Затем сфотографируйте целый ряд образцов. А наверху, в лаборатории, вы произведете серию опытов для сравнения. Теперь продолжайте, я вас слушаю.
— Я очень отчетливо вижу монеры — это bathybius haeckelii, так прекрасно описанные в тысяча восемьсот шестьдесят восьмом году Хаксли . Они представляют собой маленькие сгустки, крохотные слизистые существа неопределенных очертаний. Некоторые из них подвижны, иные выпуклы или пальчатой формы, порой очень тонкие, лучевидные, именуемые псевдоподиями . На самом деле их ножки являются простым прямым продолжением аморфной белковой массы, из которой состоит тело монеры.
В данном экземпляре мне затруднительно определить хоть какую-либо инородную частицу. Нет никакого сомнения в том, что сейчас монера поглощает пищу, а полная однородность этой белковой массы подтверждает ее существование как живого существа.
— Продолжайте, господин зоолог. Ваши объяснения превосходны, и они заинтересовали меня.
— Капля слизи, помещенная перед объективом, кроме монер содержит несколько корпускул, в которых я узнаю органические остатки, микроскопические растения, инфузории…
— И что же происходит? Очевидно, монеры поглощают эти субстанции?
— Совершенно верно, Мэтр. Органические частички входят в соприкосновение с полупрозрачными белковыми существами, раздражают их и…
— Точно! Я наблюдал этот феномен за тридцать лет до Хаксли…
— Вследствие чего происходит значительный прилив коллоидной субстанции , составляющей монеру… Затем органические частички обволакиваются ее массой и, погрузившись в нее, рассасываются — эндосмос поглощает их.
— Достаточно. Теперь сфотографируйте препараты. Я, со своей стороны, обработаю реактивами оставшуюся в пробирке растительную слизь. После чего осторожно наберем два кубометра воды, полной этих микроорганизмов, и, избавившись от чугунного балласта, будем подумывать о возвращении на поверхность.
Зоолог, оправившись от своих первоначальных страхов, приникнув глазом к окуляру, погрузился в созерцание. Его томила такая жажда познания тайн природы, что даже тревожные слова капитана были забыты. Господину Синтезу пришлось вмешаться и напомнить, что пора заняться фотографиями. Господин Артур навел портативный фотоаппарат, достал пластины с желатино-бромовым покрытием, но тут в третий раз задребезжал звонок телефона.
Поглощенный своим делом старик приготовился уж было резко отбрить непрошеного собеседника. Роже-Адамс услышал, как, поднося к уху трубку, он бормотал себе под нос:
— Положительно, они сговорились мешать нам работать!.. Когда меня нет рядом, они теряют головы.
Прежде еще, чем он успел спросить, капитан ли Кристиан у телефона, до него долетел быстрый, взволнованный голос офицера:
— Мэтр, началась гроза… Буря страшной силы… Все небо в пламени.. Мы среди огня.
— Намочите цепи громоотводов.
— Сделано уже полчаса назад.
— Так чего ж вы боитесь?
— Молния попала уже дважды. Один человек убит.
Две долгие минуты телефон молчал. Господин Синтез, как всегда владея собой, поднял, в свою очередь, трубку. Ответил чей-то голос. Это был уже не капитан Кристиан. Господин Синтез узнал голос первого помощника.
— Мэтр! Молния разбила гик бригантины и ударила в полуют. В ваших апартаментах начался пожар.
— Моя девочка! — обезумев от ужаса, закричал старик. — Отвечайте скорей, что с моей девочкой?!
— Видимых ран нет, однако она без сознания…
— Привезите врача с «Годавери»!
— С ним невозможно связаться. Море бушует.
— Где Кристиан?
— Капитан возле нее. Через минуту вернется. Вот он уже идет. Я возвращаюсь на свой пост.
— Капитан, еще одно слово. Я любой ценой должен подняться на поверхность. Любой ценой, я приказываю! Вы слышите, капитан? Отвечайте! Отвечайте же!
Телефон безмолвствовал. Господин Синтез попытался восстановить связь. Безрезультатно! Он во весь голос кричал перед сосновой приборной доской, призывал офицера, аппарат продолжал молчать.
— Наверное, ввиду грозы прекратилась подача тока, — прошептал доселе молчавший ассистент, так грубо оторванный от своих ученых занятий.
— Скорее всего, — откликнулся Мэтр. — Там, наверху, они меня больше не слышат, а самостоятельно решиться на подъем «Крота» в такой момент не хотят. Кристиан — человек решительный и находчивый. Но мое присутствие на борту необходимо.
Господин Синтез снова попробовал выйти на связь, но все усилия оказались напрасны: телефон не работал. Старик попытался скрыть от ассистента охватившее его отчаянье; теперь ему уже не до эксперимента, о котором он мечтал месяцы и годы, которому был предан душой и телом. Ведь речь идет о его доченьке, единственной отраде, единственной привязанности восьмидесятилетнего -сердца! О внучке, как две капли воды похожей на ту, что во цвете лет забрала у него смерть. Зоолог слышал, как старик бормотал непонятные слова:
— Неужели ты сказал правду, Кришна? Неужели душа твоя, в которой я упорно не желал видеть ничего, кроме совокупности мозговых функций, и впрямь наделена даром пророчества? О пандит, не оказался ли ты вестником горя для человека, бывшего другом людям твоей расы? О пандит, где бы ты ни был, мчись сюда и спаси мое дитя!
