– Большие персоны есть, которые подозревают Филиппа Орлеанского в намерении извести короля.
– Комплот против регента, сиречь заговор, – сказал Борис, – сотворила герцогиня де Мэн.
Речь дипломатов, почтительная, книжная, быстро надоедала царю.
– Нам до того нет дела, – отрезал он.
Шафиров, помолчав, сказал:
– У князя старые знакомые во Франции. Встретишь ненароком, Борис Иваныч.
– Сомнительно, – ответил Куракин. – По щелям засованы.
– Станислав угнездился, – бросил Петр. – Поместье ему пожаловали. Верно?
– Однако в парижский монд не ходит, – сказал Куракин.
Вспомнили королеву Собесскую. И о ней посол осведомлен, – находится в отцовском замке, в провинции. Впущена во Францию с условием – в политику не соваться. Теперь уже стара, немощна для интриг.
– В Париже, как в Ноевом ковчеге, – сказал Шафиров. – Вели князю, государь, навестить венгра. Ныне не то, что прежде, все нас в фокусе держат… Живо разнесется – посол царя визитовал князя Ракоци.
Борис поддержал вяло. Венгрия придавлена, помочь ей не довелось. Что же, кроме политесов, сказать благородному рыцарю?
– Я и сам пойду к венгру, – уронил Петр.
По причине тихой погоды небольшое расстояние до Антверпена шли целую неделю. Обозначились тонкими полосками берега Шельды. Царь навел подзорную трубу на город, известный коммерцией и знатными мореходами, а также высотой и благолепием собора.
– Земля цесарская, – произнес Петр. – Посмотрим, каков привет будет.
Борису послышалось:
«Выкажут либо неприязнь, либо хвостом вилять начнут, из-за Алексея».
Не встретили гости ни того ни другого. Наместник оказал почет средний. У причала собрались, попыхивая трубками, фламандцы – поглазеть на царя. Петр первым долгом направился к замку Стеен, нависшему над Шельдой гранитной глыбой, подивился толщине кладки – никак циклопы тут трудились.
Думали один день побыть, а простояли три, – кроме фортеции, собора, царя удерживала типография Плантена, коей нет равной в Европе. Дивился Библии на восьми языках, штудировал карты, начертанные Меркатором. Учинил знакомство с капитанами, которых зовут в печатню исправлять лоцию. Отделавшись от сопровождающих, скоротал вечер с моряками в остерии.
В галерее царь отличил особо живопись Рубенса. Погладил женское бедро на полотне.
– Могучая плоть, Мышелов.
– В натуральном естестве, – сказал Борис, – высшая содержится красота.
– Богомазам нашим скажи!
Перед самым отплытием пробилась к царю, сквозь многолюдство, посадская женка, подала петицию за двух солдат, заключенных в тюрьму. Как узналось, служаки добрые, только нагрубили начальнику. Петр велел простить.
Яхта поплыла по Шельде вверх, при слабом ветре, едва одолевавшем течение, затем лошади тянули судно по каналам, Царя интересовали многочисленные шлюзы. Водный путь поднимался от низменного прибрежья ступенями, ведя к Брюсселю.
Орудийные салюты, строй гвардейцев в высоких шапках с кистями, – город, слывущий бельгийской столицей, ничем не погрешил против этикета. Борис поспешил уведомить губернатора, маркиза де Прие, – царь избегает жить во дворцах, просит квартиру попроще. Поместили в небольшом домике, в глубине королевского парка.
За ужином розовый, медоточивый де Прие разглагольствовал:
– Жаль, война на севере помешала вам соединиться с императором, окончательно сокрушить султана.
Насчет Алексея и намека не проронил. Словно нет его… А между тем уже дошло до царя – прячут беглеца. Тайно переправили из Вены в Тироль, в замок Эренберг.
Принц ла Тур повез царя к себе, соблазнил собранием курьезов. Откопал в своих владениях римские монеты, а также статуи древних кельтов, которые обитали в здешнем крае прежде римлян. Боги кельтов оскаленные, страшные. Расположение принца, по всему видно, искреннее.
