В таких случаях происхождение миссис Митчэм брало свое. Выражения, которые она в сердцах употребляла, порядочная женщина могла услышать только в баре или в обществе не отличающихся особой деликатностью мужчин.
Флер устало откинула со лба волосы и закрыла глаза. Атмосфера дома, его покой и тишина, снова начала обволакивать ее.
Этот покой нарушался только в комнате миссис Митчэм, но даже там Флер не покидало ощущение, что этот шум и суета преходящи, это всего лишь мелкая рябь на поверхности неподвижных и глубоких вод.
Неожиданный звук заставил ее открыть глаза и прислушаться. Что бы это могло быть? — подумала она. Шум повторился, и Флер поняла, что он доносится с маленького, примыкавшего к ее гостиной балкона. Вернее, это был даже не балкон, а выступ над подъездом, выходившим в сад.
Шум раздался еще раз, и наконец внезапно, так что у нее от неожиданности замерло сердце, кто-то постучал в окно.
— Кто там? — спросила Флер, неестественно повысив голос.
В ответ раздвинулись тяжелые портьеры и в окне показались голова и плечи мужчины.
— Я вас напугал? — улыбнулся Энтони Эшвин.
— Что вы здесь делаете? — возмутилась Флер. — Как вы могли?.. Я хочу сказать… как вы сюда попали?
Он засмеялся ее удивлению и вошел в комнату, задернув портьеры, чтобы свет из комнаты не проникал в сад.
— Из люка появляется злодей, — шутливо сказал он и добавил: — Простите, что я вас напугал, но я не мог устоять перед искушением повторить то, что проделывал когда-то сотни раз. Это был мой любимый способ проникать в дом в доброе старое время.
Видите ли, мой дядя был строгих правил — в десять часов двери запирались на ключ и на засов. Но «каменные стены — не тюрьма», во всяком случае, не для вашего покорного слуги, так что мы с Синтией в наших ночных похождениях пользовались тем, что мы называли запасным выходом.
— Но разве это не опасно?
— Ничуть. К тому же, если вы обещаете никому не рассказывать, я вам открою секрет. Там снаружи есть выступы, образующие очень удобную лестницу, стоившие мне месячного содержания, когда я уговорил одного из местных плотников сделать их для нас.
— И все же, — с упреком сказала Флер, — вы не должны были попадать сюда подобным образом. Сэр Норман сказал, что вы пошли заботиться о ваших солдатах.
— Я о них и позаботился, — отвечал Энтони. — Им не нужно, чтобы я суетился вокруг них. К тому же еще рано, и мне захотелось женского общества. Вот здесь-то я и рассчитываю на вас и, как сказал Омар Хайам, на кое-что еще, кроме вас.
Флер не могла не улыбнуться.
— Я полагаю, вы имеете в виду кувшин с вином.
— Вот именно, — одобрительно заметил капитан Эшвин. — Я вижу, что вы умны так же, как и прекрасны.
Перед таким нахальством трудно было держаться сурово.
Несмотря на всю твердую решимость оставаться непреклонной, Флер засмеялась.
— С вашего разрешения, — продолжал Энтони, — я спущусь на минутку и скажу Бархему, что мне нужен остаток портвейна. Норман так торопил меня, что я успел выпить только пару рюмок, прежде чем оказался за дверями.
— Бархем будет в ужасе!
— Ничего подобного. Бархем всегда был на стороне Эшвинов. Он не раз выручал меня из переделок, и я бы не удивился, если бы он сейчас помог мне попасть еще в одну.
Глаза Энтони весело блестели. Подойдя к двери, он с улыбкой обернулся.
— Не уходите, красавица! — попросил он. — Если вас не будет здесь, когда я вернусь, я стану стучать в каждую дверь в доме, пока вас не найду.
Когда он вышел, Флер какое-то время стояла, прижав руки к лицу.
«Это нехорошо! — подумала она. — Если сэр Норман об этом узнает, меня уволят».
