Он наслаждался, словно поймал меня на
скверном поступке, которого заранее ожидал. Я возмутился:
- Кто дал вам право вторгаться в мою комнату? Я не посылал разрешения
на вход.
Усмешка слетела с его лица, как сдернутая маска. Теперь он глядел
холодно и хмуро. Тысячи раз я видел его таким.
- Обращаю ваше внимание на две ошибки, друг Мартын. - Голос звучал
бесстрастно и отстраняюще - тот "желтый" голос, каким он разговаривал с
подчиненными. Во всяком случае, со мной - всегда. - Первая: заместителю
директора института не требуется иного разрешения на вход в любую
лабораторию, кроме его личного шифра. Вторая: эта комната не ваша, а
бывшая ваша. Если вы того пожелаете, она снова станет вашей. Но вы такого
желания пока не высказывали.
Во мне все сильней закипал гнев.
- Даже положение заместителя директора не дает право высматривать
через мое плечо, что я пишу.
- Третья ошибка. Я не заглядывал вам за плечо. - Он показал на
дисплей настольного компьютера, на нем сияла исписанная мной страница. -
Советую в другой раз использовать старинные карандаши, а не современное
стило, переносящее каждую букву на экран. Укажу и на четвертую ошибку. На
дисплее изображена программа расследования катастрофы: именно то задание,
которое мы с Ларром вам предложили. Стало быть, нет вины в том, что я
случайно с ней познакомился.
Я взял себя в руки.
- Все логично. У вас есть замечания к программе?
- Пока стилистические. Лучезарный Огюст, зловещий Карл-Фридрих,
бегство Ширвинда, измена, изгнание... Не слишком ли много цветистой
старины даже для любителя старого стиля? Например, вот это: "ставить палки
в колеса"! Колесный транспорт можно увидеть только в музеях. К чему в век
ракет и антигравитаторов такие древние термины?
- Хочу доказать, что и в наш век антигравитаторов иные старинные
выражения точно отражают реальность.
Он сел, не дожидаясь приглашения.
- Ваше право. Как вы догадываетесь, я пришел не для того, чтобы
вычитывать с дисплея предварительную программу вашего расследования. Будет
день, вы сами доложите мне методику поиска.
- Результаты, а не методику, - поправил я. Сомов многого хотел. Наши
личные отношения, сколь ни важны они были для Кондрата и меня,
Карлу-Фридриху Сомову раскрывать я не собирался.
Он пожал плечами.
- Границы установите сами. Я не любитель старинных детективов, так
что с этой стороны можете оставаться спокойным.
- Итак, вы пришли сюда ради того, чтобы... - напомнил я.
- Совершенно верно: чтобы вручить вам эту папку с документами
лаборатории.
Он протянул толстый пакет, который держал в руках. Я сказал:
- Разве я не говорил вам с Ларром, что отчет комиссии, расследовавшей
катастрофу, и личные дневники Сабурова меня пока не интересуют? Я обращусь
к ним, когда стану сверять свое мнение с официальными выводами.
- Вот, вот! Пусть все эти документы будут у вас под рукой, когда
понадобятся. Кстати, здесь не только доклад комиссии и дневники Сабурова,
но и рабочие журналы лаборатории. Без них вы вряд ли восстановите в памяти
все детали экспериментов.
Я положил пакет на стол. Было что-то раздражающее в настойчивости, с
какой Сомов стремился заранее воздействовать чужими мнениями на мое не
сложившееся пока собственное мнение.
- Кажется, вас беспокоит, что мое заключение будет сильно отличаться
от того, какое вы хотели бы получить?
Он хладнокровно снес мой выпад.
- Почему вам так кажется?
- Ну знаете, Карл-Фридрих!.. Наши с вами отношения никогда не были
дружескими. Эдуард острил, что если всюду, где вы говорите "да", поставить
"нет", то будет сносно. Но до этого с вами трудно.
- Ширвинд хорошо острил, мне часто нравились его шутки. И отношения с
вашей блестящей четверкой могли быть лучшими, чем реально были. Но какую
это имеет связь с сегодняшней беседой?
- А ту, - резко сказал я, - что мы всегда были вам нежеланны в
институте. И особенно был неприятен я. Разве вы не жаловались на мою
бесцеремонную прямоту еще больше, чем на грубость Кондрата? И сомневаюсь,
что вам нравились остроты Эдуарда! Уверен, что из всех кандидатур в
расследовании трагедии с ротонами моя - самая для вас неприемлемая. Могу
представить себе, какой нажим оказал директор на вас, чтобы вы согласились
привлечь меня, а не другого.
- Вашу кандидатуру предложил я, а не Ларр, - холодно возразил он. - И
могу информировать, что он согласился только под моим нажимом.
Я бы жестоко соврал, если бы сказал, что ожидал такого признания. На
какую-то минуту я растерялся. Сомов пристально и спокойно глядел на меня.
- Все-таки, думаю...
