– Он протянул руки к Никто. После секундной заминки Никто шагнул к нему, упал ему в объятия и уронил голову ему на плечо.
– Нет, – поговорила Энн с тупым отчаянием. – Нет. Я в жизни ни с кем так не трахалась. Ты не можешь прогнать меня просто так.
Стив сдавленно вскрикнул и зарылся лицом Духу в колени. Его ободранные руки бессильно скребли по асфальту. Дух взял их и сжал, не давая Стиву поранить себя еще больше.
Никто посмотрел на Энн. С жалостью и легким презрением.
– Уходи, – сказал он. – Найди кого-нибудь другого. С ним буду я, а не ты. Ты здесь чужая.
Лицо у Энн исказилось. Она развернулась и быстро пошла прочь, как будто вдруг испугавшись осколков стекла, и заколоченных входов, и холодной ночи. Духу хотелось догнать ее – даже после всего, что она сделала и сказала, – но он не мог бросить Стива. Он видел, какое у нее лицо. Он думал, она сейчас закричит – и ее крик разорвет ночь пополам.
Но тут до них донесся громкий и пьяный веселый голос:
– Эй! Зиллах! Смотри, кого мы нашли… это наш Крисси!
Кристиан едва держался на ногах. Наверное, что-то подобное происходит, когда ты напьешься пьяным. Конечно, Твиг обнимал его за шею, навалившись всем весом, а Молоха буквально висел на нем, но Кристиан чуть ли не падал вовсе не из-за того, что почти тащил на себе этих двоих. У него кружилась голова: от облегчения и радости, от теплого медного запаха, исходившего от Молохи с Твигом, и от прикосновения к их коже, которая если когда-то и станет холодной и мертвой, то еще очень не скоро.
Они дождались, пока закончится его смена в баре, и, чтобы время прошло быстрее, без умолку болтали о городах, где побывали за эти годы, о редких новых наркотиках, которые они перепробовали все, о жутких кровавых переделках, из которых они выбирались целыми и невредимыми. Они уверили Кристиана, что Зиллах по-прежнему с ними, живой и здоровый.
Когда бар закрылся, они вытащили его на улицу прежде, чем Кинси успел ему заплатить за сегодняшний вечер. Их фургончик был припаркован в нескольких кварталах от клуба. Когда они подошли к машине, Кристиан разглядел, что там столпились какие-то люди. Среди них был и Зиллах. И как только Кристиан увидел его сияющие зеленые глаза, его беззаботное и по-прежнему гладкое и безупречное лицо, что-то внутри у него оборвалось. Он ждал этой минуты пятнадцать лет. Зиллах приподнял бровь и улыбнулся ему бледной и злой улыбкой.
Но кто остальные? Двоих из них Кристиан уже видел. Девушка с заплаканными глазами – она сегодня была в клубе. И светловолосый парень с бледными глазами… который слегка ошалел, когда увидел Кристиана за стойкой… солист «Потерянных душ?». Но было что-то еще… присмотревшись к нему получше, Кристиан вспомнил. Это был тот самый парень, который тогда в сумерках ехал на велосипеде и остановился у прилавка Кристиана, когда тот уже собирался заканчивать с розами и пойти поохотиться. Он был так голоден, что уже не мог ждать, и все-таки по каким-то непонятным причинам он не стал пить этого парня.
Второй парень – кажется, гитарист, – лежал на тротуаре, уткнувшись лицом в колени светловолосого. Его длинные ноги были вывернуты под совершенно невообразимым углом. Кристиан чувствовал запах его крови, но сейчас этот запах его не возбуждал. Сейчас его больше интересовало другое. Еще один парень. Совсем незнакомый.
