- Надеюсь, вы останетесь и поможете мне все это съесть. Нэнни обидится, если что-то останется, но ведь немыслимо съедать даже половину того, что она для меня готовит.
- Вам придется делать все, что она говорит, - сказал граф. - Мне всегда приходилось...
- Думаю, что это не совсем так, - ответила Офелия. - Нэнни рассказала, что вы были очень непослушным и своевольным ребенком.
- Чепуха, - твердо сказал граф. - Я был во всех отношениях образцовым ребенком.
Глаза его при этом посмеивались, и Офелия сказала:
- Нэнни считает, что весь мир вертится вокруг вас, только для вас встают солнце и луна. Но в то же время она не одобряет многие вещи, какие вы делаете.
- Мне остается надеяться, - сказал граф, - что она не рассказывает вам, что это за вещи.
- Мне очень нравится слушать рассказы о вас, - ответила Офелия. - В сравнении с вами жизнь любого человека, особенно моя, кажется тусклой и скучной.
- Ну, уж вашу жизнь я бы так не назвал, - сказал граф сухо. - Вместо скучная, я выбрал бы другое слово, пожалуй, - драматичная.
Офелия быстро взглянула на него и, поняв, что он имеет в виду обращение с ней мачехи, покраснела.
Его слова вызвали воспоминания, которые она пыталась прогнать, и она тихо спросила:
- Вы что-нибудь слышали?
- Ничего, - ответил граф. - Я видел вашего отца в клубе Уайта, но не говорил с ним, и, к счастью, ваша мачеха не попадалась мне на глаза с тех пор, как я в последний раз вас видел.
- Но это, наверное, ее очень рассердило?
Он снова услышал страх в голосе Офелии и быстро сказал:
- Даже если и так, вас это не должно больше заботить. Вам нужно забыть ее и понять, что вы начали новую жизнь.
- Совсем другую жизнь, - сказала Офелия. - Все здесь такие добрые... Почти, как дома, когда была жива мама.
По тому, как она это сказала, граф понял, насколько ей недостает матери.
- Вам следует делать то, что я сказал, когда привез вас сюда. Поправляйтесь и больше ни о чем не тревожьтесь.
- Нам нужно будет поговорить... когда-нибудь...
- Конечно, - сказал граф, - но не сейчас. Сейчас произошло очень важное событие - вы впервые встали на ноги.
Граф опять посмотрел на стол и сказал:
- Хотя мне весьма улыбается мысль о том, чтобы съесть все эти аппетитные пирожные, думаю, что лучше позвать Нэнни и все-таки попросить ее убрать хотя бы часть этого.
Офелия рассмеялась, но тут же изменившимся голосом обратилась к нему:
- Пока ее нет, я хочу вам... еще кое-что сказать. - Что-то в ее голосе заставило графа насторожиться. Она говорила очень серьезно. Офелия помолчала: - Вы думаете, что эта магия... черная магия... может помочь найти кого-нибудь, кто прячется... даже, если он надежно спрятан?
Граф молчал. Он понял, что это ее тревожит.
- Скажите мне, что именно вас обеспокоило?
- Эмили сказала... что мачеха практикует черную магию, - сказала Офелия. - Мне с трудом в это верится, но некоторые вещи приводят меня в ужас.
- Какие же вещи?
- Иногда ночью, - ответила Офелия, - я очень отчетливо вижу ее лицо... Не просто представляю себе, но, когда открываю глаза, я вижу его в темноте.
Ее голос задрожал, и это встревожило графа. Он сказал:
- Я уверен, что это плоды вашего воображения.
- Я сама пытаюсь себя в этом уверить, - сказала Офелия - И в то же время... ее глаза смотрят на меня. Преследуют меня... вынуждают на что-то. - Она сделала беспомощный жест рукой. - Это трудно объяснить, но, когда оно передо мной, ее лицо кажется совсем реальным.
