Какое-то время они продолжали путь молча. Затем, когда впереди показались очертания первых лондонских домов, граф свернул на боковую дорогу. Проехав каменные ворота, они оказались перед приятного вида домом времен королевы Анны, - из красного кирпича, с длинными окнами и изысканной каменной резьбой над парадной дверью.
- Здесь живет ваша двоюродная бабушка? - спросила Офелия. В ее голосе звучало беспокойство.
- Да. Я хочу, чтобы она позаботилась о вас, пока я займусь некоторыми вещами. Я должен быть уверен в вашей безопасности, - ответил граф.
Джейсон подошел и взял лошадей под уздцы; граф вышел из фаэтона и затем помог выйти Офелии.
- Без шляпки я, наверное, произведу странное впечатление на вашу двоюродную бабушку, - сказала она с беспокойством в голосе.
- Вы выглядите очаровательно, - ответил граф, и она бросила на него удивленный взгляд.
Действительно, она прелестно выглядела в одном из тех платьев, которые он послал ей из Лондона, - цвета перванш, отделанном английской вышивкой с вплетенными узкими бархотками.
Понимая ее волнение, граф взял Офелию за руку, и, когда дверь открыл пожилой седой дворецкий, они вошли в прохладный холл, наполненный запахом воска и сухих цветов.
- Как поживаете, Доус? - спросил его граф.
- Благодарю вас, милорд, все в порядке. Вы найдете ее светлость в оранжерее.
Граф в нерешительности остановился:
- Я думаю, Доус, что мисс Лангстоун, приехавшей со мной, наверное, хотелось бы привести себя в порядок. Не могли бы вы отвести ее наверх и попросить вашу супругу помочь ей, пока я разыщу ее светлость.
- Я это сделаю, милорд, - сказал Доус и с отцовскими интонациями добавил, обращаясь к Офелии. - Не угодно ли последовать за мной, мисс, я покажу вам дорогу.
Он стал подниматься по лестнице; Офелия последовала за ним, но до этого оглянулась на графа с таким выражением в глазах, что тому захотелось броситься за ней, схватить ее в объятья, прижать к себе.
- Ей пришлось выдержать очень неприятное приключение, - сказал он себе, - но держится она молодцом.
Он знал, что если бы что-либо подобное случилось с леди Харриет или с кем-нибудь из его других подруг, они бы падали в обморок, истерически визжали и снова и снова кричали бы о том, что они только что пережили.
Граф знал, куда ему идти. Он прошел через холл и салон в задней части дома, выходившей в сад и розарий. Там, в солнечном сиянии, он увидел свою двоюродную бабушку. Как он и предполагал, она была в парике, цвет волос которого напоминал ей далекие годы девичества, и на ней красовались драгоценности, равные по стоимости сказочных кладов Востока, без которых она никогда не показывалась.
Как только граф открыл дверь, три спаниеля короля Чарльза подняли голову, а затем с лаем и визгом радостно бросились к нему.
- Добрый день, бабушка Аделаида, - сказал он, пересекая комнату.
- Рейк! - воскликнула его бабушка. - Это в самом деле ты, или я вижу призрак? Я не видела тебя столько времени, что думала, что ты уже умер.
Граф улыбнулся:
- Нет, я жив, - ответил он, - и приехал попросить вас об услуге.
- Я должна была догадаться, что ты не приедешь, если тебе ничего не нужно, - едко сказала графиня.
Граф поднес ее руку, тяжелую от драгоценностей, к губам и затем поцеловал в щеку.
- Не спрашиваю вас, бабушка Аделаида, как вы живете, - сказал он, - я никогда не видел, чтобы вы выглядели лучше, чем сейчас.
- Лесть вас никуда не приведет, молодой человек. Я сердита, и для этого есть все основания.
- Я был очень занят, - сказал граф, - и поэтому вы должны простить мою невнимательность.
- Не понимаю, почему бы я должна тебя прощать?
- Только потому, что вы единственный человек в мире, которому я могу довериться в этот момент. Вот почему я приехал к вам с просьбой.
