Конечно, и среди нас,
независимо от этой преемственности мыслей и чувств, появилось несколько
гениальных людей, несколько избранных умов, но, тем не менее, нельзя не
пожалеть о том, что в мировом историческом распорядке нация в целом
оказалась обездоленной и лишенной всего этого прошлого. На нас, без
сомнения, очень сильно сказалось нравственное влияние христианства; что же
касается его логического действия, нельзя не признать, что оно было в нашей
стране почти равно нулю. Прибавим, что это один из интереснейших вопросов,
которым должна будет заняться философия нашей истории в тот день, когда она
явится на свет.
182. Слишком часто забывают, что Спаситель пришел в мир не для того,
чтобы задавать ему загадки, но для того, чтобы дать разгадку.
183. Есть люди, которые говорят вам, что между христианством и
общественным порядком нет ничего общего; что христианство ничего не сделало
для общества, что оно ничего и не должно было для него делать, что оно
обращается лишь к отдельной личности, что блага, им обещанные, относятся
только к будущей жизни. Действительно, научило ли оно людей чему-либо
такому, что имело бы отношение к их благополучию в здешнем мире? Ничему; оно
не научило только потому, что они братья, вот и все.
184. Нужно признать, что есть такая любовь к отечеству, на которую
способно существо самое гнутое: пример г-на В.110. Прежде всего ты обязан
своей родине, как и своим друзьям, правдой.
185. Каково должно быть имя этого ребенка111?
186. Допускаете ли вы несколько видов цивилизации112?
187. Думаете ли вы, что такая страна, которая в ту самую минуту, когда
она призвана взять в свои руки принадлежащее ей по праву будущее, сбивается
с истинного пути настолько, что выпускает это будущее из своих неумелых рук,
действительно достойна этого будущего113?
188. Думаете ли вы, что на место старого Востока, каким создали его
история и основное свойство человеческого ума, может встать новый Восток,
христианский?
189. Уверены ли вы, что этот ребенок не был бы чудовищем?
190. Прошло не более полувека с тех пор, как русские государи перестали
целыми тысячами раздавать своим придворным государственных крестьян114.
Каким же образом, скажите, могли зародиться хотя бы самые элементарные
понятия справедливости, права, какой-либо законности под управлением власти,
которая не сегодня - завтра могла превратить в рабов все население свободных
людей! По милости либерального государя115, который появился среди нас,
великодушного победителя, которого мы окружили своей любовью, в России уже
не применяется это отвратительное злоупотребление самодержавной власти в
самом зловредном для народов ее проявлении, в развращении их общественного
сознания, но уже наличие рабства, в том виде, в каком оно у нас создалось,
продолжает все омрачать, все осквернять и все извращать в нашем отечестве.
Никто не может избежать рокового его действия, и менее всего, быть может,
сам государь. С колыбели он окружен людьми, которые владеют себе подобными,
или же теми, отцы которых сами были крепостными, и дыхание рабства проникает
сквозь все поры его существа и тем более влияет на его сознание, чем более
он себя считает огражденным от него116. Было бы притом117 большим
заблуждением думать, будто влияние рабства распространяется лишь на ту
несчастную, обездоленную часть населения, которая несет его тяжелый гнет;
совсем напротив, изучать надо влияние его на те классы, которые извлекают из
него выгоду, а не на те, которые от него страдают. Благодаря своим
верованиям, в высшей степени аскетическим, благодаря темпераменту расы, мало
пекущейся о лучшем будущем, ничем не обеспеченном, наконец, благодаря тем
расстояниям, которые часто отделяют его от его господина, русский
крепостной, надо сказать, достоин сожаления не в той степени, как это можно
было бы думать. Его настоящее положение, к тому же, - лишь естественное
следствие его положения в прошлом. К подчинению привело его не насилие
завоевателя118, а логический ход вещей, раскрывающийся в глубине его
внутренней жизни, его религиозных чувств, его характера. Вы требуете
доказательства? Посмотрите на свободного человека в России! Между ним и
крепостным нет никакой видимой разницы. Я даже нахожу, что в покорном виде
последнего есть что-то более достойное, более покойное, чем в смутном и
озабоченном взгляде первого. Дело в том, что между рабством и тем, которое
существовало и еще существует в других странах света, нет ничего общего. В
том виде, в каком мы его знаем в древности, или в том, в каком видим в наши
дни в Соединенных Штатах Америки119, оно имело лишь те последствия, какие
естественно вытекают из этого омерзительного института: бедствие раба,
развращение владельца, между тем как в России влияние рабства неизмеримо
шире.
191. Мы только что говорили, что хотя русский крепостной - раб в полном
смысле слова, он, однако, с внешней стороны не несет на себе отпечатка
рабства. Ни по правам своим, ни в общественном мнении, ни по расовым
отличиям он не выделяется из других классов общества; в доме своего
господина он разделяет труд человека свободного, в деревне он живет
вперемежку с крестьянами свободных общин; всюду он смешивается со свободными
подданными империи безо всякого видимого отличия. В России все носит печать
рабства - нравы, стремления, образование и даже вплоть до самой свободы,
если только последняя может существовать в этой среде.
192. Чем больше думаешь, тем больше убеждаешься, что у нас в настоящее
время совершается нечто необычное. Это нечто, не дошедшее еще до состояния
простой идеи, ибо оно не нашло еще своего четкого выражения, тем не менее
заключает в себе огромной важности социальный вопрос. Дело касается не
пустяка: приходится решить, может ли народ, раз осознавший, что он в течение
века шел по ложному пути, в один прекрасный день простым актом сознательной
воли вернуться по пройденному следу, порвать с ходом своего развития, начать
его сызнова, воссоединить порванную нить своей жизни на том самом месте, где
она некогда, не очень-то ясно каким образом, оборвалась. А между тем,
приходится сознаться, что мы - накануне если не разрешения, то во всяком
случае попытки разрешения этой небывалой задачи, накануне такой социальной
операции, о которой никогда еще не решались мечтать самые смелые утописты в
дерзновеннейших своих фантазиях. Без сомнения, было бы слишком смело
пытаться определить возможный срок этого события, но так как народные
чувства плохо подчиняются мировым динамическим законам, и так как социальное
движение большей частью совершается в зависимости не от размеров самих
движущих сил, а от степени бессилия общества, то можно ожидать, что недалек
час бурного проявления национального чувства, по крайней мере, в
образованной части общества. Вы, может быть, думаете, что нам угрожает
революция на манер западноевропейской, - успокойтесь, слава богу, не к этому
идет дело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22