В этот час все служанки, которым приходилось вставать рано, уже должны были подняться на верхний этаж, где они спали в тесных комнатенках с низкими потолками.
Слуги-мужчины спали внизу, и Уле надо было быть очень осторожной, чтобы не попасться кому-нибудь на глаза.
Но, когда Ула спустилась вниз, из комнаты для слуг не доносилось ни звука. Девушка не собиралась пользоваться черным входом, решив выйти через маленькую дверь прямо в сад.
Дверь эта была на ночь заперта на засов, и Ула, осторожно отворив ее, вышла на свежий воздух.
Солнце уже зашло, сгущались сумерки, и на небе зажигались первые звезды, а полумесяц молодой луны только начинал подниматься над деревьями.
Но и без лунного света Ула, хорошо знающая окрестности, без труда пересекла сад и вошла в парк.
Ей хотелось мчаться во весь дух, как можно скорее удаляясь от этого места, но, проявляя разумную осторожность, она не бежала, а двигалась медленно, стараясь держаться в тени густых зарослей, так как ее светлое платье было очень заметно.
Лишь достигнув парка, где ее уже нельзя было увидеть из окон дома, девушка быстро побежала по направлению к небольшой рощице, за которой начинались поля.
Она понимала, что ей необходимо как можно дальше удалиться от Чессингтон-холла, ибо как только ее исчезновение будет обнаружено, в погоню пустятся верховые.
Не следовало забывать, что граф, почуяв что-то неладное, может приказать разбудить Эми, чтобы получить ключи от Дубовой комнаты.
Как только Эми хватятся, у графа обязательно возникнут подозрения, и начнется погоня.
- Помоги мне, Господи… пожалуйста… помоги! - взывала Ула, торопясь через поля, пробираясь сквозь рощицы.
Лунный свет становился все ярче, и, хотя дорога теперь была хорошо видна, Ула опасалась быть замеченной.
Она старалась не выходить из леса, но иглы хвойных деревьев и неровные тропинки очень затрудняли быстрое продвижение, потому что домашние туфли почти развалились и израненные ноги девушки мучительно болели.
Идти полем было гораздо проще. Наконец, после долгого пути, совсем обессилевшая, Ула увидела впереди свет, который никак не могла объяснить себе.
Он исходил из лесной чащи, где густые заросли не давали двигаться быстро.
Девушка решила, что это скорее всего костер, разведенный дровосеками, и в этом случае следует держаться от него подальше. Дровосеки, несомненно, сочтут очень странным, что молодая женщина бродит ночью в лесу одна.
Но, подойдя поближе, Ула с облегчением обнаружила, что на лесной поляне находятся не дровосеки, а цыгане.
На краю поляны стояли четыре пестрые кибитки, а вокруг костра сидели темноволосые цыгане и цыганки в ярких красивых платьях.
Ула решительно направилась к ним.
Один из мужчин, заметив ее, встревоженно вскрикнул. Тотчас же все цыгане повернулись к девушке, и взгляды их наполнились враждебностью.
Выйдя к костру, Ула сказала по-цыгански:
- Добрый вечер, друзья!
Цыгане изумленно посмотрели на нее, и один мужчина сказал:
- Кто ты и откуда знаешь наш язык?
- Я ваша кровная сестра, - ответила Ула и, протянув руку, показала маленький белый шрам на запястье.
Один цыган, высокий мужчина, поднялся с земли, и девушка решила, что это предводитель табора, или, как его еще называют, отец семейства.
Мужчина осмотрел ее запястье и обратился к своим соплеменникам. Ула поняла, что он подтверждает ее слова: она действительно обменялась кровью с цыганом и, следовательно, является их сестрой.
Приход отца Улы находился в краю, знаменитом своими сливами. Из года в год цыгане, прибывавшие в Вустершир на сбор слив, разбивали табор на лугу у дома викария. Ула с самого раннего детства играла и разговаривала с ребятишками-цыганами .
