Согласно как Фрейду, так и Кафке, нет никакого "нет" и в телефоне". Впрочем, "да" телефонных вызовов ни в коем случае не следует путать с ницшеанским утверждением, требующим двойного "да", проходящего через вечное возвращение того же самого. Вот почему необходимо начать с реактивной позиции телефона, с откладывания "нет", как утверждает Рикелс.
3) Walter Benjanin, "Berliner Kindheit um Neunzehnhundert: Telephon" в Illuminationen, Ausgewahlte Schriften; Frankfurt, 1961, pp.299-300.
4) См. синхронизированную драму неистовых телефонных звонков и отбывания заключения в статье Жанет Левине "Из Южной Африки": New York Times Magazine, Sept.20, 1987, section 6.
5) Топос расслабления как критический импульс может быть размещен внутри исторической типологии настроения, или Stimmung'а. Век нервов, чье начало вне всякого сомнения просматривается в работах Ницше, получил свой специфический ценностный статус от Вальтера Беньямина, который ввел "кодекс нервов" в качестве принципа чтения и оценки в своем эссе о Карле Краусе: "Он обнаружил, что нервы следует защищать столь же решительно как и прочую собственность - как дом и скарб, как партию и конституцию. Он стал адвокатом нервов" (Reflections. N.Y.,1978, p.261). А если бы нам пришлось следовать чтению, порождающему некий род стратегического расслабления?
6) Перевод повторяет исключение Гуссерля. Взаимоотношения слуха и телефонной логики никоим образом не случайно. Как пишет Рикелс в "Аберрациях оплакивания", Gerucht (слух) этимологически связан с Ruf (зов, вызов) и еще в XVI столетии, вполне вероятно, был синонимичен со словом Geschrey (крик). Именно Ruf, означающий не только зов, но и имя, репутацию, имеет отношение к Gerucht, собирательному существительному, объединяющему великое множество (если не слишком много) вызовов-призывов.
7) Филипп Лаку-Лабар представил как дополнение к своему тезису интерпретацию Хайдеггеровской политики (La fiction du politique: Heidegger, l'art de politique. Strastboug 1987), которая дает нам лучшее понимание вовлеченности Хайдеггера в терминах вызова: "Высказывания - о Германии, о работе, об Университете - просто и однозначно программируемы; более того, эти высказывания организованы в соответствии с множественностью вызовов" (18). До исследования проблемы вызова по отношению к Хайдеггеру, Лаку-Лабар рассматривает реактивность глухоты: быть или считать себя хайдеггерианцем не означает, в сущности, ничего - не более чем быть и считать себя анти-хайдеггерианцем. Или, скорее, это означает одно и то же: существенное в мышлении Хайдеггера осталось незамеченным, осталась глухота к главному, прозвучавшему через Хайдеггера, вопросу" (16). См. также его рецензию на работу Виктора Фариаса "Хайдеггер и нацизм", помещенную в Le Journal Literaire no 2 (December 1987 - January 1988), где в более общем виде утверждается, что политическая вовлеченность Хайдеггера в фашизм - это не случайность и не ошибка, а прежде всего вина мышления.28 Хайдеггер, впрочем, начал философский отход от позиций государства в работах "Введение в метафизику" (1935) и "Шеллинг" (1936). Тут достаточно ясно ставится под сомнение мешанина официальной философии ценностей, концепция мира и живого опыта (Erlebnis), так же как и антисемитизм в философской мысли (особенно в обращении к Спинозе). Лаку-Лабар напоминает нам о статье "Миссис Хайдеггер" о девушках Третьего Рейха, которая, если хотите, украшена известной долей риторики "мистера Х."
8) J.Lacan. The Field of the Other and Back to the Transference. in: The Four Fundamental Concepts of Psycho Analysis. N.Y. 1977, pp.203-260.
