Нельзя сказать, что молодой человек
дошел до состояния полного безразличия, нет, он остро подмечал каждый
брезгливый взгляд, брошенный в его сторону, каждое пренебрежительное слово
о нем, он скорбел о каждом волосе, безвинно павшем с его головы. Ему даже
казалось, что он не поселился в этой квартире со всеми удобствами и
неудобствами, а завелся в ней от грязи и сырости, как это бывает с
мокрицами и другими домашними животными.
Вот пришла очередная осень, а значит, стихия стала вести себя еще
более агрессивно. Струйки дождя, вытекая из свинцового неба, с успехом
преодолевали все препятствия и проникали в жилище Летягина в смягченном
виде капели. Если Летягин не успевал ловить капли в батареи тазов и банок
или непосредственно на голову (под звон, в котором иногда прослушивались
мелодии и ритмы зарубежной эстрады), то наступала финальная часть драмы.
Вода, застенчиво хлюпая, собиралась в лужицы и начинала фильтроваться в
квартиру ниже этажом.
Летягин, стараясь предупредить худшее, писал пространные заявления в
ЖЭУ, более напоминающие обращения в ООН. Однако, ушлое учреждение нутром
чуяло, что действовать надо по старому гипнотическому принципу "разделяй и
живи не тужи". Тамошние умельцы изготовили чучело вредителя и спекулянта с
этикеткой "Летягин", которое было убедительно представлено нижним соседям
- семье Дубиловых. Эта многоголовая кобра с готовностью откликнулась и
поднялась из горшка своей квартиры с самыми истовыми чувствами ненависти.
Уже ушел за свою тучу Потыкин, местный Карнеги, что мог игрой на
словесной дудочке унять озверение народа и даже доказать: "братство и
сестринство всех людей не есть тепличное растение". Были только угрюмый
Летягин, который предпочитал в одиночестве мечтать о выигрыше по
лотерейному билету, и семья Дубиловых, в свою очередь собиравшаяся узнать
вражину с верхнего этажа поплотнее. Очередная трагедия индивидуалиста не
заставила себя долго ждать.
Дубиловы, воспользовавшись его беспечностью, вдруг возникли в
квартире. Их было трое. Мамаша и два сына, недавно совершившие ритуал
совместного пожирания аленького цветочка из лепестков-бифштексов. Короткие
ножки-столбики, мощные загривки, попы "на коленках", сдвинутые вперед
челюсти и, в противовес, утопленные глаза типа "букашки" не предвещали
ничего светлого.
"Поговорим, как мужчина с мужчиной", - сделала странное предложение
Дубилова. Кстати, она еще обладала выдающимся бюстом, которым с ходу
атаковала Летягина, после чего тот стал видеть встречу хозяина и гостей
как бы "со стороны". Встречу комментировала та же гражданка Дубилова:
- Ой, убили маменьку, - когда Летягин случайно увернулся и вся
энергия движущегося женского тела ушла в стену, образовав вмятину.
- Умел бедокурить, умей и ответ держать, - когда Летягин был
обездвижен юными штангистами, наступившими ему на ноги.
- Чего их жалеть, басурманов, - когда юные хоккеисты плющили
Летягина, заложив его между шкапом и собой.
- Будет ему наука, - прозвучало мнение о роли науки в обществе, когда
расплющенный Летягин уже стелился по полу, пытаясь глотнуть воздуха.
- Они у меня такие. Маманю в обиду не дадут, - женщина засочилась
материнской гордостью, - каждый день им по две авоськи с рынка тащу -
белки для силы, а фосфор для мозгу.
- Да, да, способные ребята, - поддакивал Летягин снизу, обрадованный
тем, что пытки, кажется, прекратились. Обладатели откормленного мозга
смущенно переминались в дверном проеме.
- Давай перевоспитывайся, Летягин. К доктору психическому сходи.
Может, тебе жрать больше надо, чтобы паскудой не быть: колбасы, цыпляток,
- почти умиротворенно подытожила соседка, подчеркнув необходимость
здоровой основы для их будущей дружбы. Но этой дружбе не суждено было
состояться, так как Летягин не смог, а по версии Дубиловых - не захотел
исправиться. Обстоятельства носили, как говорят на флоте, характер
непреодолимой силы. А соседи воплощали собой тот самый принцип "ни шагу на
месте", который гнал кочевые орды из Азии в Европу. Естественно, что рейды
возмездия, они же разбойничьи нападения, повторялись и носили все более
разрушительный характер.
И вот Дубиловы, мстя за польский гарнитур, размоченный Летягинской
водой, топчут с подчеркнутым сладострастием портрет первой любви,
одноклассницы Любови (сам рисовал: хорошо получилось, хоть она еще юной
маляршей выскочила замуж за сиамских близнецов, то есть двух сросшихся
граждан дружественного Таиланда).
Потерпевший, с сердцем, изрядно облитым кровью, преждевременно
решает, что терять ему больше нечего. К тому же домашняя живность берет
окончательный "реванш колыбелями", а "Докер", связанный с ним незримыми
узами (Потыкин говаривал: "Только "Докер", не будь предателем"), вылетает
в низшую лигу. Не чувствуя в себе моральных сил для сопротивления, имея
внутренний мир, в котором не укроется и мышонок, Летягин приходит в
отделение милиции и жалуется там в письменной форме.
Но видно, Летягинская звезда забрела в созвездие Скорпиона.
Милиционер Батищев, к которому попало заявление, оказался близким другом
субъективно привлекательной гражданки Дубиловой и возможным автором одного
из сынов. Он сосредоточенно подумал, где мог слышать фамилию "Летягин" и
вспомнил свой визит к покойнику Потыкину. До убытия в пока не
контролируемую область того света Потыкин страдал изъянами общественного
поведения (совался, мешал, буянил), и сотоварищи у него должны быть, по
идее, в ту же масть. "Я никогда ничего не забываю", - удовлетворенно
отметил Батищев. Он-то и посоветовал Дубиловым нанести по Летягину
превентивный удар - подать гражданский иск. Колеблющаяся (в прямом и
переносном смысле) дама сходила в ЖЭУ, и там окончательно развеяли все ее
сомнения, горячо поддержав наступательную линию. Ведь обстановка-то - всем
известно, какая сейчас обстановка. Подавать в суд - и точка. Дубиловы плюс
простой трудовой народ против так называемого программиста Летягина.
"Понаехали тут всякие бизнесмены... Ишшо потягаемся, супостат", - при
встрече сказал свое "иду на ты" этот осколок матриархата. Потом в руку
Летягина легла повестка в суд - врученная неким неразличимым на фоне стены
курьером, обладающим громовым стуком известного из поэзии командора. Этот
стук активизировал в Летягине сначала воспоминания из школьного учебника:
"Брось ее, все кончено. Дрожишь ты...". А потом и генную память: заседание
трехглавого энкавэдэшного змея с прицелами вместо глаз под хоровое пение
публики: "Собаке - собачья смерть".
Летягин не раз проснулся ночью в холодном поту, почувствовав затылком
кирпичную стену цвета запекшейся крови. Не отринул он это горе для ума, не
прочистил свою бредовую голову морковными котлетками и утренним бегом, а
наоборот, дал ей волю. Перед мысленным взором проходила длинная вереница
свидетелей обвинения. Товарищи-контрабандисты из прежней морской жизни:
специалисты по надеванию дюжины часов на одну руку, полста цепочек на одну
шею, трех джинсов на одну задницу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20