Несколько тысяч лет назад здесь совершил рекордный заплыв греческий юноша. Приз, который он получил — любовь очаровательной девушки, — так пришелся ему по душе, что с тех пор юноша переплывал пролив каждую ночь: единственный в истории спорта прецедент, когда спортсмену за каждое повторение рекорда вручался один и тот же приз. Не могу припомнить, плавал ли он к возлюбленной до глубокой старости или решил проблему свиданий на другой, более прочной основе. Затем, чуть ли не в наши дни — лет полтораста назад — пролив преодолел Байрон, вызвавший многочисленных подражателей. Среди них наибольшую известность получил Ленский, который
Певцу Гюльнары подражая,
Сей Геллеспонт переплывал.
Кстати, Дарданеллы, или Геллеспонт, как говорили древние, в самом узком месте, Чанаккале, не достигает и полутора километров — расстояние, которое Галина Прозуменщикова проплывает за полчаса рядовой тренировки. Это просто для сведения, чтобы древние не очень задирали нос.
Впрочем, беру слово обратно. Было от чего древним задирать свои классические греческие носы. Ведь ни один народ в истории человечества не дал такого числа знаменитостей на душу населения. Ликург и Перикл, Пифагор и Софокл, Эзоп и Плутарх, Сократ, Платон, Аристотель, Фидий — от одного перечня гениев голова пухнет. А греческие боги? Да все остальные всевышние им в подметки не годятся! Если Иеговой лишь один раз в жизни овладели человеческие чувства, и то лишь затем, чтобы обмануть невинную девушку Марию и бросить ее без алиментов с ребенком на руках, то Зевс был настоящим человеком, со всеми человеческими слабостями и достоинствами. Он не оставлял своих детей без отца и не бросал их на произвол толпы, а давал им высшее образование, положение на Олимпе, следил за их нравственностью (хотя сам, между нами говоря, был далеко не святой старикан: седина в бороду — бес в ребро).
А Гомер, нищий, неграмотный, слепой? Сейчас он только за одни переиздания «Илиады» и «Одиссеи» мог бы приобрести «Москвич-408» и холодильник «ЗИЛ», а тогда гениальный поэт ходил пешком и обедал куском козьего сыра, запивая его глотком вина. Может быть, от слишком легкого обеда гекзаметры у него получались тяжеловаты. «Вышла из мрака младая, с перстами пурпурными Эос» — теперь так не пишут. Это и слишком длинно, и слишком общедоступно. Нынешние поэты пишут короткие, рубленые строки, зарабатывая на хлеб себе и десяткам критиков, которые до хрипоты спорят о том, что поэт хотел сказать своей небольшой и смутной вещицей, с атомным котлом в роли главного героя.
А Демосфен — отец ораторского искусства? Он первый поднял простую человеческую речь от болтовни до искусства, и не он виноват, что спустя тысячелетия некоторые его ученики поступают совсем наоборот.
Я сознательно ничего не сказал об Александре Македонском. Полностью солидарен с Чапеком, который полагал, что человек, которому первому пришла в голову идея мирового господства, не заслуживает доброго слова. Чего говорить, наукой массового избиения людей он владел здорово, но для его современников было бы куда лучше, если бы Александр Македонский был не отличным полководцем, а посредственным гончаром.
И еще ничего не сказал я о Геродоте. Я приберег его напоследок — в соответствии с маршрутом «Канопуса». Как вы уже догадались, весь разговор о греках возник потому, что «Канопус» сутки шел по Эгейскому морю, и за сутки я не сомкнул глаз. Шутка ли сказать! По этому морю скитался Одиссей; где-то здесь, на одном из сотен Эгейских островов, он выбил глаз циклопу Полифему; где-то неподалеку, привязанный к мачте, он наслаждался чарующим пением сирен; здесь вел искусную дипломатическую борьбу с волшебницей Цирцеей, проплывал между Сциллой и Харибдой… Впрочем, последнее произошло не здесь, а в Красном море — мне кажется, я точно определил это место. Но об этом потом.
Остров Лесбос, который, по преданию, был населен женщинами, высланными с материка за веселый нрав, «Канопус» миновал ночью. Под утро мы прошли остров Хиос, а днем увидели Икарию и Самос. Так вот, на острове Самос в ссылке жил Геродот, первый историк, оставивший потомству что-то путное. Не помню, почему его сослали, — причины такой немилости иногда остаются неясными. Однако будем надеяться, что Геродот не совершил ничего предосудительного, что помешало бы нам с ним раскланиваться.
Вода в Эгейском море ультрамариновая. Я не совсем ясно представляю себе этот термин, но мне так сказали, и я честно записал это слово. Было очень жарко, и по «Канопусу» прокатились слухи, что капитан сейчас разрешит купаться. Я люблю купаться, но перспектива окунуться в море, когда до ближайшего берега сорок миль, а до дна — более тысячи метров, не вызвала у меня никакого энтузиазма. Душ — другое дело.
