В царствование Елизаветы, русские масоны
пели на масонских собраниях следующую песнь в честь Джемса Кейта:
"По нем (по Петре Великом) светом озаренный
Кейт к россиянам прибег;
И усердием воспаленный
Храм премудрости поставил (основал ложу),
Огонь священный здесь воздвиг.
Мысли и сердца исправил
И нас в братство утвердил.
Кейт был образ той денницы,
Светлый коея восход
Светлозарные царицы
Возвещает в мир приход..."
XIII. ПЕРВЫЕ "УМОНЕИСТОВЦЫ" И ПЛОДЫ ИХ
"ХУДОЖЕСТВЕННОГО" ТВОРЧЕСТВА
Петровские реформы, как теперь известно, не только не способствовали
культурному развитию России, но, по мнению историков, даже задержали ход
развития русской культуры.
Страшный урон нанес Петр русскому национальному искусству:
"Эпоха Петра Великого разделяет историю русского искусства на два
периода, резко отличающихся друг от друга, второй не является продолжением
первого. Путь, по которому шло развитие в первом периоде, вдруг пересекается, и
работа, приведшая уже к известным результатам, как бы начинается сначала, в
новой обстановке и при новых условиях: нет той непрерывности, которая
характеризует развитие искусства в других странах", — пишет Г. К. Лукомский в
своей книге "Русская старина." (28)
И действительно, Петр Первый изменил все, что имело внешнюю форму. Только
русская музыка не имела форму и только она сохранила после Петра свою исконную
русскую сущность.
В результате обнищания купечества пришли в упадок древние города, древние
отрасли русского искусства, которые любило и поддерживало купечество, исчезло
много древних ремесел. Понизилась архитектура русских церквей; стенная роспись в
церквах, шитье шелками и т.д.
Крестьяне превратились в рабов, высший слой общества перестал напоминать
русских. Созданное Петром шляхетство разучилось даже говорить по-русски и
говорило на каком-то странном жаргоне.
Глава темных раскольников, по выражению академика Платонова "слепых
ревнителей старины", писал на языке уже близком языку Пушкина. Вот образец его
стиля.
"С Нерчи реки, — пишет Аввакум, — назад возвратился на Русь. Пять недель
по льду голому ехали на нартах. Мне под робят и под рухлишко дали две клячи, а
сам и протопопица брели пеши, убивающеся о лед. Страна варварская, иноземцы не
мирные".
А представители созданного Петром шляхетства писали свои мемуары
следующим языком:
"Наталия Кирилловна была править некапабель. Лев Нарышкин делал все без
резона, по бизарии своего гумора. Бояре остались без повоира и в консильи были
только спекуляторами".
Приведенные выше строки, в которых современный русский человек не может
ничего понять, заимствованы историком Ключевским из мемуаров одного из наиболее
образованных людей Петровской эпохи. Сопоставьте язык протопопа Аввакума и
Петровского шляхтича и вы легко сделаете вывод, кто ближе к сегодняшним людям, и
за кем мы идем и хотим идти.
В правление Бирона возникает так называемая "новая" русская литература.
Эта новая литература не имеет ничего общего по своим идеям с существовавшей до
того русской литературой. Идеи, под знаком которых развивается творчество, так
называемого, отца новой русской литературы Кантемира — это чисто европейские
идеи. Идеи же развивавшейся в то время на западе "просветительной философии",
целью которой было подготовка великой французской революции — были в основе
своей рационалистические и атеистические, философы "просветители" с позиции
"чистого разума" вели атаку на монархию и религию.
Д. Благой, автор "Истории русской литературы XVIII века", изданной в 1955
году в Москве, большое внимание уделяет творчеству Феофана Прокоповича. Он
восхваляет его за то, что "попав в самый центр католического мира, он вынес
оттуда идеи Возрождения и Реформации и кровную на всю жизнь ненависть ко всякого
рода мракобесию и изуверству вообще... и за то, что "этот богослов и учитель
церкви" ценит творческую мощь человеческого ума, "великий свет", зажженный
эпохой Возрождения". "Это, — пишет Благой, — делает его первым в многочисленном
и славном ряду наших писателей-просветителей XVIII века".
Уже одно это обстоятельство возведения "православного" архиепископа в
ранг духовного предка русской космополитической интеллигенции заставляет нас с
подозрением относиться к духовному и моральному облику Феофана Прокоповича,
главного помощника Петра I в деле уничтожения Патриаршества и идейных основ
самодержавия.
Взгляды Феофана Прокоповича и Татищева складываются под влиянием
европейских рационалистов, Фонтеля, Бейля, Гоббса и Пуффендорфа.
