Кстати, царь возбудил надежды у наших духовных, после диспута в Сорбонне. Возможно ли сблизить религии? Это было бы вам полезно.
– Царь ничего не обещал. Согласитесь, граф…
– Без титулов, прошу вас!
– Я был знаком с одним ученым иезуитом. Он писал сочинение о могуществе духовном. Рим ищет господства над умами. Мы не маленькие. На что нам римская указка?
Ручки графа реяли в воздухе, умоляли:
– Боже вас сохрани! Сочувствую всецело. Правда, мы не столь послушны папе, как может показаться.
Беседа продолжалась и за обедом, оживленная и весьма для дипломата полезная. Ведь общее мнение насчет Сен-Симона таково – глас его есть глас высшего парижского света.
– Париж нам благоприятен, – сообщил Куракин царю. – Маршал Юкселль и иные влиятельные особы для конференции с вами, по всему видать, готовы. Также и Академия к твоему величеству расположена искренне. И в купечестве и на фабрике гобеленов… Чают большого профита.
– А я что твердил тебе, Мышелов? Не зря неделю истратили, не зря. Как итальянцы говорят?
– Кто выигрывает время, выигрывает жизнь.
– То-то же! Ну, нагляделись французы, пора, значит, сбор трубить.
Борис встрепенулся. Наконец-то! Но звездный брат тотчас охладил:
– Обожди! На Монетный двор еще разок надо бы… Больно хороша машина. Чик – и получай! Может, она и на другую работу годится. Смекнуть надо…
А Сен-Симон стремительно, мелким бисерным почерком заносил в дневник встречу с Куракиным.
«…Высокий, хорошо сложенный мужчина, сознающий свое высокое происхождение и притом обладающий большим умом, тонким обхождением и образованностью. Он достаточно свободно говорит по-французски и на других языках, он много путешествовал, служил в войсках, потом выполнял различные миссии».
16
Девять дней минуло после приезда царя. В Пале-Рояле подумывали, а что, если прав был камер-юнкер де Либуа, принимавший посольство на границе! Пожаловали из простого любопытства…
И вдруг – приглашение от Шафирова, приглашение настоятельное. Московиты хотят говорить о деле, обсудить интерес обоюдный. И без проволочек, завтра же.
В Пале-Рояле удивление, растерянность. Но неудобно ответить, что парижский двор не подготовлен.
Регент дал согласие.
– Берегитесь! – грозит Дюбуа. – Царь Петр опасный противник.
– Зачем так резко, – морщится герцог. – Франция имеет шанс приобрести друга.
Аббат с радостью вступил бы в поединок с московитами. Но в нынешних обстоятельствах об этом не может быть и речи. Он и не напрашивается. Во-первых, официальные, открытые сношения ему не по чину. А главное, его многочисленные враги придут в бешенство. Лучше не подливать масла в огонь.
– Поручите Тессе! – советует он. – Исполнительность заменяет ему недостаток ума. Если вы прикажете ему не давать никаких обещаний, его не собьют. Он упрется, как бык. Еще раз заклинаю вас, будьте осторожны. Царю стоит дать мизинец…
– Не будем спорить из-за мизинца, – ответил регент. – Франция не мелочна.
Регент слишком часто призывает Францию. Это дурной знак для Дюбуа.
– Подумайте, ваше высочество. Я удаляюсь.
Отступать непривычно, трудно… Он открыл дверь, потом на пороге обернулся.
– Десять дней русские молчали. Целых десять дней. Это неспроста.
Куракин в тот вечер сказал царю:
– На нас выпускают маршала Тессе. Чают, стало быть, дискурса прелиминарного, то есть предварительного. Пустого словесного трезвона…
Только Куракин и Шафиров посвящены в замысел Петра. Десятидневное промедление, сперва томившее их, принесло плоды превосходные. Царь, а вместе с ним и Россия превратились из пугала, из некоего полумифического чудища в осязаемую сущность. Завоевано приятство персон весьма многих.
Уже не придают в Париже значения тому, что сын царя переметнулся к австрийцам, – Петр и его вельможи равнодушны к этому событию, уничтожают Алексея молчанием.
Сен-Симон, Фонтенель ратуют за дружбу с Россией, Дюбуа оттеснен, настороженность д'Юкселля слабеет…
– Политесов поменьше, – напутствовал царь дипломатов. – Хватит стрелять холостыми.
Собрались в Пале-Рояле, в гостиной, сиявшей, розовым шелком, пышными телами Венер, написанных маслом, выбранной как будто нарочно, чтобы отвлечь от дел к плезирам.
Отбросив обычные длинноты, Шафиров заявил без обиняков – царь предлагает Франции оборонительный союз, взаимные гарантии.
Атака молниеносная.
– До окончания войны, – отвечает по-писаному маршал Тессе, – невозможно гарантировать завоевания царя, так как военное счастье изменчиво.
– Хорошо, – немедленно соглашается Шафиров, так как то был и пробный шар. – Предоставьте царю действовать, как он найдет нужным, в Швеции, не гарантируя ему ничего, но поставьте царя на место Швеции. Швеция почти уничтожена, она не может больше дать вам поддержки.