Он, быть может, менее экзотичен, но в нем, по крайней мере, не водятся акулы. Б-р-р! Мне рассказывали, что доктор, бывший на «Канопусе» в прошлом рейсе, страстно любил подводную охоту. Он долго унижался перед капитаном, умоляя разрешить ему поохотиться. Наконец Аркадий Николаевич сдался, и доктор, достав акваланг, ласты и ружье, вприпляску побежал на корму — прыгать в море. И надо же было так случиться, что в это время как раз поднимали трал. Доктор взглянул — и изменился в лице: в трале яростно извивалась пятиметровая акула. Любитель подводной охоты величественно удалился, сопровождаемый сочувственными, идущими от сердца восклицаниями матросов. Мстительный капитан приказал разыскать доктора и напомнить, что ему разрешена подводная охота, но тот предупредительно заперся в своей каюте. Там он и просидел до вечера, поглощая пирамидон и никак не реагируя на призывы по трансляции: «Судовому врачу — купаться! Судовому врачу подготовиться к спуску в море!»
К моему удовольствию, слухи о купанье не подтвердились: было лишь проведено учебное занятие на тему «Человек за бортом». В море спустили бот, и минут двадцать на нем покатались.
Между тем Эгейское море перешло в Средиземное — за несколько дней четвертое море на моем лицевом счету. Границы между морями я не заметил — рыбы путешествуют без виз. А сутки спустя, делая свои законные десять узлов, «Канопус» без всяких происшествий подошел к берегам Египта.
ПО СУЭЦКОМУ КАНАЛУ
За несколько миль до Порт-Саида «Канопус» застопорил свои машины. Вокруг, насколько хватал глаз, в ожидании лоцманов на легкой волне покачивались суда — от небольших и задиристых вроде нашего до солидных и респектабельных танкеров. Лоцманов развозил по кораблям юркий катер. Нам достался седовласый, очень серьезный лоцман в потрясающе выглаженном белом костюме. Он как равному пожал руку капитану, легким кивком головы отделался от остальных и величественно прошествовал в рулевую рубку. Часом спустя мы отдали якорь на рейде у Порт-Саида.
Описывать город таким, каким он выглядит в бинокль, — довольно неблагодарная миссия. Разрушенных зданий я не заметил, что говорит, пожалуй, не столько о плохом зрении, сколько о быстроте, с которой были залечены раны войны. Вдоль набережной расположились всевозможные консульства, представительства, мастерские и прочие сооружения, стены и крыши которых на все голоса убеждают пить кока-колу и передвигаться только при посредстве авиакомпаний.
«Канопус» немедленно окружила стая лодочников, предлагавших арбузы, коньяк, резных верблюдов и надувных крокодилов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Певцу Гюльнары подражая,
Сей Геллеспонт переплывал.
Кстати, Дарданеллы, или Геллеспонт, как говорили древние, в самом узком месте, Чанаккале, не достигает и полутора километров — расстояние, которое Галина Прозуменщикова проплывает за полчаса рядовой тренировки. Это просто для сведения, чтобы древние не очень задирали нос.
Впрочем, беру слово обратно. Было от чего древним задирать свои классические греческие носы. Ведь ни один народ в истории человечества не дал такого числа знаменитостей на душу населения. Ликург и Перикл, Пифагор и Софокл, Эзоп и Плутарх, Сократ, Платон, Аристотель, Фидий — от одного перечня гениев голова пухнет. А греческие боги? Да все остальные всевышние им в подметки не годятся! Если Иеговой лишь один раз в жизни овладели человеческие чувства, и то лишь затем, чтобы обмануть невинную девушку Марию и бросить ее без алиментов с ребенком на руках, то Зевс был настоящим человеком, со всеми человеческими слабостями и достоинствами. Он не оставлял своих детей без отца и не бросал их на произвол толпы, а давал им высшее образование, положение на Олимпе, следил за их нравственностью (хотя сам, между нами говоря, был далеко не святой старикан: седина в бороду — бес в ребро).
А Гомер, нищий, неграмотный, слепой? Сейчас он только за одни переиздания «Илиады» и «Одиссеи» мог бы приобрести «Москвич-408» и холодильник «ЗИЛ», а тогда гениальный поэт ходил пешком и обедал куском козьего сыра, запивая его глотком вина. Может быть, от слишком легкого обеда гекзаметры у него получались тяжеловаты. «Вышла из мрака младая, с перстами пурпурными Эос» — теперь так не пишут. Это и слишком длинно, и слишком общедоступно. Нынешние поэты пишут короткие, рубленые строки, зарабатывая на хлеб себе и десяткам критиков, которые до хрипоты спорят о том, что поэт хотел сказать своей небольшой и смутной вещицей, с атомным котлом в роли главного героя.