- Что же на сей раз? - спросила графиня недовольным голосом. - Если это опять эмигранты, то я их больше не желаю. Последние, которых вы привезли, были совершенно невыносимы. Они жаловались на все на свете, а дети разбили два моих лучших блюда с короной Дерби.
Эту старую историю граф слышал уже много раз. На самом деле он возместил стоимость этих блюд, но об этом факте его двоюродная бабушка регулярно забывала.
- Французская революция некоторое время назад окончилась.
- Но теперь во Франции этот монстр Наполеон, - фыркнула старушка. - Он способен на все.
- Не монстр Наполеон занимает меня в данный момент, - сказал граф, - а Цирцея Лангстоун.
- Цирцея Лангстоун?
Голос графини прозвучал громче, чем раньше, а ее глаза зажглись от любопытства.
Она сочла бы жизнь невыносимой, если бы не могла быть в курсе всех скандалов и сплетен высшего общества, и каким-то непонятным образом ей это удавалось.
Граф вкратце рассказал ей, что произошло, понимая, что графиня наслаждается каждым словом его рассказа.
- Конечно, я слышала об этой женщине, - сказала она. - Я даже знаю, что ты называешь ее Змеей Сатаны; по-видимому, это очень точное определение.
- Я тоже так думаю, - сказал граф. - Но теперь я хотел бы просить вас позаботиться об Офелии какое-то короткое время, пока я смогу убедиться, что подобные вещи снова не произойдут.
- Каким образом ты собираешься это сделать? - спросила графиня.
- Я скажу вам позже, - ответил граф, вставая, потому что услышал шаги за дверью.
- Мисс Лангстоун, миледи, - объявил Доус, и Офелия вошла в комнату.
Она слегка нервничала, но граф увидел, что она привела в порядок свои прекрасные волосы и смыла с лица дорожную пыль. Она выглядела очень юной, совершенно весенней и в то же время немного испуганной и встревоженной.
Спаниели короля Чарльза бросились к ней, и она нагнулась, чтобы их погладить; граф подошел, встал с ней рядом и взял ее за руку.
Он подвел ее к окну через всю комнату, и когда они остановились перед графиней, сказал спокойным голосом:
- Могу ли я, бабушка Аделаида, представить вам Офелию Лангстоун, мою будущую супругу.
Некоторое время спустя, оставив Офелию с двоюродной бабушкой, граф направлялся в сторону Беркли-сквер.
На его губах играла улыбка, по которой Джейсон понял, что он доволен собой, но разговаривать ему, очевидно, не хотелось, и они ехали молча.
Граф вспоминал удивление в глазах двоюродной бабушки, когда он представил ей Офелию, и изумление в глазах Офелии.
Затем оно сменилось сиянием счастья, преобразившим ее лицо. Страх, беспокойство, напряжение - все исчезло, словно бы сметенное солнечным лучом. И когда она посмотрела на него, он подумал, что ни одна другая женщина не может быть столь прелестной.
- Мой дорогой мальчик! - воскликнула графиня. - Почему же ты не сказал мне об этом! Я и не подозревала! Боже, как я рада!
- Я счастлив, что доставил вам удовольствие, - сказал граф.
- Удовольствие! - повторила графиня. - Последние десять лет мы не могли дождаться, чтобы ты наконец женился!
Она протянула руки к Офелии:
- Подойдите ко мне, дитя мое, и расскажите, как это вы оказались такой умной, что заполучили этого самого неуловимого и самодовольного холостяка во всей стране?
- Не нужно смущать Офелию, - вмешался граф, чтобы избавить ее от необходимости отвечать. - Она жила у Нэнни, и Нэнни наговорила ей столько всего, что сейчас я, может быть, герой всех ее снов и мечтаний. Мне не хотелось бы ее разочаровывать.
- Ну, я думаю, что только ты один можешь это сделать, - ответила графиня.
Граф легкой улыбкой и поклоном дал ей понять, что ценит остроту ее языка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34