На банкете, по-восточному пышном, с нескончаемыми тостами в мою честь, я скучал и вспоминал звериные ласки девочки Милицы. По-восточному журчал посреди зала фонтан, шпалерами стояли лакеи, к ночи зал наполнился красивыми женщинами и знаменитостями: мне показали двух министров, директора гостелевидения, знаменитого бандита. Около полуночи ко мне подошел высоченный, пузатый хозяин ресторана в ярко-желтом пиджаке и, наклонясь над моим ухом, сообщил, что меня хочет видеть Аркан. "Аркан здесь?" — я оглядел зал. "Следуйте за мной, пожалуйста, — прошептал толстяк, — я провожу вас". На спецлифте он отвез меня на самый верхний этаж, где, миновав несколько дверей, охраняемых вооруженными людьми, я оказался прямо у длинного обеденного стола. Во главе его, уставленного едой и бокалами, сидел в военной форме мой друг депутат, генерал, мафиози и отчаянно храбрый солдат Желко Разнатович, по кличке Аркан (Лев), и десяток его гостей. Мы обнялись. Я пожаловался на то, что никак не могу уехать в Книн. Аркан обещал помочь и в ту же ночь сдержал слово.
В четыре часа утра в дверь моего номера постучали. В дверях стоял вооруженный до зубов сержант-парашютист в малиновом берете. Я мгновенно собрался, бросил в сумку все бутылочки алкоголя, которые нашел в мини-баре, спустился вниз и последовал за парашютистом. В февральской ночи мы нашли автобус, полный солдат, и двинулись в долгий и опасный путь через все Балканы, по обстреливаемому противником коридору мимо Брчко, через Банью Луку, через всю Герцеговину к Адриатике. И я добрался в Республику Сербская Книнская Крайина живой и получил на руки «Калашников» югославского производства и поселился в крошечной комнате-клетке в австро-венгерской постройки старой казарме. Свое пятидесятилетие я отпраздновал своеобразно. Стрелял из нашей русской 122-миллиметровой гаубицы, модель 1938 года, и накрыл здание почты, где помещался хорватский штаб. В селе Кашич. Искаженное СМИ нескольких стран сообщение об этом эпизоде превратилось в московских газетах в захват здания почты и отправку телеграммы в Москву. Я два раза ходил в атаку, но не был даже легко ранен. По ночам мне снилась не жена Наташа в Париже, а запах белградской девочки-зверя.
Я попал в Белград в самом начале мая и позвонил Милице из номера в «Мажестик». Она прибежала. И опять пахло хвоей, и девочка-жаркий зверь горела, рыдала, металась по постели и нежно говорила по-французски. И я опять провожал ее по ночному Белграду, пистолет фабрики "Червона Звезда" в кармане. Я посетил ее семью, сидел в большой гостиной и вел светскую беседу с ее мамой и подругой мамы по-английски и с живым дедом — по-русски. И она приходила ко мне в «Мажестик» все оставшиеся до отъезда дни. И, избегая журналистов, депутатов и политиков, я пребывал в постели с белградской девочкой. Потом я улетел через Будапешт в Париж. А оттуда в Москву.
Ранний национал-большевизм
22 ноября 1992 года на даче Алексея Митрофанова на Николиной Горе (нынешнего главы комитета Госдумы по геополитике) в биллиардной собрались диссиденты ЛДПР, группа «Норд» (хулиганистые ребята с окраин) и диссиденты некоторых других оппозиционных движений, всего около 30 человек, и провели учредительный съезд Национал-Радикальной партии. Председателем партии был избран я. В политсовет были избраны: Архипов, Митрофанов, Жариков, Курский, т. е. аж пять «министров» первого теневого кабинета Жириновского. Национал-Радикальная партия была зарегистрирована Минюстом 17 декабря 1992 года. Впоследствии Митрофанов тихо, на цыпочках вернулся к «папе» (так молодежное крыло ЛДПР называло Жириновского). Поплакался ли он в жилетку и покаялся или сумел сделать вид, что ничего не произошло, я не знаю. Уже в январе партия, слава Богу, раскололась. Я не смог работать с Жариковым/Архиповым. Разъяренный, я улетел через Париж в Будапешт, а оттуда добрался в Белград, из Белграда в Книнскую Крайину, где провоевал конец зимы и всю весну. К 1-му мая вернулся в Россию.
Оказалось, что меня ждут бесхозные национал-радикалы, от которых осталась практически только группа «Норд» во главе с Женей Бирюковым. У художника Геннадия Животова (ныне художник газеты "Завтра") я снял за небольшие деньги подвальную его мастерскую на Садово-Кудринской, ребята помыли и почистили подвал, посадили дежурного, белокурого мальчика с длинным ногтем, который тренировался в подбрасывании этим ногтем карты, и началась партийная жизнь. Продлилась она до конца июня, когда мы вынуждены были, после вооруженного рейда милиции и ФСБ, освободить помещение под давлением милиции.