И все же она знала, что не станет возражать. Так приятно было разговаривать с этим веселым, беспечным человеком, в этом царстве многовековой истории и старины было забавно встретить молодого человека, влезающего в окна и готового увлечь ее в свои приключения.
Ну и что? Худшее, что мог сделать сэр Норман, — прогнать ее, и, в конце концов, кто она такая, чтобы отказать в гостеприимстве члену семьи Эшвинов?
Энтони вернулся через несколько минут, а за ним с серебряным подносом, на» котором стоял графин и две рюмки, вошел Бархем.
Поставив вино на маленький столик возле софы, он спросил:
— Что-нибудь еще угодно, сэр?
— Не могу пока придумать, — отвечал Энтони Эшвин, — разве что одну из тех отличных сигар, что вы обычно приберегали для меня.
— У нас осталась еще одна коробка, — с гордостью произнес Бархем. — Теперь таких не достать.
— Ну так открывайте же ее, старый скупердяй.
— Слушаю, сэр.
Бархем вышел, слегка усмехаясь. Впервые за все время, что она жила здесь, Флер видела его довольным. Обычно вид у него был важный и печальный, как будто он вечно сожалел о невозвратном времени.
— Вы меня поражаете, — сказала Флер, когда Энтони, попивая портвейн, откинулся на софе с раскрытой коробкой сигар под рукой.
— Это самое лестное, что мне довелось услышать за последнее время, — отвечал он. — Мне всегда казалось, что невозможно сделать или сказать что-то, способное удивить современную молодую женщину, не говоря уже о том, чтобы ее поразить.
— Вы понимаете, что я хочу сказать, — строго заметила Флер. — Мало того, что вы проникли сюда таким образом, вы еще и открыли последнюю коробку хороших сигар сэра Нормана. Вы же слышали, Бархем сказал, что таких больше не достать.
— Господи, да Мидас не отличит их от десятипенсовых, что продают у заводских ворот.
— Как вы его назвали?
— Мидас. Мы его всегда так раньше звали.
— Потому что он так богат?
— Нет, потому что у него ослиные уши. Помните этого типа из легенды, он всегда старался скрыть от всех свое уродство. Ну прямо как бедный Норман, вечно прячущий свое неблаговидное происхождение.
— Вы хотите сказать, что он сноб?
— Нет, не то. — Энтони отпил еще портвейна. — Это не совсем ему подходит. Норман всегда притворялся — не знаю, делает ли он это теперь, — играл роль, если хотите, и это очень скверно у него получалось. «Я — землевладелец», «Я — владелец усадьбы»! Чушь! Я нередко хохотал до слез, видя Нормана на месте дяди Уолтера, воображающим себя «лордом Митчэмом из Грейстон Прайори». Меня это потешало, но Синтии было довольно противно.
— Это совсем на него не похоже, насколько я его знаю.
— Как вы с ним ладите?
— Никак — в этом-то все и дело, — призналась Флер. — Я в жизни не встречала человека, с которым было бы так трудно разговаривать.
Вот и мы так думали. Боже «ой, как он всегда умел испортить всем удовольствие! Бывало, соберемся мы все здесь, вся наша компания вокруг Синтии, как вокруг солнца, и тут является Норман. Настроение сразу же понижается. Неудивительно, что Синтия не могла этого выдержать.
— А теперь она счастлива? — спросила Флер. — Миссис Митчэм рассказала мне о трагедии, случившейся накануне ее замужества.
— Счастлива? А вы разве не слышали? Хотя они вам, вероятно, не говорили. Она больна, безнадежно больна.
— Мне очень жаль, — искренне сказала Флер.
— У нее чахотка; мы все, Эшвины, к ней склонны, но Синни всегда казалась такой здоровой. И все же болезнь настигла и ее, сейчас она в санатории, неподалеку отсюда — возле Мелчестера. Это лучший в Англии санаторий. До войны она была в Швейцарии, но, к счастью, местный доктор вовремя догадался, к чему идет дело, и отправил ее самолетом домой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45