Было совершенно естественным, что Дэниел Форд сблизился с людьми, гонимыми и отвергаемыми обществом.
Одни огульно обвиняли всех цыган в воровстве, другие боялись их «сглаза» или считали, что цыгане крадут детей.
Отец Улы смеялся над этими страхами.
- Эти люди не имеют земли и крова, но они тем не менее такие же, как мы. На мой взгляд, цыгане честный, добрый, веселый народ, а то, что среди любой нации находятся воры и обманщики, - доказывать не надо.
Однако очень немногие прислушивались к его словами, и местные землевладельцы не позволяли цыганам разбивать табор в своих владениях, хотя и приглашали их не только для сбора слив, но и вообще во время обильного урожая, когда требовалась дополнительная дешевая рабочая сила.
Ула немного выучилась говорить по-цыгански. Цыгане были очень признательны ее родителям за доброту.
Когда Уле было пять лет, у предводителя табора родился сын. Дэниел Форд крестил его, и отец мальчика сказал:
- Сэр, я мало чем могу отплатить вам за вашу доброту ко мне и моему народу, но, если позволите, я соединю кровь вашей дочери с кровью своего сына. Ваша дочь станет сестрой нашего народа, и повсюду цыгане будут радушно принимать ее и помогать ей, делясь с ней последним.
Он произнес эти слова от всего сердца, и Дэниел Форд понял, что отказ будет воспринят как обида. Поэтому он разрешил вожаку цыган сделать небольшой надрез на запястье своей дочери и такой же - на руке его сына.
Затем вожак сжал две детские ручонки, и их кровь смешалась. После этого он произнес слова, восходящие корнями к глубокой древности:
- Теперь я стала цыганкой, мама! - радостно воскликнула Ула.
- Если и так, ты на нее нисколько не похожа, дорогая, - рассмеялась леди Луиза. - Но как знать, может так случиться, что однажды тебе понадобится помощь цыган… Хотя более вероятно, что это им понадобится наша помощь.
Но сейчас Ула знала, цыгане помогут ей. Вне всякого сомнения, это Господь, услышав ее молитвы, послал их.
Усевшись у костра, девушка объяснила, что ей пришлось бежать, так как ее принуждали к браку с человеком, который ей отвратителен.
- Мы направляемся в Вустершир, - сказал один из цыган. - Сначала мы будем окучивать картошку, потом собирать хмель, и только после сбора урожая слив мы двинемся дальше.
- Могу я просить вас взять меня с собой? - спросила Ула. - Только должна сразу же предупредить, что меня будут искать, так что мне придется прятаться.
- Ты поедешь в одной из кибиток, - сказала цыганка. - Моя Зокка одного с тобой роста, так что одежда тебе найдется.
- Спасибо… огромное… спасибо! Радость и признательность захлестнули девушку, Ула почувствовала, что у нее дрогнул голос, а на глаза навернулись слезы.
Маркиз Равенторп возвратился в Лондон очень поздно, так как хотя он и сказал своей бабушке, что будет ужинать у Кавендишей, множественное число употреблять он не имел права.
Когда маркиз приехал в большой дом, расположенный неподалеку от Эпсома, его ждала там только леди Джорджина Кавендиш. Ее супруг, видный государственный деятель, как и предвидел маркиз, присутствовал на важном заседании палаты лордов.
После скачек маркиз был в приподнятом настроении. Две его лошади пришли к финишу первыми, а еще одна, заявленная впервые, также бежала очень неплохо и, хотя и не заняла призовых мест, продемонстрировала хороший потенциал на будущее.
Скачки в Эпсоме не считались главным состязанием сезона, но маркиз Равенторп предпочитал их многим другим.
Вдобавок ко всему, Эпсом находился недалеко от Лондона, и маркиз знал, что, когда он соберется наконец возвращаться, дороги будут свободны, и в яркую лунную ночь его прекрасные лошади не позволят дороге домой показаться монотонной и утомительной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33