Русские наступают, почти не дают передышки. Согласие с Россией не вредит никому из друзей Франции.
– Голландцы протестовать не станут, напротив… Ведь наш союз положил бы предел влиянию императора.
Против этого у Тессе нет возражений. Конечно, Россия отдаляется от императора. Не далее как вчера царь обедал у Ракоци, находящегося в Париже. Отсюда венгр поедет прямо в Турцию.
– Дружба с Англией не обеспечит вам безопасность со всех сторон. Англия к тому же подвержена раздорам…
Шотландия, готовая к мятежу, не упомянута, но подразумевается ясно. Претендент жив, его сторонники оружия не сложили. Тессе натолкнулся на очень убедительную систему доводов.
События ускорились. Говорить с русскими поручено д'Юкселлю. Уже через два дня французская сторона представила проект договора. Часть пунктов русские одобрили. О субсидиях для России проект умалчивал, – до апреля будущего года действуют обязательства перед Карлом.
– Напишите, – настаивал Шафиров, – что вы после этого прекращаете помощь шведам!
В переговоры вступил Книпхаузен, – началось согласование интересов всех трех держав-участниц. Но король Пруссии опоздал выдать ему все нужные полномочия. В Париже договориться не успели, – перенесли совещания в Амстердам, где в августе того же 1717 года и поставили подписи.
Швеция лишилась своей союзницы – правда, невоюющей. Теперь Россия может, опираясь на посредничество Франции, побуждать упрямого Карла к миру.
Конечный, чаемый Россией итог – «мир и безопасность в Европе». Эти слова договора поразят потомка – так современно они звучат.
Аббат Дюбуа получил тяжелый удар.
«Вы не знаете, чего вы хотите и что делаете, – написал он регенту, вне себя от досады. – Неужели вам не достает уже заключенного союза, который гарантирует вам права на трон? К чему заниматься чепухой! На что вам союз с императором русских, с этим верзилой-матросом, у которого вместо скипетра дубина! Клянусь, я рад, что скрепить договор выпало Шатонефу, – я бы умер от стыда. Лучше бы меня послали в Китай или в королевство Сиамское».
Дерзкое письмо вызвало недовольство в Пале-Рояле. Но Дюбуа грозил регенту неприятностями со стороны Англии и вскоре отправился успокаивать короля Георга.
Свидание состоялось на яхте.
«Это был один из лучших дней моей жизни. Георг удерживал меня два часа, и его уважение ко мне возросло. Короче, он пригласил меня в свой дворец в Лондоне. Я сопровождал его несколько лье на яхте и думаю, он охотно увез бы меня к себе».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124
– Царь ничего не обещал. Согласитесь, граф…
– Без титулов, прошу вас!
– Я был знаком с одним ученым иезуитом. Он писал сочинение о могуществе духовном. Рим ищет господства над умами. Мы не маленькие. На что нам римская указка?
Ручки графа реяли в воздухе, умоляли:
– Боже вас сохрани! Сочувствую всецело. Правда, мы не столь послушны папе, как может показаться.
Беседа продолжалась и за обедом, оживленная и весьма для дипломата полезная. Ведь общее мнение насчет Сен-Симона таково – глас его есть глас высшего парижского света.
– Париж нам благоприятен, – сообщил Куракин царю. – Маршал Юкселль и иные влиятельные особы для конференции с вами, по всему видать, готовы. Также и Академия к твоему величеству расположена искренне. И в купечестве и на фабрике гобеленов… Чают большого профита.
– А я что твердил тебе, Мышелов? Не зря неделю истратили, не зря. Как итальянцы говорят?
– Кто выигрывает время, выигрывает жизнь.
– То-то же! Ну, нагляделись французы, пора, значит, сбор трубить.
Борис встрепенулся. Наконец-то! Но звездный брат тотчас охладил:
– Обожди! На Монетный двор еще разок надо бы… Больно хороша машина. Чик – и получай! Может, она и на другую работу годится. Смекнуть надо…
А Сен-Симон стремительно, мелким бисерным почерком заносил в дневник встречу с Куракиным.
«…Высокий, хорошо сложенный мужчина, сознающий свое высокое происхождение и притом обладающий большим умом, тонким обхождением и образованностью. Он достаточно свободно говорит по-французски и на других языках, он много путешествовал, служил в войсках, потом выполнял различные миссии».
16
Девять дней минуло после приезда царя. В Пале-Рояле подумывали, а что, если прав был камер-юнкер де Либуа, принимавший посольство на границе! Пожаловали из простого любопытства…
И вдруг – приглашение от Шафирова, приглашение настоятельное. Московиты хотят говорить о деле, обсудить интерес обоюдный. И без проволочек, завтра же.
В Пале-Рояле удивление, растерянность. Но неудобно ответить, что парижский двор не подготовлен.
Регент дал согласие.
– Берегитесь! – грозит Дюбуа. – Царь Петр опасный противник.
– Зачем так резко, – морщится герцог. – Франция имеет шанс приобрести друга.
