- И все самое светлое, что в нем есть, - у нас в
пузе". Но Летягин почувствовал неладное. Отделившись от Красноглаза, он
увидел подростка, прилипшего к оконному стеклу, завороженно следящего за
происходящим.
"Да пэтэушник ничего не поймет, - заверил Резон, перехватывая
Летягинский взгляд, - он в предыдущем измерении остался".
"Тут в любом измерении нечего понимать. Детишки по части гадостей
очень переимчивые. Все эти выхлебывания и выжимания прямо отштампуются в
подкорке - где хранится список того, что можно с другим человеком делать,
а что нельзя", - пытался объяснить свою особую позицию Летягин.
"О нас, то есть о себе, ты подумал?! - взвился Красноглаз. - С таким
дешевым пижонством тебя уже завтра в воронку затянет. А с гибелью твоих
гнилых мозгов и мы с Резоном, так сказать, безвременно опочием. Сейчас бы
на свою харю посмотрел - плюнуть и то противно, а еще рассуждает..."
"Какое ханжество! Упражнение в псевдоморали на краю пропасти. Не
завтра, но через неделю наступит полное истощение. Действительно, Летягин,
на людях вам уже сейчас появляться нельзя, никакой эстетики не осталось",
- горя благородным негодованием, заявил Резон.
"Дети плакать будут, а взрослые рвать фонтаном", - уточнил
Красноглаз.
"Молчать!" - Летягин пнул гнусавого, который уже начал принимать
обычный свой вид, и двинулся наугад. Все шансы упали и это было ясно.
Пиджак выглядел подобно плавникам большой гордой рыбы, брюки напоминали
несобравшуюся по причине скрытых дефектов скатерть-самобранку, а в желудке
по-прежнему царила холодная пустота. Хотелось плакать. Но Летягин заставил
себя разозлиться и почувствовал, как мужские желваки заиграли на его лице.
Он произнес первую решительную побудную речь Летягина.
- Могу я пить и выжимать кровь не хуже вашего. Особенно в нынешней
тревожной ситуации. Только надо знать у кого. Не хочу быть страдальцем за
человечество, не хочу оборонять пустыню. Быть неизвестным плохим - куда ни
шло, но неизвестным хорошим - глупо. Почему я должен мучиться? Я,
проникающий в другое измерение, где от человека остается лишь дымящаяся в
воздухе кровь...
- Господин товарищ хозяин, - уважительно сказал Резон, - вернемся в
родное жилище.
- Темнота - друг, - добавил Красноглаз. - Отомстим Дубиловой, она как
раз должна возвращаться с рынка.
- И пойду, - тряхнул нечесаной головой Летягин, - у меня ведь теперь
гипноз есть, что мне стоит Дубилову завертеть.
- Берите глубже, Георгий, не гипноз, а ЗОВ. Вы моментально
пробуждаете в объекте воздействия симпатию, жалость или доверие. Если уж
объект совсем деревянный, то хотя бы насылаете дремоту, - вежливо объяснил
Резон.
- А как твоя рожа неумытая пришлась по вкусу милашке из прокуратуры,
- подбодрил Красноглаз. - Я ж заметил, она за тобой три этажа скакала,
пока каблучок не сломался. Все помочь хотела. Я едва не прослезился -
люблю красивые сценки. Хотя, конечно, давно знаю им цену.
Летягин тонко рассчитал место своей засады. Так, чтобы из дома не
было заметно, но и чтобы Дубилова не просвистела мимо, как "фанера над
Парижем".
Едва Летягин закончил свои расчеты, появилась она - крепко ступая по
земле и еще более крепко сжимая две авоськи с законной добычей.
- Позвольте я вам сумочку поднесу, - со склоненной набок головенкой и
услужливой улыбочкой возник перед ней Летягин. Он слегка облизывался и
сглатывал слюну.
Дубилова недоверчиво засопела и отодвинула молодого человека в
сторону.
- Еще чего. Не твое и не трожь. Больно охочий до чужого.
