Я встал, повернулся и уставился в дуло собственного пистолета.
«Беспечный, потерявший нюх идиот, я это заслужил», — мелькнула у меня мысль. Слова, которыми я ругал себя, не произносят при дамах.
Она сидела, поджав под себя ноги, стиснув в руке пистолет. Рука твердая, ни малейшей дрожи. Между нами ярдов пять. Слишком большое расстояние, чтобы пытаться сделать что-нибудь.
— Хладнокровный подонок, ничего не скажешь, — процедила она.
— Вы не станете стрелять в меня, — улыбнулся я.
— Почему?
— Я не застрахован на полтора миллиона.
— Вы имеете в виду, что я... — Она вытаращила глаза. — Что я... застрелила Крисэйлиса?
— Возможно.
— Полный идиот, вот что я вам скажу.
— С позволения сказать, вы не лучше. Эта игрушка очень легко стреляет.
Она взглянула на пистолет, будто забыла о нем, и, прежде чем я успел ее остановить, бросила его на дорожку, мощенную камнем. Удар о землю неизбежно привел к выстрелу. Пламя вырвалось из дула, пуля скользнула в густой траве рядом с ее шезлонгом, в девяти дюймах от ее тела.
С секунду она не понимала, что произошло, потом вздрогнула и закрыла лицо руками. Я поднял в траве пистолет и поставил его на предохранитель, потом опустился на скамью лицом к ней.
— Игры, — произнесла она потрясенным голосом. — Что я делаю? Только играю. Бридж и гольф. Все на свете игра.
— Это тоже? — Я сунул пистолет в кобуру под мышкой и защелкнул зажим.
— Мне только хотелось заставить вас попотеть.
— Почему?
— Хороший вопрос. Это чертовски хороший вопрос. Все — игра. Жизнь — проклятая игра.
— А мы все бедные проклятые неудачники? — саркастически спросил я.
Она опустила руки и посмотрела на меня. Глаза у нее были сухие, но половина ее самоуверенности растаяла, как лед в бокале.
— Это была только игра. Я не хотела причинять вам вред.
Она думала, что говорит правду, но мне слишком хорошо знакомы шутки подсознания, когда человек сам не может объяснить, почему он что-то сделал. А ей, несомненно, хотелось уничтожить меня, наверно, за то, что я спас ее мужа, или за то, что искал ее лошадь, или за то, что она видела в моем поведении демонстрацию мужского превосходства. Она и без оружия в руках была очень неуравновешенной дамочкой.
— Дайте мне ваш бокал, — резко бросила она.
— Я принесу вам виски.
— Вашего бокала хватит, — настаивала она.
Я протянул ей бокал, она сделала глоток — у меня было сухое имбирное пиво.
— Вы всегда обманываете? — осведомилась она.
— Во всяком случае, пиво мягче, безопаснее, и от него не такое сильное похмелье.
Я принес ей новый бокал виски. Она сделала скромный глоток и поставила рядом с пустым.
— Оставайтесь к обеду. — Это было скорее небрежное предложение, чем теплое приглашение, но я ответил на ее невысказанную потребность, не обратив внимания на тон:
— Хорошо.
Она кивнула, перевернулась на живот и теперь прожаривала спину. Я лег в шезлонг, закрывая одной рукой глаза от прямых лучей солнца и размышляя о вопросах, которые она не задала. К примеру, как чувствовал себя Дэйв, когда я видел его, и серьезен ли перелом бедра.
Немного спустя она снова перешла в бассейн.
— Идемте, — позвала она меня.
Я покачал головой.
— Не будьте таким чистоплюем. Я не девица, которая падает в обморок от вида царапины. Если ноги у вас в таком виде, то и все остальное тело должно быть не лучше. Снимите эту идиотскую рубашку и немножко расслабьтесь.
Было действительно очень жарко, и прозрачная голубая вода выглядела так заманчиво. Я вздохнул, поднялся, стянул рубашку и спустился в бассейн. Тепловатая, мягкая вода расслабила напряжение в нервах и мышцах, которое я даже не сознавал, и почти час я плавал и лежал на воде. Когда наконец я выбрался на траву, миссис Теллер покрывала себя свежим слоем масла. Стакан с виски опустел.