Он стоял в сумраке за спиной у Зиллаха, так что Кристиан даже не сразу его заметил…
Это был истинный сын ночи, воплощение всех тонких и хрупких детишек, которые ходят в черном, подводят глаза черной тушью и выходят из дома лишь с наступлением темноты. Этот мальчик выглядел так, как будто он родился и вырос в задней комнате какого-нибудь андеграундного ночного клуба, вскормленный хлебом, размоченном в молоке пополам с виски. Его лицо было как будто вылеплено голодом. Да, вот подходящее определение для этого парня: голодный. Голодный до всего… до того, чтобы напиться и опьянеть, до спасения или проклятия, до самой ночи. Тени у него под глазами казались нарисованными размытой акварелью. Его бледные запястья были тонкими и слегка узловатыми.
Кристиан выбрался из объятий Молохи и Твига и шагнул вперед, безотчетно облизав губы.
– Ты кто? – спросил он.
– Это Никто, – ответил Зиллах. – Его так зовут.
До Кристиана не сразу дошло, откуда он знает это имя. Но он не забыл про Джесси и ее красивого сына. Все эти годы он пребывал в сомнениях, что ему, может быть, стоило оставить ребенка себе и воспитать его самому; и каждый раз напоминал себе, что он отдал ребенка в чужие руки лишь для того, чтобы дать ему шанс прожить жизнь, не запятнанную кровью. Но он не забыл… И теперь понял, что с тем же успехом он мог бы оставить ребенка себе. Кровь тянется к крови; благословенные и проклятые все равно находят «своих» – тех, для которых они предназначены.
– Никто? – переспросил он и подошел еще ближе.
Мальчик робко кивнул.
Кристиан закрыл глаза и вспомнил – слово в слово – свою записку, которую он приколол к одеяльцу маленького человечка в то давнее холодное утро.
– «Его зовут Никто, – процитировал он. – Заботьтесь о нем, и он принесет вам счастье».
Он был не готов к такой бурной реакции. Никто бросился к Кристиану, обнял его за талию и прижался к нему всем телом. Даже через два слоя одежды Кристиан чувствовал жар его тела.
– Да! – закричал Никто. – Да! Да! Они поменяли мне имя. Они меня звали Джейсоном, но я их всегда ненавидел, и я по-прежнему Никто, и теперь я дома, и вы знаете, кто я! Скажите мне! Скажите мне, кто я!
– Ты разве не знаешь? Ты – сын Зиллаха, – удивленно проговорил Кристиан. Он думал, они это знают. Но ответом ему была потрясенная тишина. Абсолютная тишина. Даже Молоха с Твигом притихли.
Никто ошарашенно уставился на Кристиана. Тени у него под глазами как-то вдруг стали глубже и гуще; губы слегка приоткрылись. Сейчас он выглядел как ребенок, над которым долго-долго издевались и который сбежал от своих обидчиков… но слишком поздно.
– Ага, – сказал он. Похоже, сказать что-то еще он был сейчас просто не в состоянии. – Ага.
Зиллах ласково оторвал Никто от Кристиана. Никто крепко зажмурился и съежился в объятиях Зиллаха, уронив голову ему на грудь. Впечатление было такое, что он впал в полуобморочное состояние.
Зиллах рассеянно погладил его по голове.
– Марди-Гра? – спросил он Кристиана. – Та девочка у тебя в баре?
Кристиан кивнул.
– Ну что же, – сказал Зиллах. Он был бледней, чем обычно, но держался по-прежнему вызывающе прямо, а его зеленые глаза светились неистовым счастьем. Счастьем и гордостью. – Что же, это меняет дело. Теперь все еще лучше, чем было. Гораздо лучше.
Молоха с Твигом принялись шептаться между собой. Кристиан услышал приглушенный смех. Солист прислушивался к разговору, но было видно, что сейчас его больше всего волнует состояние его друга. Девушка как будто вообще была где-то не здесь. Она стояла, привалившись спиной к фургончику и обнимая себя за плечи, и тупо глядела в пространство. Свет от уличного фонаря лежал ярким пятном у нее на волосах.
Кристиан поднял голову и посмотрел на луну. Она была почти полной. Ее свет был ярким – резал глаза. Кристиан зажмурился, но все равно продолжал видеть луну – ее серебряный отпечаток на внутренней стороне век. Луна светила на всех, кто присутствовал здесь, – на Стивена, который лежал, уронив голову на колени Духа, злой, раненный, сломленный;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
– Нет, – поговорила Энн с тупым отчаянием. – Нет. Я в жизни ни с кем так не трахалась. Ты не можешь прогнать меня просто так.