Затем, как бы внезапно пробудившись ото сна, он сразу же взял себя в руки и вновь обрел бестрепетное спокойствие, являвшееся такой разительной чертой его характера.
— Придется нам примириться с тем, что телефонной связи мы лишены. Вот случай, который я должен был учесть… Так как в данную минуту мы не имеем возможности отдать приказ поднять «Крот», вооружимся терпением. В конечном итоге мои подчиненные — не дети. Тысячу раз они проявляли как отвагу, так и находчивость. Я уверен в Кристиане, он совершит невозможное. Через несколько часов шторм уляжется, а мы здесь имеем все условия, чтобы этого дождаться. Бездействием горю не поможешь, давайте-ка работать.
Однако оказалось, что мужественная попытка старика, до сих пор преодолевавшего любые трудности, вскоре оказалось неисполнимой. В страшной тишине, наступившей после последних слов Мэтра, слух господина Артура уловил странный звук; будто бы кто-то поскреб обшивку «Крота», вернее, какой-то твердый предмет с сухим скрипом скользнул по корпусу аппарата. Весьма озадаченный, он приник глазами к иллюминатору, за которым от яркой электрической лампы было светло, словно днем.
Видя, как длинная тонкая змея, скользнув по металлическому панцирю, упала среди сгустков, образованных скоплением bathybius, зоолог подумал: «Ты смотри, водоросль! Но этот скрежет, это характерное царапанье металла о металл?.. Водоросль, пусть даже тяжелая и длинная, произвела бы тихий шелест, неслышно бы соскользнула… Да никакая водоросль и не могла опуститься на такую глубину…»
Бедняга боялся поверить самому себе; этот, твердый извивающийся шнур не мог быть ничем иным, кроме как кабелем, сплетенным из стальных нитей. Но, чтобы кабелю упасть вниз, обвивая подводный снаряд, надо было отцепить его от корабля. Сомнений нет:— это металлический канат, свернувшись петлей, задел один из иллюминаторов. Без малейшей надежды на ошибку, Роже-Адамс узнал кабельный трос, казавшийся таким прочным. И тогда горемычный профессор, обезумев от мысли, что он замурован живьем на глубине пяти тысяч метров, не имея возможности связаться с кораблем, без всякой надежды на спасение закричал голосом, в котором уже не осталось ничего человеческого:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
— Я очень отчетливо вижу монеры — это bathybius haeckelii, так прекрасно описанные в тысяча восемьсот шестьдесят восьмом году Хаксли . Они представляют собой маленькие сгустки, крохотные слизистые существа неопределенных очертаний. Некоторые из них подвижны, иные выпуклы или пальчатой формы, порой очень тонкие, лучевидные, именуемые псевдоподиями . На самом деле их ножки являются простым прямым продолжением аморфной белковой массы, из которой состоит тело монеры.
В данном экземпляре мне затруднительно определить хоть какую-либо инородную частицу. Нет никакого сомнения в том, что сейчас монера поглощает пищу, а полная однородность этой белковой массы подтверждает ее существование как живого существа.
— Продолжайте, господин зоолог. Ваши объяснения превосходны, и они заинтересовали меня.
— Капля слизи, помещенная перед объективом, кроме монер содержит несколько корпускул, в которых я узнаю органические остатки, микроскопические растения, инфузории…
— И что же происходит? Очевидно, монеры поглощают эти субстанции?
— Совершенно верно, Мэтр. Органические частички входят в соприкосновение с полупрозрачными белковыми существами, раздражают их и…
— Точно! Я наблюдал этот феномен за тридцать лет до Хаксли…
— Вследствие чего происходит значительный прилив коллоидной субстанции , составляющей монеру… Затем органические частички обволакиваются ее массой и, погрузившись в нее, рассасываются — эндосмос поглощает их.
— Достаточно. Теперь сфотографируйте препараты. Я, со своей стороны, обработаю реактивами оставшуюся в пробирке растительную слизь. После чего осторожно наберем два кубометра воды, полной этих микроорганизмов, и, избавившись от чугунного балласта, будем подумывать о возвращении на поверхность.
Зоолог, оправившись от своих первоначальных страхов, приникнув глазом к окуляру, погрузился в созерцание. Его томила такая жажда познания тайн природы, что даже тревожные слова капитана были забыты. Господину Синтезу пришлось вмешаться и напомнить, что пора заняться фотографиями. Господин Артур навел портативный фотоаппарат, достал пластины с желатино-бромовым покрытием, но тут в третий раз задребезжал звонок телефона.
Поглощенный своим делом старик приготовился уж было резко отбрить непрошеного собеседника. Роже-Адамс услышал, как, поднося к уху трубку, он бормотал себе под нос:
— Положительно, они сговорились мешать нам работать!.. Когда меня нет рядом, они теряют головы.