— Дэйв тоже в таком состоянии? — Она рассматривала синяки и ссадины у меня на плечах.
— В гораздо худшем.
Она состроила гримасу и, когда я снова надел рубашку, промолчала.
Солнце опускалось все ниже, тени от деревьев удлинились, золотистый свет падал на большой кремовый дом в колониальном стиле, отделенный от бассейна лужайкой.
— Здесь так красиво, — сказал я.
— Пожалуй, да. — Она небрежно взглянула на дом. — Но мы переедем, конечно.
— Переедете?
— Да, в Калифорнию.
— Переедет племенная ферма? Лошади и все остальное?
— Да. Дэйв недавно купил ферму недалеко от Санта-Барбары. И мы переедем туда осенью.
— А я-то подумал, что вы устроились здесь на всю жизнь. Разве это не ферма отца Дэйва?
— Конечно, нет. Мы переехали сюда лет десять назад. Старая ферма была по другую сторону от Лексингтона, недалеко от Версальс-роуд.
— Калифорния далеко отсюда, — протянул я. Но она не собиралась объяснять мне причины переезда, и после паузы я добавил: — Если вас не затруднит, я хотел бы посмотреть лошадей и конюшню.
— Бизнес или удовольствие? — Она, сощурившись, смотрела на меня.
— И то, и другое, — улыбнулся я.
— Пожалуйста, — пожала она плечами. — Но принесите мне еще выпить.
Гораздо проще было бы поставить холодильник возле бассейна, тогда бы не пришлось бегать взад и вперед. Но, может, ей нужна иллюзия, что она не пьет днем. Я поднял с травы ее бокал, сходил в дом, наполнил его и переоделся. Когда я подошел к миссис Теллер, она еще лежала в бикини лицом вниз.
— Скажите конюхам, что я прислала вас, — сказала она.
Но я не успел отойти, как позвонил Дэйв. Эва принесла телефон и включила длинный шнур в розетку на стене раздевалки. Жена Дэйва задала три-четыре неозабоченных вопроса о его состоянии, потом сказала, протянув мне трубку:
— Дэйв хочет поговорить с вами.
— Джин? — Его голос звучал так ясно, будто он звонил из Лексингтона, и гораздо бодрее, чем вчера утром.
— Привет.
— Послушайте, дружище, Сим и я хотим, чтобы вы прилетели к нам для совета. Можете вылететь завтра утром?
— Но расходы... — слабо запротестовал я.
— Черт с ними, с расходами. У вас же есть обратный билет. Значит, завтра утром?
— Хорошо.
— Вы еще не нашли лошадь?
— Нет.
— Думаете, найдете?
— Пока не знаю.
— Встретимся в четверг. — Он вздохнул и повесил трубку.
Конюшня располагалась в стороне от дома. Я пошел туда и поговорил с конюхом, Чабом Ладовски, крупным добродушным человеком с медлительной речью, птичьей головой и большими, похожими на окорока, руками. С радушным терпением и явной гордостью за свою работу он показал мне хозяйство. Оно было в образцовом состоянии. Кобылы и жеребята мирно жевали сено на аккуратно разделенных полосками с постриженной травой участках паддока. Чистота соблюдалась безукоризненная. Жеребцы занимали специальное помещение на шесть стойл, перед которым был паддок для тренировок, обнесенный изгородью, а по бокам, за высоким забором, — две площадки для спаривания. Только пять стойл были заняты, шестое, Крисэйлиса, пустовало.
— Оликса вы тоже держали здесь? — спросил я.
— Верно. Второе стойло с этого конца. Но он был здесь всего четыре дня.
— Где начался пожар?
— Ночью загорелась солома, — нахмурился Чаб, — как раз вот здесь. — Мы стояли в центре помещения. — Пламени почти не было. Больше дыма.
— Вы вывели лошадей в паддок перед конюшней?
