Летягин, как моряк, умел пристально
вглядываться вдаль, и, сейчас, он не мог не заметить, что линия горизонта
очень тесная, доступна для обозрения лишь небольшая часть звездного неба.
А потом заметил: имеется и второй горизонт - далеко внизу. Там поверхность
уходила во тьму, вернее в матово-черную бездну. А когда Летягин заметил,
что у этой самой поверхности имеется сильный наклон, наблюдаемая картина
стала напоминать воронку. После чего оставалось проследить, что большая
часть бедолаг-овоидов катится не куда-нибудь, а в преисподнюю - давящую
чернотой горловину воронки.
Не только невротику Летягину, любому на его месте стало бы неуютно.
Он, стараясь дышать глубже, опустился на четвереньки и встретился со своим
отражением - под ним как раз оказалось его старое доброе зеркало. Оттуда
пялилась отвратная даже на самый либеральный взгляд тварь. Плоское тело на
четырех изогнутых лапах, вместо шеи бугор, сплющенная голова и "морда
лица" с зубастой смертельной улыбкой. От отвращения Летягин упал на живот
и отражение представило существо безглазое, безмордое, с телом, как
отрубленный язык, с каким-то отверстием впереди и отверстием сзади.
"Нравится? - поинтересовался кто-то. - С такими внешними данными грех
жаловаться... А вот твои товарищи работают."
Действительно, повсюду оживленно сновали, сокращаясь и растягиваясь,
безмордые твари, не то личинки, не то пиявки. Улучив момент, они прилипали
своими отверстиями к овоидам и, понежившись тесным общением, пускали их
катиться дальше по прежней траектории, но уже в изрядно отощавшем виде.
Летягин поискал того, кто еще мог отразиться в зеркале, и понял, кроме
него, больше некому. Новый облик настолько противоречил с сидевшими где-то
глубоко в нем представлениями об образе и подобии, что вызвал страшный
приступ дурноты. Летягина рвануло изнутри, выворачивая наизнанку...

3
Он очнулся, когда бледный солнечный луч осторожно коснулся его век.
Летягин открыл глаза и увидел грязные половицы. "Вроде только вчера мыл
пол. Уборщица я, что ли?" Он сел. Машинально обернулся к зеркалу. Ничего
там не нашел, кроме опухшей скверной физиономии, которая пригодилась бы
разве что художнику-абстракционисту. И срисовывать не надо, достаточно
сделать отпечаток. А за рамкой картины остались бы зуд по коже, ломота в
костях и гудение в голове в унисон сливному бачку. "Всю ночь пролежал на
полу. Вчера, наверное, не меньше двух фугасов принял. Хорошо хоть не
обмочился, а то бы еще простуду подхватил и оскорбил свое человеческое
достоинство". Все-таки самого худшего он избежал, и поэтому было немного
приятно.
От вчерашнего разговора остались самые смутные воспоминания: шикарный
ворс ковра, какой-то пес и почему-то Геродот. Летягин подумал, что ему
известно о Геродоте. Клятва Геродота? Нет, вроде не то. Отец географии -
точно. Отец, это хорошо, но писал о каких-то людях с песьими головами или
даже безголовых. Или не он? Вдруг дошла напряженка момента. До всякой чуши
ли ему сейчас? Аттестация на носу, техпроект заваливается. И еще народный
суд, чья-то короткопалая рука уже достает из ящика массивного стола папку
с надписью "Летягин".
Летягин поежился. Вдобавок стало очень тоскливо в желудке. Молодой
человек поднялся тяжело, как пень, поддетый зубом экскаватора, и вступил
грозным шагом на кухню, где хранились товары первой необходимости, не
нуждавшиеся ни в какой кулинарной обработке. Обычно он заглатывал их
механически, до чувства легкой дурноты.
Летягин оторвал кусок от постылой колбасы и попытался съесть его. Раз
- и ничего. Раз-два-три. И не получилось. Все потуги были напрасными.
Кусок не лез в горло. А голод становился при этом не меньше, а больше.
Хотелось чего-то такого, чего не было вокруг. Летягин в изнеможении
привалился к стене. Он решил, что случился шизовый заскок. Не мог он, еще
вчера в общем-то нормальный человек, уписывающий колбасу за обе щеки,
превратиться за одну ночь в проклятого патриотической печатью
кришнаита-вегетарианца или подозрительного йога-сыроядца. Нет, он доложен
быть в порядке. Организм сам себя обманывает, ведь обманывают же себя
глаза, нос и уши. Сейчас надо выйти на улицу, где кислород, озон, где все
пройдет.
На улице действительно немного полегчало. Летягин шел и ровно ничем
не отличался от остальных людей. Вначале. Потом, правда, остановился и на
собственное удивление прилип к витрине мясного отдела магазина, на
которой, естественно, вместо мяса висели соответствующие картинки.
Очертания и названия кусков мало соответствовали направлению критического
реализма, и уж тем более цвет, фальшиво бодренький, красный-красный. Но
именно он и привлек внимание Летягина, вернее, какой-то его части. Та
самая часть пришла в восторг и разговелась грезами, отнюдь не
свойственными Летягину в целом. Мыслеобразы стали обволакивать его,
образуя панорамный кинозал на одну персону.
Георгий увидел заколотого тельца, похожего на серую кляксу, сияющую
на этом фоне рану, из которой сочился дымный алый ручеек. Из глубины
булькающей, как наваристый борщ, мглы вылетали и лопались пузыри, открывая
грубые ноздри, ощеренные пасти, низкие морщинистые лбы и срезанные
дегенеративные подбородки. Рожи изо всех своих подлых сил лезли к тельцу.
Бодая друг друга, скуля от нетерпения, припадали к ране и ручейку, жадно
хлебали - и утончались, светлели. Вырисовывались изящно очерченные носы и
подбородки, гладкие лица, узкие злые губы. Летягин почувствовал, что некой
частью и он находился там, в видении, и ему тоже надо. Это было подобно
включению штепселя в розетку. Он на одно мгновение поддался порыву, всего
на одно мгновение, и...
Раздался звон, плеснуло мыслями по сотрясенной голове. Летягин прянул
назад и ощутил спиной обращенные на него взгляды прохожих.
- Откуда только такие приезжают. И все им мяса, мяса. Утробы
ненасытные...
- Эн нет. Этот местного разлива. Физиономия на обезьянью задницу
похожа. Из табуретки, наверное, гонит, Самоделкин хренов...
- Гражданин, вам плохо? Ему плохо!
- Ему очень хорошо... Только спать пора...
- Товарищ, ваши документы.
На этот раз пришлось обернуться. Сержант, скептически оглядев
наружность Летягина, смешком встретил протянутый в открытом виде служебный
пропуск.
- Фокусничаешь, - сказал правоохранитель краем рта и положил пропуск
себе в карман, - пойдем-ка в отделение, - и положил гирю ладони на плечо
Летягина.

"Почему именно я?" - спрашивал себя Летягин, маясь на жесткой скамье
в ожидании "обслуживания". Как и большинство хороших вопросов, этот не
имел грамотного ответа.
Размышления были прерваны сержантом, который ввел Летягина в закуток,
где сидел участковый - лейтенант Батищев, и представил как
бездокументного, пьяного гражданина, желающего разбить витрину.
- Фамилия, - лейтенант бросил взгляд птицы, питающейся падалью.
- Летягин Георгий Тимофеевич, 29 полных лет, русский, - бойко
затараторил задержанный, пытаясь произвести благоприятное впечатление, -
образование среднее специальное, родился в поселке Горловка
Лебяжинского.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20