А Демосфен — отец ораторского искусства? Он первый поднял простую человеческую речь от болтовни до искусства, и не он виноват, что спустя тысячелетия некоторые его ученики поступают совсем наоборот.
Я сознательно ничего не сказал об Александре Македонском. Полностью солидарен с Чапеком, который полагал, что человек, которому первому пришла в голову идея мирового господства, не заслуживает доброго слова. Чего говорить, наукой массового избиения людей он владел здорово, но для его современников было бы куда лучше, если бы Александр Македонский был не отличным полководцем, а посредственным гончаром.
И еще ничего не сказал я о Геродоте. Я приберег его напоследок — в соответствии с маршрутом «Канопуса». Как вы уже догадались, весь разговор о греках возник потому, что «Канопус» сутки шел по Эгейскому морю, и за сутки я не сомкнул глаз. Шутка ли сказать! По этому морю скитался Одиссей; где-то здесь, на одном из сотен Эгейских островов, он выбил глаз циклопу Полифему; где-то неподалеку, привязанный к мачте, он наслаждался чарующим пением сирен; здесь вел искусную дипломатическую борьбу с волшебницей Цирцеей, проплывал между Сциллой и Харибдой… Впрочем, последнее произошло не здесь, а в Красном море — мне кажется, я точно определил это место. Но об этом потом.
Остров Лесбос, который, по преданию, был населен женщинами, высланными с материка за веселый нрав, «Канопус» миновал ночью. Под утро мы прошли остров Хиос, а днем увидели Икарию и Самос. Так вот, на острове Самос в ссылке жил Геродот, первый историк, оставивший потомству что-то путное. Не помню, почему его сослали, — причины такой немилости иногда остаются неясными. Однако будем надеяться, что Геродот не совершил ничего предосудительного, что помешало бы нам с ним раскланиваться.
Вода в Эгейском море ультрамариновая. Я не совсем ясно представляю себе этот термин, но мне так сказали, и я честно записал это слово. Было очень жарко, и по «Канопусу» прокатились слухи, что капитан сейчас разрешит купаться. Я люблю купаться, но перспектива окунуться в море, когда до ближайшего берега сорок миль, а до дна — более тысячи метров, не вызвала у меня никакого энтузиазма. Душ — другое дело.
Он, быть может, менее экзотичен, но в нем, по крайней мере, не водятся акулы. Б-р-р! Мне рассказывали, что доктор, бывший на «Канопусе» в прошлом рейсе, страстно любил подводную охоту. Он долго унижался перед капитаном, умоляя разрешить ему поохотиться. Наконец Аркадий Николаевич сдался, и доктор, достав акваланг, ласты и ружье, вприпляску побежал на корму — прыгать в море. И надо же было так случиться, что в это время как раз поднимали трал. Доктор взглянул — и изменился в лице: в трале яростно извивалась пятиметровая акула. Любитель подводной охоты величественно удалился, сопровождаемый сочувственными, идущими от сердца восклицаниями матросов. Мстительный капитан приказал разыскать доктора и напомнить, что ему разрешена подводная охота, но тот предупредительно заперся в своей каюте. Там он и просидел до вечера, поглощая пирамидон и никак не реагируя на призывы по трансляции: «Судовому врачу — купаться! Судовому врачу подготовиться к спуску в море!»
К моему удовольствию, слухи о купанье не подтвердились: было лишь проведено учебное занятие на тему «Человек за бортом». В море спустили бот, и минут двадцать на нем покатались.
Между тем Эгейское море перешло в Средиземное — за несколько дней четвертое море на моем лицевом счету. Границы между морями я не заметил — рыбы путешествуют без виз. А сутки спустя, делая свои законные десять узлов, «Канопус» без всяких происшествий подошел к берегам Египта.
ПО СУЭЦКОМУ КАНАЛУ
За несколько миль до Порт-Саида «Канопус» застопорил свои машины. Вокруг, насколько хватал глаз, в ожидании лоцманов на легкой волне покачивались суда — от небольших и задиристых вроде нашего до солидных и респектабельных танкеров. Лоцманов развозил по кораблям юркий катер. Нам достался седовласый, очень серьезный лоцман в потрясающе выглаженном белом костюме. Он как равному пожал руку капитану, легким кивком головы отделался от остальных и величественно прошествовал в рулевую рубку. Часом спустя мы отдали якорь на рейде у Порт-Саида.
Описывать город таким, каким он выглядит в бинокль, — довольно неблагодарная миссия. Разрушенных зданий я не заметил, что говорит, пожалуй, не столько о плохом зрении, сколько о быстроте, с которой были залечены раны войны. Вдоль набережной расположились всевозможные консульства, представительства, мастерские и прочие сооружения, стены и крыши которых на все голоса убеждают пить кока-колу и передвигаться только при посредстве авиакомпаний.
«Канопус» немедленно окружила стая лодочников, предлагавших арбузы, коньяк, резных верблюдов и надувных крокодилов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34