Стив сдавленно вскрикнул и зарылся лицом Духу в колени. Его ободранные руки бессильно скребли по асфальту. Дух взял их и сжал, не давая Стиву поранить себя еще больше.
Никто посмотрел на Энн. С жалостью и легким презрением.
– Уходи, – сказал он. – Найди кого-нибудь другого. С ним буду я, а не ты. Ты здесь чужая.
Лицо у Энн исказилось. Она развернулась и быстро пошла прочь, как будто вдруг испугавшись осколков стекла, и заколоченных входов, и холодной ночи. Духу хотелось догнать ее – даже после всего, что она сделала и сказала, – но он не мог бросить Стива. Он видел, какое у нее лицо. Он думал, она сейчас закричит – и ее крик разорвет ночь пополам.
Но тут до них донесся громкий и пьяный веселый голос:
– Эй! Зиллах! Смотри, кого мы нашли… это наш Крисси!
Кристиан едва держался на ногах. Наверное, что-то подобное происходит, когда ты напьешься пьяным. Конечно, Твиг обнимал его за шею, навалившись всем весом, а Молоха буквально висел на нем, но Кристиан чуть ли не падал вовсе не из-за того, что почти тащил на себе этих двоих. У него кружилась голова: от облегчения и радости, от теплого медного запаха, исходившего от Молохи с Твигом, и от прикосновения к их коже, которая если когда-то и станет холодной и мертвой, то еще очень не скоро.
Они дождались, пока закончится его смена в баре, и, чтобы время прошло быстрее, без умолку болтали о городах, где побывали за эти годы, о редких новых наркотиках, которые они перепробовали все, о жутких кровавых переделках, из которых они выбирались целыми и невредимыми. Они уверили Кристиана, что Зиллах по-прежнему с ними, живой и здоровый.
Когда бар закрылся, они вытащили его на улицу прежде, чем Кинси успел ему заплатить за сегодняшний вечер. Их фургончик был припаркован в нескольких кварталах от клуба. Когда они подошли к машине, Кристиан разглядел, что там столпились какие-то люди. Среди них был и Зиллах. И как только Кристиан увидел его сияющие зеленые глаза, его беззаботное и по-прежнему гладкое и безупречное лицо, что-то внутри у него оборвалось. Он ждал этой минуты пятнадцать лет. Зиллах приподнял бровь и улыбнулся ему бледной и злой улыбкой.
Но кто остальные? Двоих из них Кристиан уже видел. Девушка с заплаканными глазами – она сегодня была в клубе. И светловолосый парень с бледными глазами… который слегка ошалел, когда увидел Кристиана за стойкой… солист «Потерянных душ?». Но было что-то еще… присмотревшись к нему получше, Кристиан вспомнил. Это был тот самый парень, который тогда в сумерках ехал на велосипеде и остановился у прилавка Кристиана, когда тот уже собирался заканчивать с розами и пойти поохотиться. Он был так голоден, что уже не мог ждать, и все-таки по каким-то непонятным причинам он не стал пить этого парня.
Второй парень – кажется, гитарист, – лежал на тротуаре, уткнувшись лицом в колени светловолосого. Его длинные ноги были вывернуты под совершенно невообразимым углом. Кристиан чувствовал запах его крови, но сейчас этот запах его не возбуждал. Сейчас его больше интересовало другое. Еще один парень. Совсем незнакомый.
Он стоял в сумраке за спиной у Зиллаха, так что Кристиан даже не сразу его заметил…
Это был истинный сын ночи, воплощение всех тонких и хрупких детишек, которые ходят в черном, подводят глаза черной тушью и выходят из дома лишь с наступлением темноты. Этот мальчик выглядел так, как будто он родился и вырос в задней комнате какого-нибудь андеграундного ночного клуба, вскормленный хлебом, размоченном в молоке пополам с виски. Его лицо было как будто вылеплено голодом. Да, вот подходящее определение для этого парня: голодный. Голодный до всего… до того, чтобы напиться и опьянеть, до спасения или проклятия, до самой ночи. Тени у него под глазами казались нарисованными размытой акварелью. Его бледные запястья были тонкими и слегка узловатыми.