Он прервал:
- Будет еще время разобраться во всех "почему" и "отчего". Сейчас вы
знаете, что я сам пожелал вашей кандидатуры, и это облегчит мою просьбу к
вам.
- Вы сказали - "просьбу"?
- Я сказал - "просьбу". Она такова. Со временем ваши выводы станут
известны всем. Но пока они не отлились в окончательную форму, не делитесь
своими соображениями ни с кем. Особенно с вашими друзьями Войцехович и
Ширвиндом. Они, вы сами понимаете, пристрастны.
Я снова сделал ошибку. В этот первый день расследования мне
предстояло непрерывно ступать на тропки, уводящие от истины.
- Я толкую ваши слова, Карл-Фридрих, что посвящать в свои
предварительные соображения я должен только Ларра и вас?
- Вы неправильно толкуете мои слова, друг Мартын. Только меня.
Академик Ларр относится к тем, кого нельзя знакомить с фактами, не
получившими завершенной оценки. И скажу откровенно: я настаивал на вашей
кандидатуре не только потому, что вы лучше всех знаете ротоновую
лабораторию, но еще и потому, что с вами надеялся легче, чем с другими,
достичь такой договоренности.
- Карл-Фридрих! Что кроется за вашими странными просьбами?
- Только одно. Огюст Ларр - выдающийся энтузиаст чистой науки. Но я
опасаюсь, что в вашем расследовании обнаружатся обстоятельства, весьма
далекие от специфических научных задач. Зачем подвергать испытанию
глубокую мысль и чуткую совесть нашего руководителя?
Нет, решительно в этот день мне суждено было нагромождать одно
заблуждение на другое!
- Это звучит так, словно вы опасаетесь раскрытия каких-то преступных
действий, задевающих вас лично!
- Преступных действий? И задевающих меня лично? Уж не подозреваете ли
вы, что какие-то мои административные решения вызвали взрыв в лаборатории?
- Во всяком случае, не буду поражен, если обнаружится что-либо
похожее. Вы столько мешали нам, столько...
- Ставил вам палки в колеса, так? - Он кивнул на дисплей, там еще
сияла моя программа. Я резким нажатием кнопки погасил экран. - Что ж,
исследуйте и это, друг Мартын.
- Не премину, - с вызовом отозвался я. Впервые он улыбнулся. В улыбке
было больше печали, чем сарказма. Что-что, а печаль мало соответствовала
его характеру.
- Вот видите, вы уже сами готовы признать, что в трагедии могут
появиться побочные к науке обстоятельства. Это меня устраивает. Для
полноты укажу вам еще одну тему из таких побочных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
скверном поступке, которого заранее ожидал. Я возмутился:
- Кто дал вам право вторгаться в мою комнату? Я не посылал разрешения
на вход.
Усмешка слетела с его лица, как сдернутая маска. Теперь он глядел
холодно и хмуро. Тысячи раз я видел его таким.
- Обращаю ваше внимание на две ошибки, друг Мартын. - Голос звучал
бесстрастно и отстраняюще - тот "желтый" голос, каким он разговаривал с
подчиненными. Во всяком случае, со мной - всегда. - Первая: заместителю
директора института не требуется иного разрешения на вход в любую
лабораторию, кроме его личного шифра. Вторая: эта комната не ваша, а
бывшая ваша. Если вы того пожелаете, она снова станет вашей. Но вы такого
желания пока не высказывали.
Во мне все сильней закипал гнев.
- Даже положение заместителя директора не дает право высматривать
через мое плечо, что я пишу.
- Третья ошибка. Я не заглядывал вам за плечо. - Он показал на
дисплей настольного компьютера, на нем сияла исписанная мной страница. -
Советую в другой раз использовать старинные карандаши, а не современное
стило, переносящее каждую букву на экран. Укажу и на четвертую ошибку. На
дисплее изображена программа расследования катастрофы: именно то задание,
которое мы с Ларром вам предложили. Стало быть, нет вины в том, что я
случайно с ней познакомился.
Я взял себя в руки.
- Все логично. У вас есть замечания к программе?
- Пока стилистические. Лучезарный Огюст, зловещий Карл-Фридрих,
бегство Ширвинда, измена, изгнание... Не слишком ли много цветистой
старины даже для любителя старого стиля? Например, вот это: "ставить палки
в колеса"! Колесный транспорт можно увидеть только в музеях. К чему в век
ракет и антигравитаторов такие древние термины?
- Хочу доказать, что и в наш век антигравитаторов иные старинные
выражения точно отражают реальность.
Он сел, не дожидаясь приглашения.
- Ваше право. Как вы догадываетесь, я пришел не для того, чтобы
вычитывать с дисплея предварительную программу вашего расследования. Будет
день, вы сами доложите мне методику поиска.
- Результаты, а не методику, - поправил я. Сомов многого хотел. Наши
личные отношения, сколь ни важны они были для Кондрата и меня,
Карлу-Фридриху Сомову раскрывать я не собирался.
Он пожал плечами.
- Границы установите сами. Я не любитель старинных детективов, так
что с этой стороны можете оставаться спокойным.