Теперь граф вспомнил, что в Индии факиры и другие люди, с которыми он разговаривал, были убеждены в возможности передачи мыслей. Местные жители всегда знали о том, что должно случиться задолго до события. Сотни раз его ставило в тупик и интриговало то, что он считал ясновидением или просто передачей мыслей от одного человека к другому. И если Цирцея занималась черной магией, то, может быть, она могла вступать в контакт со своей падчерицей, где бы та ни пряталась.
Он не хотел, чтобы Офелия догадывалась об этих мыслях, которые могли бы обеспокоить ее еще больше, и вместо этого спросил:
- И что вы делаете, когда видите лицо вашей мачехи?
- Я молюсь, - просто ответила Офелия. - Я молюсь очень усердно. Но иногда этого недостаточно. Я чувствую.
Она замолчала, и граф сказал:
- Продолжайте, я хочу знать, что вы чувствуете.
- Вы подумаете, что я совсем глупая, - сказала она, - но я чувствую, как она преследует меня... как какое-то ужасное и неотвратимое зло. - С этими словами она, не сознавая того, что делает, взяла графа за руку. - Пожалуйста, помогите мне, - прошептала она, - я боюсь.
Граф подумал, что у нее есть для этого все основания, и, сжав своей сильной рукой ее дрожащие пальцы, сказал:
- Вот что я сделаю: я принесу из замка одну вещь, которую дал мне некто, кто хотел таким образом выразить свою благодарность.
- Так же... как и я...
- В точности так, - согласился граф. - Как и вы, она решила, что я спас ей жизнь.
- Это кто-то из тех людей, кого вы спасли во время французской революции? - спросила Офелия.
- Кто вам про это рассказал?
- Нэнни рассказала, как невероятно храбро вы себя вели. И как вы не только помогали эмигрантам спастись, но и помогали им, когда они оказывались в Лондоне без гроша в кармане.
Граф прочел восхищение в ее взгляде.
- Мне очень повезло, - сказал он. - Удалось привезти сюда целыми и невредимыми не только нескольких французов и француженок, но и себя самого.
- А если бы вас... убили, - спросила Офелия, - то вы бы не смогли теперь помочь мне.
- Пожалуй, - согласился граф. - Но видите, я здесь и намереваюсь помочь вам, Офелия. Вы должны верить, когда я говорю вам, что образ, который я вам принесу, защитит вас от вашей мачехи, потому что власть добра гораздо сильнее, чем зло.
- О, пожалуйста, - сказала Офелия. - Я могу получить его поскорее, может быть, сегодня?
- Я съезжу за ним, как только допью чай, - пообещал граф. - Но вы понимаете, конечно, что мы не должны волновать Нэнни.
- Конечно... нет, - согласилась она.
Граф встал и пошел за Нэнни. Пока они шутили и смеялись за чаем, мысли его были обращены к Цирцее Лангстоун.
Впервые он с полной серьезностью отнесся к ее интересу к черной магии.
До этого она представлялась ему жестокой, крайне неприятной женщиной с постоянным стремлением причинять кому-то страдания. Теперь, после слов Офелии, он начал верить в то, что на самом деле все гораздо серьезнее. Благодаря тому, что он узнал и испытал, будучи в Индии, он не смеялся над разговорами о магии, как многие из его современников.
Он видел, как факиры производят сверхъестественные действия, необъяснимые гипнозом или доверчивостью зрителей. В отличие от многих других англичан, его всегда очень интересовали индусы, и этот интерес открывал для него многие двери, закрытые для других белых людей. Он был даже удостоен привилегии встретиться с садху, которые, похоже, действительно были святыми, как верили их последователи.
Вернувшись в Англию, граф утратил интерес к оккультным наукам, но теперь все прочитанное или открытое для себя когда-то раньше снова возникло в его сознании, и он понял, что если Цирцея действительно практикует черную магию, то ее возможности гораздо более опасны, чем в то мог бы поверить незнакомый с этими делами человек.
Проще всего было бы посмеяться над фантазиями больной девочки и решить, что мачеха терроризировала ее до такой степени, что при одной мысли о ней начинает мерещиться ее лицо в темноте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34