Полное собрание сочинений. Том 1.
Москва: Издательство "Наука", 1991.
(1828 - 1850-е годы)
ОБ АРХИТЕКТУРЕ1
Вы находите, по вашим словам, какую-то особенную связь между духом
египетской архитектуры и духом архитектуры немецкой, которую обыкновенно
называют готической, и вы спрашиваете меня, откуда эта связь, т.е. что может
быть общего между пирамидою фараона и стрельчатым сводом, между каирским
обелиском и шпилем западноевропейского храма? Действительно, как ни удалены
друг от друга эти две фазы развития искусства промежутком более, чем в
тридцать веков, между ними есть разительное сходство, и я не удивляюсь, что
Вам пришло на ум это любопытное сближение, так как оно до известной степени
неизбежно вытекает из той точки зрения, с которой мы с вами условились
рассматривать историю человечества. И прежде всего, прошу вас, обратите
внимание на эту геометрическую фигуру - треугольник, - которая в равной мере
присуща и тому, и другому стилю, и так хорошо выражает оба. Это относится к
их пластической природе, к их внешней форме. Заметьте, далее, общий
опять-таки обоим характер бесполезности или, если хотите, простой
монументальности.
Именно в нем, по-моему, - их глубочайшая идея, то, что в основе
составляет их общий дух. Но вот что особенно любопытно: сопоставьте
вертикальную линию, характерную для этих построек, с горизонтальной, лежащей
в основе эллинского зодчества, - и вы тем самым вполне определите все
разнообразные архитектурные направления всех времен и всех стран. И эта
глубокая антитеза сразу укажет вам отличительную черту всякой эпохи и всякой
страны, где только она обнаруживается. В греческом стиле, как и во всех
более или менее приближающихся к нему, вы найдете чувство оседлости,
домовитости, привязанность к земле и ее утехам; в египетском и готическом -
монументальность, мысль, порыв к небу и его блаженству; греческий стиль со
всеми производными от него оказывается выражением материальных потребностей
человека, вторые два - выражением его нравственных устремлений; другими
словами, пирамидальная архитектура является чем-то освященным, небесным,
горизонтальная же - человечным и земным. Скажите, не воплощается ли здесь
вся история человеческой мысли, сначала устремленной к небу в своем
природном целомудрии, потом, в период своего растления, пресмыкавшейся во
прахе, и, наконец, снова вознесенной к небу всесильной десницей Спасителя
мира!
Надо заметить, что архитектура, еще ныне существующая на берегах Нила,
без сомнения, старейшая в мире. Есть, правда, древность еще более
отдаленная, но не для искусства. Так, циклопические постройки, и в том числе
индийские, наиболее обширные в этом роде, представляют собой лишь первые
проблески идеи искусства, а не произведения искусства в собственном смысле
слова, поэтому с полным правом можно утверждать, что египетские памятники
содержат в себе первообразы архитектонической красоты и первые элементы
искусства вообще. Таким образом, египетское искусство и готика действительно
стоят на обоих концах пути, пройденного человечеством, и в этом тождестве
его начальной идеи с той, которая определяет его конечные судьбы, нельзя не
видеть дивный круг, объемлющий все протекшие, а может быть, и все грядущие
времена.
Но среди разнообразных форм, которые постепенно принимало искусство, есть
одна, заслуживающая с нашей точки зрения особенного внимания, именно
готическая башня, высокое создание строгого и вдумчивого северного
христианства, как бы целиком воплотившее в себе основной принцип
христианства. Достаточно будет немногих слов, чтобы объяснить вам ее
значимость в области искусства. Вы знаете, как прозрачная атмосфера
полуденных стран, их чистое небо и даже их бесцветная растительность
способствуют рельефности очертаний греческих и римских памятников. Прибавьте
сюда этот рой прелестных воспоминаний, которые витают и группируются вокруг
них и окружают их таким ореолом и столькими иллюзиями, - и вы получите все
элементы, составляющие их поэзию. Но готическая башня, не имеющая другой
истории, кроме темного предания, которое старая бабушка рассказывает внучкам
у камелька, такая одинокая и печальная, ничего не заимствующая от
окружающего, - откуда ее поэзия? Вокруг нее - только лачуги да облака,
ничего больше. Все ее очарование, значит, в ней самой. Это мнится, - сильная
и прекрасная мысль, одиноко рвущаяся к небесам; не обыкновенная земная идея,
а чудесное откровение, без причины и земных корней, увлекающее нас из этого
мира и переносящее в лучший мир.
Наконец, вот черта, которая окончательно выразит нашу мысль. Колоссы
Нила, так же как и западные храмы, кажутся нам сначала простыми украшениями.
Невольно спрашиваешь себя: к чему они? Но, присмотревшись ближе, вы
заметите, что совершенно так же обстоит дело и с красотами природы. В самом
деле: вид звездного небосвода, бурного океана, цепи гор, покрытых вечными
льдами, африканская пальма, качающаяся в пустыне, английский дуб,
отражающийся в озере, - все наиболее величественные картины природы, как и
изящнейшие ее произведения, точно так же сначала не будят в уме никакой
мысли о пользе, вызывают в первую минуту лишь совершенно бескорыстные мысли;
между тем в них есть полезность, но на первый взгляд она не видна и только
позднее открывается по размышлении. Так и обелиск, не дающий даже достаточно
тени, чтобы на минуту укрыть вас от зноя почти тропического солнца, не
служит ни к чему, но заставляет вас поднять взор к небу; так великий храм
христианского мира, когда в час сумерек вы блуждаете под его огромными
сводами, и глубокие тени уже наполнили весь неф, а стекла купола еще горят
последними лучами заходящего солнца, более удивляет вас, чем чарует своими
непостижимыми размерами; но эти размеры показывают вам, что человеческому
творению было дано однажды для прославления Бога возвыситься до величия
самой природы1. Наконец, когда теплым летним вечером, идя по долине Рейна,
вы приближаетесь к одному из этих старинных средневековых городов, смиренно
простершихся у подножья своего колоссального собора, и диск луны в тумане
реет над верхушкой гиганта, - зачем этот гигант перед вами? Но, может быть,
он навеет на вас какое-нибудь благочестивое и глубокое мечтание; может быть,
вы с новым пылом падете ниц перед Богом этой могучей поэзии; может быть,
наконец, светозарный луч, исходящий от вершины памятника, пронижет
окружающий вас мрак и, осветив внезапна путь, вами пройденный, изгладит
темный след былых ошибок и заблуждений! Вот почему стоит перед вами этот
гигант.
А после этого идите в Пестум и опять ждите впечатлений. Вот что с вами
случится: вся изнеженность, все соблазны языческого мира, приняв самые
обольстительные формы, внезапно встанут толпой вокруг вас и опутают вас
своей фантастической сетью; все воспоминания о ваших безумнейших утехах, о
самых пламенных ваших порывах проснутся в ваших чувствах, и тогда, забыв
ваши искреннейшие верования и задушевнейшие убеждения, вы вопреки
собственной воле будете всеми фибрами вашего земного существа поклоняться
тем нечистым силам, которым так долго в опьянении своего тела и души курил
фимиам человек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22