— Верно. На всякий случай. Но, черт подери, животные так испугались, что разнесли в дальнем конце ограду и выскочили на проселочную дорогу, которая проходит позади.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
«Беспечный, потерявший нюх идиот, я это заслужил», — мелькнула у меня мысль. Слова, которыми я ругал себя, не произносят при дамах.
Она сидела, поджав под себя ноги, стиснув в руке пистолет. Рука твердая, ни малейшей дрожи. Между нами ярдов пять. Слишком большое расстояние, чтобы пытаться сделать что-нибудь.
— Хладнокровный подонок, ничего не скажешь, — процедила она.
— Вы не станете стрелять в меня, — улыбнулся я.
— Почему?
— Я не застрахован на полтора миллиона.
— Вы имеете в виду, что я... — Она вытаращила глаза. — Что я... застрелила Крисэйлиса?
— Возможно.
— Полный идиот, вот что я вам скажу.
— С позволения сказать, вы не лучше. Эта игрушка очень легко стреляет.
Она взглянула на пистолет, будто забыла о нем, и, прежде чем я успел ее остановить, бросила его на дорожку, мощенную камнем. Удар о землю неизбежно привел к выстрелу. Пламя вырвалось из дула, пуля скользнула в густой траве рядом с ее шезлонгом, в девяти дюймах от ее тела.
С секунду она не понимала, что произошло, потом вздрогнула и закрыла лицо руками. Я поднял в траве пистолет и поставил его на предохранитель, потом опустился на скамью лицом к ней.
— Игры, — произнесла она потрясенным голосом. — Что я делаю? Только играю. Бридж и гольф. Все на свете игра.
— Это тоже? — Я сунул пистолет в кобуру под мышкой и защелкнул зажим.
— Мне только хотелось заставить вас попотеть.
— Почему?
— Хороший вопрос. Это чертовски хороший вопрос. Все — игра. Жизнь — проклятая игра.
— А мы все бедные проклятые неудачники? — саркастически спросил я.
Она опустила руки и посмотрела на меня. Глаза у нее были сухие, но половина ее самоуверенности растаяла, как лед в бокале.
— Это была только игра. Я не хотела причинять вам вред.
Она думала, что говорит правду, но мне слишком хорошо знакомы шутки подсознания, когда человек сам не может объяснить, почему он что-то сделал. А ей, несомненно, хотелось уничтожить меня, наверно, за то, что я спас ее мужа, или за то, что искал ее лошадь, или за то, что она видела в моем поведении демонстрацию мужского превосходства. Она и без оружия в руках была очень неуравновешенной дамочкой.
— Дайте мне ваш бокал, — резко бросила она.
— Я принесу вам виски.
— Вашего бокала хватит, — настаивала она.
Я протянул ей бокал, она сделала глоток — у меня было сухое имбирное пиво.
— Вы всегда обманываете? — осведомилась она.
— Во всяком случае, пиво мягче, безопаснее, и от него не такое сильное похмелье.
Я принес ей новый бокал виски. Она сделала скромный глоток и поставила рядом с пустым.
— Оставайтесь к обеду. — Это было скорее небрежное предложение, чем теплое приглашение, но я ответил на ее невысказанную потребность, не обратив внимания на тон:
— Хорошо.
Она кивнула, перевернулась на живот и теперь прожаривала спину. Я лег в шезлонг, закрывая одной рукой глаза от прямых лучей солнца и размышляя о вопросах, которые она не задала. К примеру, как чувствовал себя Дэйв, когда я видел его, и серьезен ли перелом бедра.
Немного спустя она снова перешла в бассейн.
— Идемте, — позвала она меня.
Я покачал головой.
— Не будьте таким чистоплюем. Я не девица, которая падает в обморок от вида царапины. Если ноги у вас в таком виде, то и все остальное тело должно быть не лучше. Снимите эту идиотскую рубашку и немножко расслабьтесь.
Было действительно очень жарко, и прозрачная голубая вода выглядела так заманчиво. Я вздохнул, поднялся, стянул рубашку и спустился в бассейн. Тепловатая, мягкая вода расслабила напряжение в нервах и мышцах, которое я даже не сознавал, и почти час я плавал и лежал на воде. Когда наконец я выбрался на траву, миссис Теллер покрывала себя свежим слоем масла. Стакан с виски опустел.