Прежде еще, чем он успел спросить, капитан ли Кристиан у телефона, до него долетел быстрый, взволнованный голос офицера:
— Мэтр, началась гроза… Буря страшной силы… Все небо в пламени.. Мы среди огня.
— Намочите цепи громоотводов.
— Сделано уже полчаса назад.
— Так чего ж вы боитесь?
— Молния попала уже дважды. Один человек убит.
Две долгие минуты телефон молчал. Господин Синтез, как всегда владея собой, поднял, в свою очередь, трубку. Ответил чей-то голос. Это был уже не капитан Кристиан. Господин Синтез узнал голос первого помощника.
— Мэтр! Молния разбила гик бригантины и ударила в полуют. В ваших апартаментах начался пожар.
— Моя девочка! — обезумев от ужаса, закричал старик. — Отвечайте скорей, что с моей девочкой?!
— Видимых ран нет, однако она без сознания…
— Привезите врача с «Годавери»!
— С ним невозможно связаться. Море бушует.
— Где Кристиан?
— Капитан возле нее. Через минуту вернется. Вот он уже идет. Я возвращаюсь на свой пост.
— Капитан, еще одно слово. Я любой ценой должен подняться на поверхность. Любой ценой, я приказываю! Вы слышите, капитан? Отвечайте! Отвечайте же!
Телефон безмолвствовал. Господин Синтез попытался восстановить связь. Безрезультатно! Он во весь голос кричал перед сосновой приборной доской, призывал офицера, аппарат продолжал молчать.
— Наверное, ввиду грозы прекратилась подача тока, — прошептал доселе молчавший ассистент, так грубо оторванный от своих ученых занятий.
— Скорее всего, — откликнулся Мэтр. — Там, наверху, они меня больше не слышат, а самостоятельно решиться на подъем «Крота» в такой момент не хотят. Кристиан — человек решительный и находчивый. Но мое присутствие на борту необходимо.
Господин Синтез снова попробовал выйти на связь, но все усилия оказались напрасны: телефон не работал. Старик попытался скрыть от ассистента охватившее его отчаянье; теперь ему уже не до эксперимента, о котором он мечтал месяцы и годы, которому был предан душой и телом. Ведь речь идет о его доченьке, единственной отраде, единственной привязанности восьмидесятилетнего -сердца! О внучке, как две капли воды похожей на ту, что во цвете лет забрала у него смерть. Зоолог слышал, как старик бормотал непонятные слова:
— Неужели ты сказал правду, Кришна? Неужели душа твоя, в которой я упорно не желал видеть ничего, кроме совокупности мозговых функций, и впрямь наделена даром пророчества? О пандит, не оказался ли ты вестником горя для человека, бывшего другом людям твоей расы? О пандит, где бы ты ни был, мчись сюда и спаси мое дитя!
Затем, как бы внезапно пробудившись ото сна, он сразу же взял себя в руки и вновь обрел бестрепетное спокойствие, являвшееся такой разительной чертой его характера.
— Придется нам примириться с тем, что телефонной связи мы лишены. Вот случай, который я должен был учесть… Так как в данную минуту мы не имеем возможности отдать приказ поднять «Крот», вооружимся терпением. В конечном итоге мои подчиненные — не дети. Тысячу раз они проявляли как отвагу, так и находчивость. Я уверен в Кристиане, он совершит невозможное. Через несколько часов шторм уляжется, а мы здесь имеем все условия, чтобы этого дождаться. Бездействием горю не поможешь, давайте-ка работать.
Однако оказалось, что мужественная попытка старика, до сих пор преодолевавшего любые трудности, вскоре оказалось неисполнимой. В страшной тишине, наступившей после последних слов Мэтра, слух господина Артура уловил странный звук; будто бы кто-то поскреб обшивку «Крота», вернее, какой-то твердый предмет с сухим скрипом скользнул по корпусу аппарата. Весьма озадаченный, он приник глазами к иллюминатору, за которым от яркой электрической лампы было светло, словно днем.
Видя, как длинная тонкая змея, скользнув по металлическому панцирю, упала среди сгустков, образованных скоплением bathybius, зоолог подумал: «Ты смотри, водоросль! Но этот скрежет, это характерное царапанье металла о металл?.. Водоросль, пусть даже тяжелая и длинная, произвела бы тихий шелест, неслышно бы соскользнула… Да никакая водоросль и не могла опуститься на такую глубину…»
Бедняга боялся поверить самому себе; этот, твердый извивающийся шнур не мог быть ничем иным, кроме как кабелем, сплетенным из стальных нитей. Но, чтобы кабелю упасть вниз, обвивая подводный снаряд, надо было отцепить его от корабля. Сомнений нет:— это металлический канат, свернувшись петлей, задел один из иллюминаторов. Без малейшей надежды на ошибку, Роже-Адамс узнал кабельный трос, казавшийся таким прочным. И тогда горемычный профессор, обезумев от мысли, что он замурован живьем на глубине пяти тысяч метров, не имея возможности связаться с кораблем, без всякой надежды на спасение закричал голосом, в котором уже не осталось ничего человеческого:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98