9) Ряд малоизвестных еще дорог, ведущих к фашизму, был обнаружен как эстетизация форм тоталитарного государства. Эстетическая воля к власти совсем недавно была исследована в Fiction du politique Лаку-Лабара, где автор обнаруживает корни "национал-эстетизма". Наши декодирующие системы загружены, пожалуй, более техническим анализом всего диапазона повелительного наклонения. Мы пытаемся уловить специфическую идиому нацизма, что, несомненно, делает и Лаку-Лабар - исторически это послесмертие бога, когда обрушились трансцендентальные небеса, и все оказалось в одной плоскости.29 Телефон устанавливается как указатель направления для остальных проявлений технического, конституирует место для почти неуловимой политики обвинения, идеологического очищения (Хайдеггер, восхваляющий Ясперсу по телефону прекрасные руки фюрера), и истребления. Комитет по конференции в Ванзее 1942 года, где было принято "окончательное решение"30, зависел от телефона, положив начало политике телефонных распоряжений в целом. Аргументированное сопоставление Третьего Рейха и техники как таковой можно найти в книге Джеффри Херфа "Reactionary Modernism: Technology, Culture and Politics in Weimar and the Therd Reich", Cambridge,1984. Ряд деталей книги Херфа необходим для нашего обсуждения, выделим пока две из них: "Хотя техника вызывала восхищение у фашиствующих интеллектуалов по всей Европе, только в Германии она стала частью национальной идентификации" (10) "Немецкий антикатетализм был антисемитским, но не анти-техническим" (9). См. также Gert Theunissen, Der Mensch der Technik в "Der Deutsche Baumeister" N2 (Munich, 1942) и L.Lochner, Geebbels Tagebucher. Zurich, 1948 для получения ощущения "чистого присутствия" и упразднения истории, столь желанного для национал-социализма.В своем обзоре перевода Сюзен Лорм книги J.P.Stern. Hitler - Le Furer et le peuple. intr. by Pierr Aycoberry Paris 1985) Эрик Мишо постулирует влечение нацизма к дизъюнктивной непосредственности переживания и к императиву технического. Риторика фюрера, хотя и исполненная резких пр
отиворечий (взять его высказывания о "еврее в каждом из нас", его речи против речей, за чистое действие etc.) своим общим характером, тем не менее, направлена к "Fuhrer - unmittelbarer Entscheidung", к своеобразной непринужденной непосредственности. Непосредственность собирается в понятия магии и "магического видения", которые приписывал себе фюрер, прививал их к технике. Мишо дает примечание по поводу этой связки, высвобождающейся под магнетическим взглядом. Процитировав Германа Раушинга (H.Rausching. Hitler m'a dit. Paris, 1939) о проникающем магическом зрении фюрера, позволяющем ему превзойти Христианского Бога, он добавляет: "Несомненно, что техника содействует этой иллюзии божественного всемогущества и, особенно, божественного всеприсутствия фюрера: от автомобиля до аэроплана, от бесконечно воспроизводимых изображений до радиовещания, техника способна вызвать ощущение непосредственности, знакомое по магической практике, когда разрушаются чувственные барьеры пространства и времени." (1029). Мишо связывает непредставимое пространство чистого настоящего с очищающим огнем "непосредственного деяния". С такой позиции можно предположить, что в нацистском государстве даже искусство подчинялось технике - до такой степени, что всегда было только "инструментом": "Поэтому, в частности, не существует нацистского искусства. Есть только использование искусства, опосредование искусством и мыслью для побуждения к состоянию непосредственного деяния - так же как в лагерях смерти жертвы использовались для уничтожения". (Eric Michaud. Nazisme et representation. в: "Critique: Revue generale des publiation francaise et etrangeres.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
2) Лоуренс А.Рикелс в работе "Aberrations of Mourning: Writing on German Crypts, Detroit, 1988, p.395 (Аберрации оплакивания: описание немецких склепов) предлагает ранжирование телефонных "да" по нарастающей, что позволило бы постулировать "нет": "Фрейд утверждает, что в бессознательном не существует "нет", вместо этого вещи в большей или меньшей степени очерчены - besetzt. Согласно как Фрейду, так и Кафке, нет никакого "нет" и в телефоне". Впрочем, "да" телефонных вызовов ни в коем случае не следует путать с ницшеанским утверждением, требующим двойного "да", проходящего через вечное возвращение того же самого. Вот почему необходимо начать с реактивной позиции телефона, с откладывания "нет", как утверждает Рикелс.
3) Walter Benjanin, "Berliner Kindheit um Neunzehnhundert: Telephon" в Illuminationen, Ausgewahlte Schriften; Frankfurt, 1961, pp.299-300.
4) См. синхронизированную драму неистовых телефонных звонков и отбывания заключения в статье Жанет Левине "Из Южной Африки": New York Times Magazine, Sept.20, 1987, section 6.
5) Топос расслабления как критический импульс может быть размещен внутри исторической типологии настроения, или Stimmung'а. Век нервов, чье начало вне всякого сомнения просматривается в работах Ницше, получил свой специфический ценностный статус от Вальтера Беньямина, который ввел "кодекс нервов" в качестве принципа чтения и оценки в своем эссе о Карле Краусе: "Он обнаружил, что нервы следует защищать столь же решительно как и прочую собственность - как дом и скарб, как партию и конституцию. Он стал адвокатом нервов" (Reflections. N.Y.,1978, p.261). А если бы нам пришлось следовать чтению, порождающему некий род стратегического расслабления?
6) Перевод повторяет исключение Гуссерля. Взаимоотношения слуха и телефонной логики никоим образом не случайно. Как пишет Рикелс в "Аберрациях оплакивания", Gerucht (слух) этимологически связан с Ruf (зов, вызов) и еще в XVI столетии, вполне вероятно, был синонимичен со словом Geschrey (крик). Именно Ruf, означающий не только зов, но и имя, репутацию, имеет отношение к Gerucht, собирательному существительному, объединяющему великое множество (если не слишком много) вызовов-призывов.