- Итак, вы пришли сюда ради того, чтобы... - напомнил я.
- Совершенно верно: чтобы вручить вам эту папку с документами
лаборатории.
Он протянул толстый пакет, который держал в руках. Я сказал:
- Разве я не говорил вам с Ларром, что отчет комиссии, расследовавшей
катастрофу, и личные дневники Сабурова меня пока не интересуют? Я обращусь
к ним, когда стану сверять свое мнение с официальными выводами.
- Вот, вот! Пусть все эти документы будут у вас под рукой, когда
понадобятся. Кстати, здесь не только доклад комиссии и дневники Сабурова,
но и рабочие журналы лаборатории. Без них вы вряд ли восстановите в памяти
все детали экспериментов.
Я положил пакет на стол. Было что-то раздражающее в настойчивости, с
какой Сомов стремился заранее воздействовать чужими мнениями на мое не
сложившееся пока собственное мнение.
- Кажется, вас беспокоит, что мое заключение будет сильно отличаться
от того, какое вы хотели бы получить?
Он хладнокровно снес мой выпад.
- Почему вам так кажется?
- Ну знаете, Карл-Фридрих!.. Наши с вами отношения никогда не были
дружескими. Эдуард острил, что если всюду, где вы говорите "да", поставить
"нет", то будет сносно. Но до этого с вами трудно.
- Ширвинд хорошо острил, мне часто нравились его шутки. И отношения с
вашей блестящей четверкой могли быть лучшими, чем реально были. Но какую
это имеет связь с сегодняшней беседой?
- А ту, - резко сказал я, - что мы всегда были вам нежеланны в
институте. И особенно был неприятен я. Разве вы не жаловались на мою
бесцеремонную прямоту еще больше, чем на грубость Кондрата? И сомневаюсь,
что вам нравились остроты Эдуарда! Уверен, что из всех кандидатур в
расследовании трагедии с ротонами моя - самая для вас неприемлемая. Могу
представить себе, какой нажим оказал директор на вас, чтобы вы согласились
привлечь меня, а не другого.
- Вашу кандидатуру предложил я, а не Ларр, - холодно возразил он. - И
могу информировать, что он согласился только под моим нажимом.
Я бы жестоко соврал, если бы сказал, что ожидал такого признания. На
какую-то минуту я растерялся. Сомов пристально и спокойно глядел на меня.
- Все-таки, думаю...
Он прервал:
- Будет еще время разобраться во всех "почему" и "отчего". Сейчас вы
знаете, что я сам пожелал вашей кандидатуры, и это облегчит мою просьбу к
вам.
- Вы сказали - "просьбу"?
- Я сказал - "просьбу". Она такова. Со временем ваши выводы станут
известны всем. Но пока они не отлились в окончательную форму, не делитесь
своими соображениями ни с кем. Особенно с вашими друзьями Войцехович и
Ширвиндом. Они, вы сами понимаете, пристрастны.
Я снова сделал ошибку. В этот первый день расследования мне
предстояло непрерывно ступать на тропки, уводящие от истины.
- Я толкую ваши слова, Карл-Фридрих, что посвящать в свои
предварительные соображения я должен только Ларра и вас?
- Вы неправильно толкуете мои слова, друг Мартын. Только меня.
Академик Ларр относится к тем, кого нельзя знакомить с фактами, не
получившими завершенной оценки. И скажу откровенно: я настаивал на вашей
кандидатуре не только потому, что вы лучше всех знаете ротоновую
лабораторию, но еще и потому, что с вами надеялся легче, чем с другими,
достичь такой договоренности.
- Карл-Фридрих! Что кроется за вашими странными просьбами?
- Только одно. Огюст Ларр - выдающийся энтузиаст чистой науки. Но я
опасаюсь, что в вашем расследовании обнаружатся обстоятельства, весьма
далекие от специфических научных задач. Зачем подвергать испытанию
глубокую мысль и чуткую совесть нашего руководителя?
Нет, решительно в этот день мне суждено было нагромождать одно
заблуждение на другое!
- Это звучит так, словно вы опасаетесь раскрытия каких-то преступных
действий, задевающих вас лично!
- Преступных действий? И задевающих меня лично? Уж не подозреваете ли
вы, что какие-то мои административные решения вызвали взрыв в лаборатории?
- Во всяком случае, не буду поражен, если обнаружится что-либо
похожее. Вы столько мешали нам, столько...
- Ставил вам палки в колеса, так? - Он кивнул на дисплей, там еще
сияла моя программа. Я резким нажатием кнопки погасил экран. - Что ж,
исследуйте и это, друг Мартын.
- Не премину, - с вызовом отозвался я. Впервые он улыбнулся. В улыбке
было больше печали, чем сарказма. Что-что, а печаль мало соответствовала
его характеру.
- Вот видите, вы уже сами готовы признать, что в трагедии могут
появиться побочные к науке обстоятельства. Это меня устраивает. Для
полноты укажу вам еще одну тему из таких побочных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38