– А почему… – начал Дух, и Стив сразу понял, что Дух собирается выдать очередной пример извращенной логики, которую он иногда культивировал и которая так раздражала Стива. Он собирался спросить, почему эта парочка слушала радио в процессе любовных игрищ или почему маньяк вдруг решил открыть дверцу крюком, а не здоровой рукой, что было бы гораздо удобнее. Но потом луна вышла из-за облаков, и весь холм озарился белым холодным светом, и Дух умолк на полуслове, испуганно вскрикнув.
Стив проследил за его взглядом – Дух смотрел на дуб, – но не заметил ничего необычного. Однако он знал, что Дух что-то видит. И почему-то это было даже страшнее, чем увидеть это самому.
Дух шагнул вперед, словно что-то его подтолкнуло, – ноги несли его сами. А он даже не был уверен, хочет ли он идти. Он сделал пару шагов по направлению к дубу, и силуэты двух близнецов стали плотнее и четче.
Они сидели на нижней ветке, свесив ноги и держась руками за ствол. На фоне темной коры их изящные белые руки казались какими-то фантастическими насекомыми. Еще пара шагов, и Дух почувствовал их запах: странный пьянящий букет из земляничного сока, ароматизированных сигарет, вина, травы, крови, дождя и любовного пота – всего того, что они любили при жизни, всего, что в итоге их и погубило и заставило жить, паразитируя друг на друге, пока они не испили друг друга до дна. Но здесь – на холме, озаренном луной, в ее бледном призрачном свете, – они по-прежнему были красивы. Они были одеты в яркие переливчатые шелка, которые искрились отблесками лунного света. Их лица были свежими и молодыми – Дух не заметил ни одной морщинки, ни одного изъяна. Он видел только их темные губы, их пышные волосы, выкрашенные в яркие неестественные цвета, лимонно-желтый и вишнево-красный, их глаза – серебристые жемчужины, как будто подернутые перламутровой пленкой и без зрачков.
Но они были зрячими, и они смотрели на него – он это чувствовал, – и когда он подошел совсем близко, так что уже мог протянуть руку и коснуться ствола, один из них обратился к нему. Всего лишь имя, шепот в ветвях:
– Дух.
Но это было как ветер, летящий над морем, как невидимый шорох в пустой комнате. Дух прикоснулся рукой к стволу, совсем рядом с изящной ногой, затянутой в переливчатый шелк, – такой осязаемой и настоящей, что он едва удержался, чтобы ее не погладить.
Почему он их видит сейчас – наяву, – этих созданий из сна? Там, во сне, близнецы были жалкими и беспомощными, но теперь они его пугали. Интересно, подумал Дух, во что они превратились сейчас, после смерти? Как смерть их изменила? Если каким-то непостижимым образом они сейчас живы, то что поддерживает в них жизнь или хотя бы подобие жизни? И самое главное: почему они ему снились?
Дух давно уже привык к подобным вопросам. Сколько он себя помнил, мертвецы приходили к нему в его снах; также в снах ему открывалось будущее; он умел читать мысли и воспринимать ощущения близких ему людей – а если сосредоточиться, то вообще всех людей. Но еще никогда существа из снов не приходили к нему наяву.
– Что там? – спросил Стив с той стороны поляны.
– Здравствуй, Дух, – сказал близнец с красными волосами и улыбнулся ему сверху вниз накрашенными губами. На его бледном худом лице эти яркие губы смотрелись как-то уж слишком темно, а в улыбке не было тепла – давно позабытый спазм мускулов, воспоминание об улыбке. Но Дух выдержал взгляд его безжизненных серебристых глаз. За себя он не боялся. Пока еще не боялся. Эти двое давно мертвы, если они вообще жили по-настоящему, за пределами его сна.
– Разумеется, мы не жили по-настоящему, – сказал первый близнец, прочитав мысли Духа. – Мы – всего лишь твой сон.
– И мы не шляемся по ночам по пустынным шоссе и не убиваем маленьких мальчиков лишь для того, чтобы выпить их жизни.