— Дэйв тоже в таком состоянии? — Она рассматривала синяки и ссадины у меня на плечах.
— В гораздо худшем.
Она состроила гримасу и, когда я снова надел рубашку, промолчала.
Солнце опускалось все ниже, тени от деревьев удлинились, золотистый свет падал на большой кремовый дом в колониальном стиле, отделенный от бассейна лужайкой.
— Здесь так красиво, — сказал я.
— Пожалуй, да. — Она небрежно взглянула на дом. — Но мы переедем, конечно.
— Переедете?
— Да, в Калифорнию.
— Переедет племенная ферма? Лошади и все остальное?
— Да. Дэйв недавно купил ферму недалеко от Санта-Барбары. И мы переедем туда осенью.
— А я-то подумал, что вы устроились здесь на всю жизнь. Разве это не ферма отца Дэйва?
— Конечно, нет. Мы переехали сюда лет десять назад. Старая ферма была по другую сторону от Лексингтона, недалеко от Версальс-роуд.
— Калифорния далеко отсюда, — протянул я. Но она не собиралась объяснять мне причины переезда, и после паузы я добавил: — Если вас не затруднит, я хотел бы посмотреть лошадей и конюшню.
— Бизнес или удовольствие? — Она, сощурившись, смотрела на меня.
— И то, и другое, — улыбнулся я.
— Пожалуйста, — пожала она плечами. — Но принесите мне еще выпить.
Гораздо проще было бы поставить холодильник возле бассейна, тогда бы не пришлось бегать взад и вперед. Но, может, ей нужна иллюзия, что она не пьет днем. Я поднял с травы ее бокал, сходил в дом, наполнил его и переоделся. Когда я подошел к миссис Теллер, она еще лежала в бикини лицом вниз.
— Скажите конюхам, что я прислала вас, — сказала она.
Но я не успел отойти, как позвонил Дэйв. Эва принесла телефон и включила длинный шнур в розетку на стене раздевалки. Жена Дэйва задала три-четыре неозабоченных вопроса о его состоянии, потом сказала, протянув мне трубку:
— Дэйв хочет поговорить с вами.
— Джин? — Его голос звучал так ясно, будто он звонил из Лексингтона, и гораздо бодрее, чем вчера утром.
— Привет.
— Послушайте, дружище, Сим и я хотим, чтобы вы прилетели к нам для совета. Можете вылететь завтра утром?
— Но расходы... — слабо запротестовал я.
— Черт с ними, с расходами. У вас же есть обратный билет. Значит, завтра утром?
— Хорошо.
— Вы еще не нашли лошадь?
— Нет.
— Думаете, найдете?
— Пока не знаю.
— Встретимся в четверг. — Он вздохнул и повесил трубку.
Конюшня располагалась в стороне от дома. Я пошел туда и поговорил с конюхом, Чабом Ладовски, крупным добродушным человеком с медлительной речью, птичьей головой и большими, похожими на окорока, руками. С радушным терпением и явной гордостью за свою работу он показал мне хозяйство. Оно было в образцовом состоянии. Кобылы и жеребята мирно жевали сено на аккуратно разделенных полосками с постриженной травой участках паддока. Чистота соблюдалась безукоризненная. Жеребцы занимали специальное помещение на шесть стойл, перед которым был паддок для тренировок, обнесенный изгородью, а по бокам, за высоким забором, — две площадки для спаривания. Только пять стойл были заняты, шестое, Крисэйлиса, пустовало.
— Оликса вы тоже держали здесь? — спросил я.
— Верно. Второе стойло с этого конца. Но он был здесь всего четыре дня.
— Где начался пожар?
— Ночью загорелась солома, — нахмурился Чаб, — как раз вот здесь. — Мы стояли в центре помещения. — Пламени почти не было. Больше дыма.
— Вы вывели лошадей в паддок перед конюшней?
— Верно. На всякий случай. Но, черт подери, животные так испугались, что разнесли в дальнем конце ограду и выскочили на проселочную дорогу, которая проходит позади.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61