Уже 1 мая 1993 г., поняв, что мы слишком малочисленны, чтобы победить, Дугин и я решили создать союз левых и правых радикалов — Национал-Большевистский Фронт. К лету нам удалось присоединить к Фронту даже РКСМ Малярова, хотя и на короткое время. «Фашистов» представляли мы и ФНРД (Широпаев и Лазаренко).
Вот несколько статей 93 года. Из них легко понятно, какую позицию я занимал.
* * *
ИЗВРАЩЕНИЯ НАЦИОНАЛИЗМА
Стоя на трибуне (на крыше грузовика), замерзший, ожидая своей очереди к микрофону, я услышал, помню, свистящий злой шепот Анпилова, обращенный к парню с повязкой: "Уберите этого больного, немедленно. Его снимают, завтра он будет во всех газетах…" Дальше Анпилов выругался, и правильно сделал, ибо такой себе лопух-мужичонка в треухе держал за ручку один конец лозунга (другой бациллоноситель был невидим мне в толпе). На белом полотне синими буквами похабно зиял лозунг "Жидов в Израиль! Спасем Россию!" Парень спрыгнул с грузовика и, заслоняя больного деда, оттиснул его вместе со вторым бациллоносителем к грузовику. Закачавшись, легло на головы людей и исчезло смятое, стыдное полотнище. Однако его уже успели снять и японское, и российское, и черт знает какие еще телевидения, людей со штативами кинокамер и без штативов, и с фотоаппаратами вокруг было довольно. Завтра газеты обвинят митинг в антисемитизме. Хотя такой вот дедушка (то ли подосланный провокатор, то ли «честный» антисемит, французы называют стихийный антисемитизм «популярным», в отличие от антисемитизма интеллектуального) приносит вред именно патриотам, и патриоты, сознавая это, стараются глядеть в оба и таких типов отгонять хотя бы от трибун. Но кто может помешать подобным «больным» или провокаторам прийти и развернуть полотнище перед телекамерой?
Это присказка была, сказка же вот какова. Извращения западных демократий известны: безжалостное уничтожение сотен тысяч иракцев, установка "нового мирового порядка", превращение ООН в солдатско-садистский орден — орудие расчленения непокорных "мировому порядку" инакомыслящих стран на части. (Югославия тому пример). Извращения демократии в России: жестокая "шоковая терапия", от которой население корчится в агонии; тоталитарные, недемократические методы, которыми страну насильственно изменяют, не спрашивая массы, согласны ли они на изменения. «Правые» извращения тоже существуют. И мне привелось спуститься в правое подполье.
Пытаясь создать националистическую партию на четких и ясных принципах: Национальное государство/Естественные границы/Иерархия (я изложил их все в "Манифесте российского национализма", напечатанном в "Сов. России" еще летом 1993 г., так что нет нужды повторяться), я вовсе не ожидал притока людей, понимающих «национализм» извращенно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
В четыре часа утра в дверь моего номера постучали. В дверях стоял вооруженный до зубов сержант-парашютист в малиновом берете. Я мгновенно собрался, бросил в сумку все бутылочки алкоголя, которые нашел в мини-баре, спустился вниз и последовал за парашютистом. В февральской ночи мы нашли автобус, полный солдат, и двинулись в долгий и опасный путь через все Балканы, по обстреливаемому противником коридору мимо Брчко, через Банью Луку, через всю Герцеговину к Адриатике. И я добрался в Республику Сербская Книнская Крайина живой и получил на руки «Калашников» югославского производства и поселился в крошечной комнате-клетке в австро-венгерской постройки старой казарме. Свое пятидесятилетие я отпраздновал своеобразно. Стрелял из нашей русской 122-миллиметровой гаубицы, модель 1938 года, и накрыл здание почты, где помещался хорватский штаб. В селе Кашич. Искаженное СМИ нескольких стран сообщение об этом эпизоде превратилось в московских газетах в захват здания почты и отправку телеграммы в Москву. Я два раза ходил в атаку, но не был даже легко ранен. По ночам мне снилась не жена Наташа в Париже, а запах белградской девочки-зверя.
Я попал в Белград в самом начале мая и позвонил Милице из номера в «Мажестик». Она прибежала. И опять пахло хвоей, и девочка-жаркий зверь горела, рыдала, металась по постели и нежно говорила по-французски. И я опять провожал ее по ночному Белграду, пистолет фабрики "Червона Звезда" в кармане. Я посетил ее семью, сидел в большой гостиной и вел светскую беседу с ее мамой и подругой мамы по-английски и с живым дедом — по-русски. И она приходила ко мне в «Мажестик» все оставшиеся до отъезда дни. И, избегая журналистов, депутатов и политиков, я пребывал в постели с белградской девочкой. Потом я улетел через Будапешт в Париж. А оттуда в Москву.