– И в момент своей смерти он был невкусным, правда, любовь моя? Нет, Дух, мы не убивали того ребенка.
– Нет, это не мы. Чтобы оставаться красивыми, нам надо пить жизнь. Но это не мы. Мы – всего лишь твой сон…
Они и не рассчитывали на то, что он им поверит. За экзотическим ароматом, исходившим от близнецов. Дух чувствовал другой запах – запах смерти и разложения, сухой и прогорклый запах с бледно-коричневой кромкой. Их кожа вдруг показалась ему очень хрупкой. Впечатление было такое, что, если ветер подует чуть-чуть сильнее, он просто сорвет ее с тонких и ломких костей. Духу хотелось спросить, больно ли это, когда ты гниешь в могиле, и одиноко им там или нет. Ему хотелось спросить, как их похоронили – может быть, вместе. В одном гробу. Где хватило бы места для них двоих – для двух маленьких ссохшихся тел, которые входят друг в друга, как фрагменты картинки-головоломки из плоти и крови. Или их все-таки похоронили в двух разных гробах, но рядом, и им приходится тянуться сквозь рыхлую землю, чтобы соприкоснуться руками?
Ему надо было понять, что они собой представляют; опасны они или нет. Безо всякой охоты – лишь потому, что так было нужно, – он внутренне потянулся к ним, стараясь коснуться их мыслей. И у него получилось. Их мысли были как отзвуки эха, как безжизненные и пустынные комнаты, где бродят унылые призраки. Их мысли были легки, и трепетны, и холодны, как надгробные камни в серебряном свете луны; и ненасытны, как хищные звери, рвущие зубами добычу. Они взяли Духа с собой в могилу, и он увидел самую темную тьму – темнее, чем беззвездная ночь в горах, где он родился, темнее, чем чернота, что клубится у него за закрытыми веками, когда он лежит по ночам и не может заснуть, темнее, чем миг перед самым рассветом.
Он лежал на гниющем шелке и чувствовал, как его тело медленно высыхает, как содрогается обескровленная плоть. Он чувствовал потаенные ласки других существ, которые делили с ним эту могилу: бледных червей, и блестящих жуков с тонкими черными ножками, и каких-то совсем уже непонятных существ без имени и облика, неразличимых невооруженным глазом, мелких голодных тварей, которые превращали его мертвую плоть в новую жирную землю…
– Дух? Какого хрена вообще ты там делаешь?! Ему на плечи легли руки Стива, большие, сильные и настоящие. Узловатые пальцы больно вонзились в плечи. Дух подался назад и прижался к Стиву спиной.
– Это не больно, – сказал он… Стиву? Или, может быть, близнецам? Он не знал, и ему было все равно.
– Что не больно? Ты с кем говоришь?
– Смерть – это не больно, – сказал один из близнецов, и его глаза вспыхнули серебром. – Смерть – это сладостная темнота.
Второй близнец подхватил:
– Только смерть длится вечно. Смерть – это вечная красота.
– Смерть – это любовник с тысячами языков…
– И ласки тысячи насекомых…
– Смерть – это просто.
– Смерть – это легко.
– СМЕРТЬ – ЭТО ЛЕГКО, СМЕРТЬ – ЭТО ЛЕГКО, СМЕРТЬ – ЭТО ЛЕГКО…
– Прекратите! – закричал Дух. Слова гремели у него в голове, обращались в ритм его сердца, тянули его к себе. – Прекратите! Оставьте меня в покое!
А потом Стив обнял его и прижал к себе, и Дух больше не чувствовал гнилостно-пряного запаха близнецов – только запах Стива, запах пива и грязных волос, запах любви и страха, – и он уткнулся лицом в плечо Стива, в его мягкую хлопковую футболку, а когда снова открыл глаза, близнецов уже не было. Дух слышал только далекий рев электростанции на том берегу озера и видел лишь темные ветви дуба, что тянулись к ясному небу в мерцающей россыпи звезд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99