7) Филипп Лаку-Лабар представил как дополнение к своему тезису интерпретацию Хайдеггеровской политики (La fiction du politique: Heidegger, l'art de politique. Strastboug 1987), которая дает нам лучшее понимание вовлеченности Хайдеггера в терминах вызова: "Высказывания - о Германии, о работе, об Университете - просто и однозначно программируемы; более того, эти высказывания организованы в соответствии с множественностью вызовов" (18). До исследования проблемы вызова по отношению к Хайдеггеру, Лаку-Лабар рассматривает реактивность глухоты: быть или считать себя хайдеггерианцем не означает, в сущности, ничего - не более чем быть и считать себя анти-хайдеггерианцем. Или, скорее, это означает одно и то же: существенное в мышлении Хайдеггера осталось незамеченным, осталась глухота к главному, прозвучавшему через Хайдеггера, вопросу" (16). См. также его рецензию на работу Виктора Фариаса "Хайдеггер и нацизм", помещенную в Le Journal Literaire no 2 (December 1987 - January 1988), где в более общем виде утверждается, что политическая вовлеченность Хайдеггера в фашизм - это не случайность и не ошибка, а прежде всего вина мышления.28 Хайдеггер, впрочем, начал философский отход от позиций государства в работах "Введение в метафизику" (1935) и "Шеллинг" (1936). Тут достаточно ясно ставится под сомнение мешанина официальной философии ценностей, концепция мира и живого опыта (Erlebnis), так же как и антисемитизм в философской мысли (особенно в обращении к Спинозе). Лаку-Лабар напоминает нам о статье "Миссис Хайдеггер" о девушках Третьего Рейха, которая, если хотите, украшена известной долей риторики "мистера Х."
8) J.Lacan. The Field of the Other and Back to the Transference. in: The Four Fundamental Concepts of Psycho Analysis. N.Y. 1977, pp.203-260.
9) Ряд малоизвестных еще дорог, ведущих к фашизму, был обнаружен как эстетизация форм тоталитарного государства. Эстетическая воля к власти совсем недавно была исследована в Fiction du politique Лаку-Лабара, где автор обнаруживает корни "национал-эстетизма". Наши декодирующие системы загружены, пожалуй, более техническим анализом всего диапазона повелительного наклонения. Мы пытаемся уловить специфическую идиому нацизма, что, несомненно, делает и Лаку-Лабар - исторически это послесмертие бога, когда обрушились трансцендентальные небеса, и все оказалось в одной плоскости.29 Телефон устанавливается как указатель направления для остальных проявлений технического, конституирует место для почти неуловимой политики обвинения, идеологического очищения (Хайдеггер, восхваляющий Ясперсу по телефону прекрасные руки фюрера), и истребления. Комитет по конференции в Ванзее 1942 года, где было принято "окончательное решение"30, зависел от телефона, положив начало политике телефонных распоряжений в целом. Аргументированное сопоставление Третьего Рейха и техники как таковой можно найти в книге Джеффри Херфа "Reactionary Modernism: Technology, Culture and Politics in Weimar and the Therd Reich", Cambridge,1984. Ряд деталей книги Херфа необходим для нашего обсуждения, выделим пока две из них: "Хотя техника вызывала восхищение у фашиствующих интеллектуалов по всей Европе, только в Германии она стала частью национальной идентификации" (10) "Немецкий антикатетализм был антисемитским, но не анти-техническим" (9). См. также Gert Theunissen, Der Mensch der Technik в "Der Deutsche Baumeister" N2 (Munich, 1942) и L.Lochner, Geebbels Tagebucher. Zurich, 1948 для получения ощущения "чистого присутствия" и упразднения истории, столь желанного для национал-социализма.В своем обзоре перевода Сюзен Лорм книги J.P.Stern. Hitler - Le Furer et le peuple. intr. by Pierr Aycoberry Paris 1985) Эрик Мишо постулирует влечение нацизма к дизъюнктивной непосредственности переживания и к императиву технического. Риторика фюрера, хотя и исполненная резких пр
отиворечий (взять его высказывания о "еврее в каждом из нас", его речи против речей, за чистое действие etc.) своим общим характером, тем не менее, направлена к "Fuhrer - unmittelbarer Entscheidung", к своеобразной непринужденной непосредственности. Непосредственность собирается в понятия магии и "магического видения", которые приписывал себе фюрер, прививал их к технике. Мишо дает примечание по поводу этой связки, высвобождающейся под магнетическим взглядом. Процитировав Германа Раушинга (H.Rausching. Hitler m'a dit. Paris, 1939) о проникающем магическом зрении фюрера, позволяющем ему превзойти Христианского Бога, он добавляет: "Несомненно, что техника содействует этой иллюзии божественного всемогущества и, особенно, божественного всеприсутствия фюрера: от автомобиля до аэроплана, от бесконечно воспроизводимых изображений до радиовещания, техника способна вызвать ощущение непосредственности, знакомое по магической практике, когда разрушаются чувственные барьеры пространства и времени." (1029). Мишо связывает непредставимое пространство чистого настоящего с очищающим огнем "непосредственного деяния". С такой позиции можно предположить, что в нацистском государстве даже искусство подчинялось технике - до такой степени, что всегда было только "инструментом": "Поэтому, в частности, не существует нацистского искусства. Есть только использование искусства, опосредование искусством и мыслью для побуждения к состоянию непосредственного деяния - так же как в лагерях смерти жертвы использовались для уничтожения". (Eric Michaud. Nazisme et representation. в: "Critique: Revue generale des publiation francaise et etrangeres.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18