Кристиан выбрался из объятий Молохи и Твига и шагнул вперед, безотчетно облизав губы.
– Ты кто? – спросил он.
– Это Никто, – ответил Зиллах. – Его так зовут.
До Кристиана не сразу дошло, откуда он знает это имя. Но он не забыл про Джесси и ее красивого сына. Все эти годы он пребывал в сомнениях, что ему, может быть, стоило оставить ребенка себе и воспитать его самому; и каждый раз напоминал себе, что он отдал ребенка в чужие руки лишь для того, чтобы дать ему шанс прожить жизнь, не запятнанную кровью. Но он не забыл… И теперь понял, что с тем же успехом он мог бы оставить ребенка себе. Кровь тянется к крови; благословенные и проклятые все равно находят «своих» – тех, для которых они предназначены.
– Никто? – переспросил он и подошел еще ближе.
Мальчик робко кивнул.
Кристиан закрыл глаза и вспомнил – слово в слово – свою записку, которую он приколол к одеяльцу маленького человечка в то давнее холодное утро.
– «Его зовут Никто, – процитировал он. – Заботьтесь о нем, и он принесет вам счастье».
Он был не готов к такой бурной реакции. Никто бросился к Кристиану, обнял его за талию и прижался к нему всем телом. Даже через два слоя одежды Кристиан чувствовал жар его тела.
– Да! – закричал Никто. – Да! Да! Они поменяли мне имя. Они меня звали Джейсоном, но я их всегда ненавидел, и я по-прежнему Никто, и теперь я дома, и вы знаете, кто я! Скажите мне! Скажите мне, кто я!
– Ты разве не знаешь? Ты – сын Зиллаха, – удивленно проговорил Кристиан. Он думал, они это знают. Но ответом ему была потрясенная тишина. Абсолютная тишина. Даже Молоха с Твигом притихли.
Никто ошарашенно уставился на Кристиана. Тени у него под глазами как-то вдруг стали глубже и гуще; губы слегка приоткрылись. Сейчас он выглядел как ребенок, над которым долго-долго издевались и который сбежал от своих обидчиков… но слишком поздно.
– Ага, – сказал он. Похоже, сказать что-то еще он был сейчас просто не в состоянии. – Ага.
Зиллах ласково оторвал Никто от Кристиана. Никто крепко зажмурился и съежился в объятиях Зиллаха, уронив голову ему на грудь. Впечатление было такое, что он впал в полуобморочное состояние.
Зиллах рассеянно погладил его по голове.
– Марди-Гра? – спросил он Кристиана. – Та девочка у тебя в баре?
Кристиан кивнул.
– Ну что же, – сказал Зиллах. Он был бледней, чем обычно, но держался по-прежнему вызывающе прямо, а его зеленые глаза светились неистовым счастьем. Счастьем и гордостью. – Что же, это меняет дело. Теперь все еще лучше, чем было. Гораздо лучше.
Молоха с Твигом принялись шептаться между собой. Кристиан услышал приглушенный смех. Солист прислушивался к разговору, но было видно, что сейчас его больше всего волнует состояние его друга. Девушка как будто вообще была где-то не здесь. Она стояла, привалившись спиной к фургончику и обнимая себя за плечи, и тупо глядела в пространство. Свет от уличного фонаря лежал ярким пятном у нее на волосах.
Кристиан поднял голову и посмотрел на луну. Она была почти полной. Ее свет был ярким – резал глаза. Кристиан зажмурился, но все равно продолжал видеть луну – ее серебряный отпечаток на внутренней стороне век. Луна светила на всех, кто присутствовал здесь, – на Стивена, который лежал, уронив голову на колени Духа, злой, раненный, сломленный;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99