Ранний национал-большевизм
22 ноября 1992 года на даче Алексея Митрофанова на Николиной Горе (нынешнего главы комитета Госдумы по геополитике) в биллиардной собрались диссиденты ЛДПР, группа «Норд» (хулиганистые ребята с окраин) и диссиденты некоторых других оппозиционных движений, всего около 30 человек, и провели учредительный съезд Национал-Радикальной партии. Председателем партии был избран я. В политсовет были избраны: Архипов, Митрофанов, Жариков, Курский, т. е. аж пять «министров» первого теневого кабинета Жириновского. Национал-Радикальная партия была зарегистрирована Минюстом 17 декабря 1992 года. Впоследствии Митрофанов тихо, на цыпочках вернулся к «папе» (так молодежное крыло ЛДПР называло Жириновского). Поплакался ли он в жилетку и покаялся или сумел сделать вид, что ничего не произошло, я не знаю. Уже в январе партия, слава Богу, раскололась. Я не смог работать с Жариковым/Архиповым. Разъяренный, я улетел через Париж в Будапешт, а оттуда добрался в Белград, из Белграда в Книнскую Крайину, где провоевал конец зимы и всю весну. К 1-му мая вернулся в Россию.
Оказалось, что меня ждут бесхозные национал-радикалы, от которых осталась практически только группа «Норд» во главе с Женей Бирюковым. У художника Геннадия Животова (ныне художник газеты "Завтра") я снял за небольшие деньги подвальную его мастерскую на Садово-Кудринской, ребята помыли и почистили подвал, посадили дежурного, белокурого мальчика с длинным ногтем, который тренировался в подбрасывании этим ногтем карты, и началась партийная жизнь. Продлилась она до конца июня, когда мы вынуждены были, после вооруженного рейда милиции и ФСБ, освободить помещение под давлением милиции.
Уже 1 мая 1993 г., поняв, что мы слишком малочисленны, чтобы победить, Дугин и я решили создать союз левых и правых радикалов — Национал-Большевистский Фронт. К лету нам удалось присоединить к Фронту даже РКСМ Малярова, хотя и на короткое время. «Фашистов» представляли мы и ФНРД (Широпаев и Лазаренко).
Вот несколько статей 93 года. Из них легко понятно, какую позицию я занимал.
* * *
ИЗВРАЩЕНИЯ НАЦИОНАЛИЗМА
Стоя на трибуне (на крыше грузовика), замерзший, ожидая своей очереди к микрофону, я услышал, помню, свистящий злой шепот Анпилова, обращенный к парню с повязкой: "Уберите этого больного, немедленно. Его снимают, завтра он будет во всех газетах…" Дальше Анпилов выругался, и правильно сделал, ибо такой себе лопух-мужичонка в треухе держал за ручку один конец лозунга (другой бациллоноситель был невидим мне в толпе). На белом полотне синими буквами похабно зиял лозунг "Жидов в Израиль! Спасем Россию!" Парень спрыгнул с грузовика и, заслоняя больного деда, оттиснул его вместе со вторым бациллоносителем к грузовику. Закачавшись, легло на головы людей и исчезло смятое, стыдное полотнище. Однако его уже успели снять и японское, и российское, и черт знает какие еще телевидения, людей со штативами кинокамер и без штативов, и с фотоаппаратами вокруг было довольно. Завтра газеты обвинят митинг в антисемитизме. Хотя такой вот дедушка (то ли подосланный провокатор, то ли «честный» антисемит, французы называют стихийный антисемитизм «популярным», в отличие от антисемитизма интеллектуального) приносит вред именно патриотам, и патриоты, сознавая это, стараются глядеть в оба и таких типов отгонять хотя бы от трибун. Но кто может помешать подобным «больным» или провокаторам прийти и развернуть полотнище перед телекамерой?
Это присказка была, сказка же вот какова. Извращения западных демократий известны: безжалостное уничтожение сотен тысяч иракцев, установка "нового мирового порядка", превращение ООН в солдатско-садистский орден — орудие расчленения непокорных "мировому порядку" инакомыслящих стран на части. (Югославия тому пример). Извращения демократии в России: жестокая "шоковая терапия", от которой население корчится в агонии; тоталитарные, недемократические методы, которыми страну насильственно изменяют, не спрашивая массы, согласны ли они на изменения. «Правые» извращения тоже существуют. И мне привелось спуститься в правое подполье.
Пытаясь создать националистическую партию на четких и ясных принципах: Национальное государство/Естественные границы/Иерархия (я изложил их все в "Манифесте российского национализма", напечатанном в "Сов. России" еще летом 1993 г., так что нет нужды повторяться), я вовсе не ожидал притока людей, понимающих «национализм» извращенно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105