— Маменькин сынок: не пьешь, не куришь, ночуешь дома.
(Хотел: «с девками не гуляешь». Нельзя: профессор, а он интеллигент.)
Молчит. Собираю на стол. Который уже раз сегодня? Третий.
Уселись. Чайник кипит. Еда.
— Слушай, Юра, можешь ты мне рассказать, чем живет молодежь?
(Мне нужно, и я же в будущее собираюсь. Разъяснить.)
Задумчиво жует. Молчит.
— Знаешь, я уже не чувствую вашего поколения. Утратил контакт, как выражаются теперь. Странно получается: до революции профессора устраивали «четверги» для учеников и студентов. А теперь… Работаю с молодежью, а чем они живут, узнаю из газет.
— Но я, наверное, не очень характерный экземпляр, Иван Николаевич. Видели, мама меня ждет…
— Ты все-таки ближе.
— Разная есть молодежь. Деревни не знаю, но заводы, институты, НИИ знакомы. Впечатления не всегда радужные, но и не пессимизм, как у некоторых.
— Сформулируй. Ты же ученый.
Улыбнулся. Лицо стало сразу детское, непосредственное.
— Какой же я ученый? Я инженер.
Но ему приятно, что так назвал.
— Не думайте, что собираюсь проповедовать утопии. Мы, инженеры-кибернетики, требуем все выражать в цифрах. В том числе и идеалы. Поэтому прежде всего нужна кибернетическая социология и экономика. Объективные методы изучения поведения людей, эффективности их труда, степени душевного комфорта. Устойчивости и перспектив социальной системы.
— Ты веришь в коммунизм?
Встал. Прошелся по кухне: три шага вперед, три — назад. Остановился против меня. Взволнован, кажется?
— Зачем вы задаете такие вопросы?
Мне немножко смешно и приятно его волнение. Значит, есть порох у молодежи.
— Мой друг, я собираюсь путешествовать в будущее. Представь: твои автоматы разбудят лет так через пятьдесят. Так что вопросы будущего меня интересуют совершенно конкретно.
(Врешь, еще не думал. Но вообще да, нужно знать. Дело серьезное.)
— Хорошо, я вам отвечу. Да, я верю. Но слово «вера» мне не подходит. Коммунизм — это не религия.
— Никто этого не говорил. Коммунизм — наука.
— Эту науку догматики нам подавали как религию: цитаты, цитаты… Если это наука, так я всегда имею право искать новых доказательств.
(Бывало и так: павловская физиология, мичуринская биология. Языкознание. Хотя не на костер, но с должности долой. Он этого не застал.)
— Я согласен. Но принесет ли пользу дискуссия в таком деле?
Представляю: митинги, страсти, упадок дисциплины. Прямой вред.
— Кто говорит о какой-то всеобщей дискуссии? Научные вопросы не решаются на митингах. (Прочел мысль!) Есть институты. Они должны изучить вопрос со всех сторон.
Слова. Пока одни слова. Но молодость берется горячо. Подразнить.
— Да что изучать? Какие проблемы? Строить коммунизм или возвращаться к капитализму?
— Ну зачем вы утрируете? Таких дураков не найдется. Дискутабельны вопросы методов и темпов, а не целей.
— Интересно, что думают по этому поводу философы? У тебя нет приятелей среди их молодежи?
— Нет. Пока я интересуюсь этим только так, для души. Хватит того, что в медицину влез. Хотелось бы, конечно, и сюда поглубже забраться, но в общем-то можно жить и так. Идем вперед, развиваемся. Но я еще этим займусь всерьез.
(А можно ли жить без этих вопросов? Если бы не водородные бомбы, то спешить действительно некуда. Время придет, покажет. Но теперь… Впрочем, это уже не для меня. Бобыль. Не выполнил долг: «Кто родит сына, посадит дерево…» Ни сына, ни дерева. Грустно.)
— Ну, а в людей ты веришь, Юра? Все ли способны войти в коммунизм? Имей в виду, что экспериментальных доказательств достаточности человеческих качеств нет.
(Ты-то сам готов? Пожалуй, да. Материальных благ мне вполне достаточно. Согласился бы даже и на меньшее. Независтлив, нечестолюбив. Вернее, «да», но в меру. Вот только лаборатория мне нужна, оборудование, помощники… А может быть, твои замыслы того и не стоят? Но я ведь этого честно добиваюсь, доказываю. Но слушай.)
