Это был сон полного изнеможения: на какое-то время ее отпустила невыносимая боль, от которой нестерпимым огнем горела ее истерзанная спина. Последнее, что она услышала перед тем, как забыться, было повизгивание Пирата, стонущего под кроватью. И когда она проснулась, он продолжал скулить.
Бледное солнце пробивалось через занавески. Оно было еще неярким, и она поняла, что спала не более часа.
«Я не могу двигаться», - подумала она, понимая, что стоит ей пошевелиться, как это вызовет такую боль, словно тысяча острых ножей вонзится в каждый нерв ее тела.
Потом она вспомнила свое обещание и поняла, что любой ценой должна добраться до парка и увидеть графа.
- Я не могу туда попасть, - сказала она себе.
Но, услышав поскуливание Пирата, подумала, что если встретит графа, то сможет убедить его забрать собаку. Она помнила, как был потрясен граф вчера, когда увидел, в каком виде находится спаниель, а если он увидит его сегодня, то ничто не удержит его от того, чтобы спасти собаку, которая ему когда-то принадлежала.
«Если она не сможет мучить Пирата, мне будет легче выносить собственную боль», - подумала Офелия.
Очень осторожно, опираясь обеими руками, она сумела сесть, но движения причиняли ей муку, и когда она попыталась встать с кровати на пол, то почувствовала, что сейчас упадет без сознания.
Каким-то чудом ей удалось встать; ее дыхание было судорожным от боли, а губы так пересохли от страха, что готовы были потрескаться.
Она выпила немного воды, затем оделась - медленно, очень медленно, потому что каждое движение ее рук причиняло ей нестерпимые страдания.
Она чувствовала, что если не выйдет из дома очень рано, то ей могут помешать это сделать. Было всего-навсего четверть седьмого, когда она осторожно спустилась по лестнице.
Пока ей некого было бояться, но все равно страх переполнял ее. Она чувствовала дурноту, а все тело болело так невыносимо, что она могла думать только об одном: нужно спасти Пирата.
Собака постанывала и поскуливала; когда она пыталась идти, ей удавалось только прыгать на трех лапах.
- Я понесу тебя, - сказала Офелия.
Но ей и самой-то еле удавалось двигаться, не говоря уж о том, чтобы нести спаниеля.
Она добралась до холла и с облегчением увидела, что дверь открыта, потому что одна из служанок в фартуке мыла ступеньки.
Она взглянула на Офелию, но ничего не сказала.
Офелия знала, что прислуга предупреждена, что она наказана и что никто не должен иметь с ней никакого дела, не должен давать ей то, что она попросит, а особенно пищу.
Она не пристегнула Пирата на поводок, видя, что он, как и она сама, слишком слаб, чтобы бежать. Он шел за ней по пятам из одной привязанности, когда она подзывала его время от времени.
Очень медленно, с трудом делая каждый шаг, Офелия пересекла Парк-лейн и через Станхоуп-гейт вошла в парк.
Когда она ступила на траву парка, ей показалось, что деревья плывут вокруг нее, и она не смогла сделать больше ни шагу. Однако она понимала, что необходимо уйти с того места, где ее могут заметить из дома.
Вдруг кто-нибудь увидит, как она разговаривает с графом?
Страшно подумать, что могло последовать после этого.
Она заставила себя преодолеть маленький подъем, ведущий к месту, где деревья росли гуще, а рододендроны цвели еще пышнее, чем вчера. И когда ей уже казалось, что никогда туда не добраться, перед ней оказалась скамейка, на которой она сидела накануне; увидев ее, она увидела и графа.
Он был там, и он ждал ее!
Она испытала огромное облегчение от его присутствия; но когда он встал и подошел к ней, она почувствовала, как земля зашаталась под ней и все вокруг потемнело. Она попыталась бороться с этим ощущением, но чернота окутала ее, как темная туча, и больше она ничего не сознавала.