Аббат с радостью вступил бы в поединок с московитами. Но в нынешних обстоятельствах об этом не может быть и речи. Он и не напрашивается. Во-первых, официальные, открытые сношения ему не по чину. А главное, его многочисленные враги придут в бешенство. Лучше не подливать масла в огонь.
– Поручите Тессе! – советует он. – Исполнительность заменяет ему недостаток ума. Если вы прикажете ему не давать никаких обещаний, его не собьют. Он упрется, как бык. Еще раз заклинаю вас, будьте осторожны. Царю стоит дать мизинец…
– Не будем спорить из-за мизинца, – ответил регент. – Франция не мелочна.
Регент слишком часто призывает Францию. Это дурной знак для Дюбуа.
– Подумайте, ваше высочество. Я удаляюсь.
Отступать непривычно, трудно… Он открыл дверь, потом на пороге обернулся.
– Десять дней русские молчали. Целых десять дней. Это неспроста.
Куракин в тот вечер сказал царю:
– На нас выпускают маршала Тессе. Чают, стало быть, дискурса прелиминарного, то есть предварительного. Пустого словесного трезвона…
Только Куракин и Шафиров посвящены в замысел Петра. Десятидневное промедление, сперва томившее их, принесло плоды превосходные. Царь, а вместе с ним и Россия превратились из пугала, из некоего полумифического чудища в осязаемую сущность. Завоевано приятство персон весьма многих.
Уже не придают в Париже значения тому, что сын царя переметнулся к австрийцам, – Петр и его вельможи равнодушны к этому событию, уничтожают Алексея молчанием.
Сен-Симон, Фонтенель ратуют за дружбу с Россией, Дюбуа оттеснен, настороженность д'Юкселля слабеет…
– Политесов поменьше, – напутствовал царь дипломатов. – Хватит стрелять холостыми.
Собрались в Пале-Рояле, в гостиной, сиявшей, розовым шелком, пышными телами Венер, написанных маслом, выбранной как будто нарочно, чтобы отвлечь от дел к плезирам.
Отбросив обычные длинноты, Шафиров заявил без обиняков – царь предлагает Франции оборонительный союз, взаимные гарантии.
Атака молниеносная.
– До окончания войны, – отвечает по-писаному маршал Тессе, – невозможно гарантировать завоевания царя, так как военное счастье изменчиво.
– Хорошо, – немедленно соглашается Шафиров, так как то был и пробный шар. – Предоставьте царю действовать, как он найдет нужным, в Швеции, не гарантируя ему ничего, но поставьте царя на место Швеции. Швеция почти уничтожена, она не может больше дать вам поддержки.
Русские наступают, почти не дают передышки. Согласие с Россией не вредит никому из друзей Франции.
– Голландцы протестовать не станут, напротив… Ведь наш союз положил бы предел влиянию императора.
Против этого у Тессе нет возражений. Конечно, Россия отдаляется от императора. Не далее как вчера царь обедал у Ракоци, находящегося в Париже. Отсюда венгр поедет прямо в Турцию.
– Дружба с Англией не обеспечит вам безопасность со всех сторон. Англия к тому же подвержена раздорам…
Шотландия, готовая к мятежу, не упомянута, но подразумевается ясно. Претендент жив, его сторонники оружия не сложили. Тессе натолкнулся на очень убедительную систему доводов.
События ускорились. Говорить с русскими поручено д'Юкселлю. Уже через два дня французская сторона представила проект договора. Часть пунктов русские одобрили. О субсидиях для России проект умалчивал, – до апреля будущего года действуют обязательства перед Карлом.
– Напишите, – настаивал Шафиров, – что вы после этого прекращаете помощь шведам!
В переговоры вступил Книпхаузен, – началось согласование интересов всех трех держав-участниц. Но король Пруссии опоздал выдать ему все нужные полномочия. В Париже договориться не успели, – перенесли совещания в Амстердам, где в августе того же 1717 года и поставили подписи.
Швеция лишилась своей союзницы – правда, невоюющей. Теперь Россия может, опираясь на посредничество Франции, побуждать упрямого Карла к миру.
Конечный, чаемый Россией итог – «мир и безопасность в Европе». Эти слова договора поразят потомка – так современно они звучат.
Аббат Дюбуа получил тяжелый удар.
«Вы не знаете, чего вы хотите и что делаете, – написал он регенту, вне себя от досады. – Неужели вам не достает уже заключенного союза, который гарантирует вам права на трон? К чему заниматься чепухой! На что вам союз с императором русских, с этим верзилой-матросом, у которого вместо скипетра дубина! Клянусь, я рад, что скрепить договор выпало Шатонефу, – я бы умер от стыда. Лучше бы меня послали в Китай или в королевство Сиамское».
Дерзкое письмо вызвало недовольство в Пале-Рояле. Но Дюбуа грозил регенту неприятностями со стороны Англии и вскоре отправился успокаивать короля Георга.
Свидание состоялось на яхте.
«Это был один из лучших дней моей жизни. Георг удерживал меня два часа, и его уважение ко мне возросло. Короче, он пригласил меня в свой дворец в Лондоне. Я сопровождал его несколько лье на яхте и думаю, он охотно увез бы меня к себе».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124