— Я верю. Но я знаю, что человек — такое существо, что может и в сторону вильнуть и назад. И все к черту пойдет, вся история цивилизации и социальный прогресс. Пример — фашизм. Жутко — целое государство с пути сбилось.
— Опять добро и зло. Не будем обсуждать. Вернее, отложим. Давай лучше спать ложиться.
— Да, да, в самом деле, уже час. Вы меня простите за болтовню.
— Ну, что ты!
Какой он, Юра? Умен, но молод. Это значит, ум еще не настоящий. Слишком согрет чувством и ограничен. Мудрость приходит вместе со зрелостью. Даже у меня еще нет, наверное. Но как странно: в любом возрасте человек ощущает себя вполне умным и способным все понять. Вот тот же Юра наверняка уверен, что может постигнуть любую науку, любой предмет. Постигнуть… Я тоже так думал.
Стелю постели. Раскладушка, поролоновый матрасик. Удобная вещь, только простыня на нем держится плохо. Подоткнем. Еще пододеяльник.
— Юра, там в ванной есть новая зубная щетка. Красная.
Укроется пледом, тепло. Да, полагается наволочку сменить. Сейчас. За границей еще пижаму дают, у нас пока в своих рубахах. Не дошли.
— Ложись. Читать будешь? Газеты есть.
— Нет, спасибо. Я быстро засыпаю.
Стесняется. Ну, я тоже свет потушу сразу.
Вечерний туалет. Зубы как зубы, но десны явно распухли. Так уж явно? Да. Ничего. Послужат.
Ложусь.
— Ну, спокойной ночи. Рано не поднимайся.
— Спокойной ночи.
Гашу свет. Лежу, вытянувшись под одеялом. Тепло. Хорошо лечь после длинного рабочего дня. Длинного дня разговоров.
На потолке светлые квадраты от уличных фонарей. Качаются. Ветер. Вот поползло еще одно пятно. Быстрей, быстрей. Пропало. Кто-то включил фары. Ночью нет инспекции.
Спать. Но мозг не сдается сну.
День прошел. «Быстры, как волны, дни нашей жизни…» Песня была. Пели подвыпившие интеллигенты. Не много дней осталось. Каждым нужно дорожить. Зачем? Не все ли равно — раньше, позже? Рисуешься? Не очень.
Волны… Волны морские. Хорошо вот так засыпать на берегу. Ш… шшш… уу… Слышу шум волн, методичный, успокаивающий. Так было и миллионы лет. Уже больше не увижу. Нет, весной еще успею съездить. Посижу на камушках. Подумаю о вечности.
Юра уснул. Действительно быстро. Молодость. Еще говорили: чистая совесть. Наверное.
Ничего у меня не болит сейчас. Может быть, я здоров?
Хорошо бы Люба была со мной. Приятно ощущать на своей ноге ее маленькую, мягкую ступню. Запомнилось давно. Странно, даже больше, чем ощущение другого. Еще запах волос.
Вздыхаю. Бездарность: ни разу не проспал с женщиной целую ночь! «Ах, уже поздно!», «Ах, уже нужно бежать!». И так всегда. Вчера утром еще была надежда: посплю. Растаяла.
Во втором пришествии.
Едва ли. Потерялся: будет анабиоз, не будет? Иногда кажется — бред, потом — реальность. Но я-то знаю: шансов ничтожно мало. Логика наших рассуждении примитивна. Многое просто не знаем, не можем охватить всей сложности проблемы.
Нужно поставить опыты с длительным анабиозом. Не успеть. Программа пробуждения вообще не будет отработана. Да и нужны ли опыты? Вдруг окажется: невозможно разбудить? А так есть иллюзия.
Нет. Нечестно. И не стоит продаваться за несколько лишних шансов пожить.
А что тебя в этом деле больше интересует: научный эксперимент или своя судьба?
Взвешиваю: не могу определить. Гордость: ученый. Хвастун ты.
Будут клетки синтезировать свою структуру или будет только распад? Если нет, то как быстро? Снизить температуру до двух-трех градусов, тогда обмен, наверное, уменьшится раз в тридцать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49