- За столом никто у нас не лишний, - напомнил Летягин и проявил
вежливую настойчивость, подхватывая одну из авосек. В этот же момент он
получил страшный нокаутирующий удар второй авоськой и стал оседать в
дорожную грязь.
- Будешь еще липнуть - и не так ударю. А потом Батищеву скажу - он
тебя посадит за приставания, - сурово сказала женщина-мать. Но тут через
всю улицу с радостным лаем к ним бросилась давно известная дворняга. Пес
стал озорно приплясывать перед мгновенно растаявшей Дубиловой.
- Твой песик? - сквозь смех спросила ответно приплясывающая Дубилова.
- Мой, мой, - соскребая рыбью чешую со щеки, пробормотал Летягин.
- А можно ему мясца дать?
- Нужно, - еще не приходя в сознание машинально сказал Летягин.
Дворняга принялась оживленно слизывать кровь с огузка, и Летягин
нечаянно приметил в этом странном способе еды, да и в выражении собачьих
глаз что-то несобачье. Пес словно намекал, подначивал, как бы говорил:
делай с Дубиловой то, что я делаю с огузком.
И Летягин почувствовал волну, она уже начала покачивать его, размывая
очертания предметов.
- Преображайтесь, товарищ хозяин, - шепнул Резон, - самое время.
Женщина готова.
Но Летягин медлил, даже сжал голову руками, будто пытаясь не пустить
волну.
- Вот уж бездарь, вот уж двоечник, - стал ругаться Красноглаз, - а
еще распетушился: я такой, я эдакий. Яйцо обыкновенное, вот ты кто. И все
пиявки из тебя тянуть будут, пока одна пленочка не останется.
- Это же враг, она вам на горло наступила. К тому же питаться надо, -
жестко предупредил Резон, - надо питаться всем, от Эйнштейна до козла, для
выполнения своих сугубо индивидуальных задач.
- Не могу, - выдавил Летягин, - если бы она сейчас кричала или
злилась, а то ведь радуется. И она несчастная по-своему, темная...
Дубилова со счастливой улыбкой села прямо на тротуар. Дворняга,
осуждающе гавкнув на Летягина, подскочила к осевшей в трансе женщине. У
той заходило по шее вздутие, которое вдруг лопнуло, и из раны потекла
прямо по воздуху жидкость, бурая в скудном фонарном свете. Пес подставил
открытую пасть и, помогая себе языком, стал ловить кровь. А потом вдруг
все кончилось, струя втянулась, исчезла, и шея закрылась, стала целее и
глаже прежнего. Никаких рубцов и швов. Пес мотнул мордой в сторону
Дубиловой, с лица которой не сходило выражение блаженного идиотизма,
посмотрел на Летягина и еще раз показал на Дубилову, как бы приглашая
последовать примеру. Но Георгий только вздрогнул, будто его укусил
здоровенный шмель, и быстро отвалил. Летягин ничего не мог поделать с
собой, он не слушался голосов, а в голове звенела колоколом только одна
фраза: "Дубилова сейчас счастлива".
- Вернись, болван. Тебе плохо будет. Ты же на волне! - заорал
несдержанный Красноглаз.
Летягин не вернулся, хотя с каждой секундой ему становилось все
тяжелее. Местность превратилась в воронку, он не мог уже держаться на
ногах и упал, проехался на животе, обдирая сведенные судорогой ладони,
разевая клыкастую уже пасть и обрастая шерстью. Напрягшись, он добрался до
собранной дворниками кучи листьев и застыл там, тихо скуля от пробегающей
по телу зыби. Ненадолго впал в забытье. Потом в него просыпался, как
песок, скрип башмаков на дороге.
"Врача, скорую", - на самом деле ему только показалось, что он это
сказал.
- Федя, ну-ка посмотри, кто там в куче сопит.
Луч фонаря ударил в глаза, походя высветив фигуру милиционера.
- Зверь какой-то, дышит шумно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20