В Генте, городе коммерции богатейшей, восемнадцать купеческих гильдий, в плащах, расшитых золотом, в шляпах с перьями, выстроились от порта к ратуше. Сорок колоколов собора – по-здешнему карильон – вызванивали торжественную музыку. Столь же стройно, благозвучно, доброжелательно звучали колокола в городе Малине. Карильоны всей Бельгии провожали царя.
– Звон-то, звон, Мышелов… Малиновый, а?
Мощь сей громоподобной музыки, как и все крупное, могучее, царю по душе.
Бельгийцы расхвалили ему целебные воды Спа. Он внимал охотно.
– Сторонка любезная. Народ честный. Приедем с Катериной лечиться.
В донесении чиновника, ездившего с царем, потомок прочтет:
«Царь, передвигаясь с места на место, осматривает все, что тут есть, и у него имеются люди, которые знают, что ему надо показать. Настроения его переменчивы, но он неприхотлив, тратит на обед лишь полчаса, в питье воздержан, любопытство проявляет ко всему решительно».
В Остенде русские простились с Бельгией, и ветер резвый, попутный погнал яхту в Дюнкерк, к Франции.
На пристани кавалер де Либуа, щеголеватый, с холеными, закрученными кверху черными усиками, отвешивал поклоны учтиво и непринужденно, с улыбкой лицедея, отлично выучившего роль.
– Ваше величество, очевидно, обладает секретом полетов воздушных, – сказал он царю. – Мы не ждали вас так скоро.
– Я мешкать не люблю, – ответил царь, польщенный комплиментом. – Из Санктпитербурха в Москву, – прибавил он, обращаясь ко всем встречающим французам, – я поспеваю, господа, за четыре дня, а там, если считать по-вашему…
– Четыреста лье, – подсказал Куракин.
– Не могу вам обещать такую скорость, – сказал де Либуа. – Дороги грязные. А главное, города желают приветствовать ваше величество.
– Звона, пожалуй, хватит, – поморщился Петр, и Куракин перевел:
– Его величество благодарит, но желал бы не слишком задерживаться, так как с большим нетерпением стремится к цели путешествия.
Однако на преславный Дюнкерк времени не жаль, хотя от фортеций почти ничего не уцелело. Дабы поточнее оценить стратегическое положение бастионов, выступающих в воду, царь, пользуясь отливом, поехал через лагуну в карете, но увлекся и, настигнутый приливом, едва спасся.
Де Либуа тем временем прикидывал, хватит ли сметы. С царем пятьдесят семь человек. Правда, регент предписал не скупиться. Все же аккуратный камер-юнкер сочтет долгом через несколько дней сообщить в Париж о проделках царского повара:
«Под предлогом двух-трех блюд для царя он забирает говядины на восемь человек».
Где взять лошадей? Четырехместные кареты царь отвергает – в них душно, ничего из них не видно. Рассадить всех в легкие повозки? Добавочных коней и за деньги не купить, заняты на пашне. Камер-юнкер с испугом напишет регенту: царь изобрел экипаж феноменальный, открытый фаэтон на каретных дрогах. Ведь опрокинется…
Кавалеру поручено изучить привычки и нрав гостя. Царь «задумчив и рассеян, прост в обращении, для всех доступен». В изысканной кухне не нуждается. С аппетитом ест фрукты – сладкие апельсины, груши, яблоки. «Нам удалось испечь черный хлеб, очень любимый царем».
«Царь охотно показывается на улице, но не терпит, чтобы за ним бегали. Он не представляет себе толпу в Париже».
«»Малый двор» царский то и дело ставит в тупик. Из Кале в назначенный день не выехали, оказывается, у русских Пасха. Ни с кем невозможно говорить». Через Амьен промчались галопом, а там приготовили угощенье и бал. Царь пообедал в деревенской харчевне, «вместо скатерти постелил салфетку, которую достал из кармана».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124