Офелия пошевелилась, отчего острая боль пронизала ее спину, и тихо вскрикнула.
- Все в порядке, - сказал голос рядом с нею, - вы в безопасности, не двигайтесь.
Она открыла глаза и встретилась взглядом с графом, стоявшим рядом.
Затем она почувствовала, что пол под ней движется, и спросила:
- Где я?.. Что происходит?..
- Все хорошо, - сказал граф. - Выпейте это.
С этими словами он очень бережно поддержал ее затылок и поднес чашку к ее губам.
Она не без труда проглотила какую-то жидкость, которая оказалась горячим бульоном.
- Постарайтесь выпить как можно больше, - сказал граф. - Вы сразу почувствуете себя крепче.
Ей хотелось слушаться его, хотя она была сильно перепугана и не понимала, почему он здесь и почему он ее кормит. Теперь она догадалась, что находится в движущемся экипаже; тем не менее она повиновалась.
Только когда чашка была полупуста, он произнес:
- Ваш бульон остывает. Сейчас я добавлю горячего.
- Я... думаю, что больше... не хочу.
- Глупости, - сказал граф. - Вы должны наверстать все, что не съели. Пират уже съел столько, что заснул от обжорства.
- Пират? С ним все в порядке?
- Он у ваших ног, - ответил граф.
Офелия попыталась взглянуть на пол, но ей это не удалось. Она увидела, что находится в очень комфортабельном экипаже и лежит, откинувшись на атласные подушки, а ее ноги укрыты мехом. Напротив, на маленькой скамейке экипажа, она увидела свою шляпку и поняла, что граф, очевидно, снял ее, пока она была без сознания.
- Прошу прощения, что я упала в обморок, - сказала она.
- После всего, что вы вынесли, это неудивительно, - ответил граф.
Она увидела, что он наливает еще бульон из закрытого сосуда, стоявшего в корзине с сеном. Когда чашка наполнилась, он обернулся к ней:
- У вас хватит сил поесть самостоятельно? - спросил граф.
- Конечно... - ответила Офелия. - И благодарю вас... что вы так добры ко мне.
- Похоже, с вами не часто ласково обращались, - сказал граф.
Он скрыл от нее, что в тот ужасный миг, когда она упала к его ногам, ему показалось, что она умерла. Он поднял ее и положил на деревянную скамейку, где они сидели накануне. Его испугали пепельная бледность ее лица, темные круги под глазами и то, что она похудела до такой степени, что платье обвисло на ней.
Только когда он нащупал ее пульс и обнаружил, что тот слабо, но бьется, он снова взял ее на руки и понес к закрытому экипажу, поджидавшему за деревьями. Пират ковылял на трех лапах за ними, хотя никто ему не приказывал; когда граф бережно устроил Офелию внутри экипажа, он бросил на пол подушку для Пирата и тоже очень осторожно уложил на ней собаку.
Джейсон спросил:
- Вы думаете, что лапа у него сломана, ваша светлость?
- Хендерсон осмотрит его, как только мы доберемся до замка, - ответил граф. - Дайте собаке немедленно что-нибудь поесть.
- Он выглядит полумертвым от голода, милорд.
- Так оно и есть, - коротко ответил граф.
Как только рядом с Пиратом поставили пищу и он на нее жадно набросился, Джейсон закрыл дверь, сел на козлы, и кучер тронул лошадей.
Этот экипаж был специально приспособлен для далеких путешествий, его рессоры были лучше, чем у любой другой кареты; он был запряжен шестеркой лошадей и, оказавшись за городом, помчался, вздымая за собой клубящиеся облака пыли.
Граф приказал добраться до деревни как можно быстрее.
Накануне ночью он тщательно разработал план; его решение, конечно, было навеяно поступком Рочестера эпохи Реставрации, похитившего в 1665 году из-под самого носа другого претендента наследницу, на которой собирался жениться.
Разница между этими двумя похищениями состояла в том, что наследницу увезли поздно ночью в экипаже его дедушки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34