Под знаком рационализма проходит и все творчество Антиоха Кантемира. И
сам он не русский и литературное творчество его не русское по своим идейным
устремлениям.
"Сам Кантемир также принадлежал к типу передовых людей и идейно был
связан с Прокоповичем и Татищевым. По окончании Академии Наук, где он учился у
Бернулли Вайера (история) и особенно Гросса (нравственная философия), Кантемир
окончательную шлифовку получает в Париже. В Париже Кантемир сближается с
представителями учено-литературного мира, особенно с прославленным масоном
Монтескье. Здесь, под влиянием "просветителей", сложились религиозные,
политические и общественные понятия Кантемира. Русская литература, в лице
первого ее представителя, начинает свою жизнь всецело под влиянием
просветительной литературы Запада, т. е. литературы масонской, направленной
против религии и всех божественных установлений. Если Феофан знал прекрасно
Бэкона и Декарта, и протестантского писателя Буддея, то Кантемир удостоился
чести знать видных масонов, Вольтера и Монтескье, книгу которого "Персидские
письма" он перевел на русский язык." (29)
Ода Кантемира "На хулящих учение. К уму своему" направлена против
духовенства. Эта сатира вызвала одобрение у Феофана Прокоповича, и он даже
написав Кантемиру послание в стихах "К сочинителю сатир". Такой интерес Ф.
Прокоповича к сатирам Кантемира понятен, если вспомним, что в одной из них
Кантемир резко выступает против Архиерея Георгия Дашкова, выдвигавшегося
сторонниками восстановления Патриаршества, в Патриархи, резко выступает Кантемир
и против "безмозглых церковников вообще".
В сатирах Кантемира мы встречаем, например, такие "перлы":
"Попы обычайно всю неделю жадно для своей корысти по всем дворам
воскресшего из мертвых Христа прославляют".
Или:
Но вдруг вижу, что свечи и книги летают;
На попе борода и кудри пылают.
И туша кричит, бежит в ризах из палаты.
Хозяин на мой совет мне, вместо уплаты,
Налоем в спину стрельнул; я с лестницы скатился
Не знаю как только цел внизу очутился.
По поводу постоянных враждебных выпадов Кантемира против духовенства, Д.
Благой с восторгом отмечает в упоминавшейся нами "Истории русской литературы
XVIII века":
"Таких резких и настойчивых антицерковных выпадов мы не встречаем во всей
последующей нашей дореволюционной литературе".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
пели на масонских собраниях следующую песнь в честь Джемса Кейта:
"По нем (по Петре Великом) светом озаренный
Кейт к россиянам прибег;
И усердием воспаленный
Храм премудрости поставил (основал ложу),
Огонь священный здесь воздвиг.
Мысли и сердца исправил
И нас в братство утвердил.
Кейт был образ той денницы,
Светлый коея восход
Светлозарные царицы
Возвещает в мир приход..."
XIII. ПЕРВЫЕ "УМОНЕИСТОВЦЫ" И ПЛОДЫ ИХ
"ХУДОЖЕСТВЕННОГО" ТВОРЧЕСТВА
Петровские реформы, как теперь известно, не только не способствовали
культурному развитию России, но, по мнению историков, даже задержали ход
развития русской культуры.
Страшный урон нанес Петр русскому национальному искусству:
"Эпоха Петра Великого разделяет историю русского искусства на два
периода, резко отличающихся друг от друга, второй не является продолжением
первого. Путь, по которому шло развитие в первом периоде, вдруг пересекается, и
работа, приведшая уже к известным результатам, как бы начинается сначала, в
новой обстановке и при новых условиях: нет той непрерывности, которая
характеризует развитие искусства в других странах", — пишет Г. К. Лукомский в
своей книге "Русская старина." (28)
И действительно, Петр Первый изменил все, что имело внешнюю форму. Только
русская музыка не имела форму и только она сохранила после Петра свою исконную
русскую сущность.
В результате обнищания купечества пришли в упадок древние города, древние
отрасли русского искусства, которые любило и поддерживало купечество, исчезло
много древних ремесел. Понизилась архитектура русских церквей; стенная роспись в
церквах, шитье шелками и т.д.
Крестьяне превратились в рабов, высший слой общества перестал напоминать
русских. Созданное Петром шляхетство разучилось даже говорить по-русски и
говорило на каком-то странном жаргоне.
Глава темных раскольников, по выражению академика Платонова "слепых
ревнителей старины", писал на языке уже близком языку Пушкина. Вот образец его
стиля.
"С Нерчи реки, — пишет Аввакум, — назад возвратился на Русь. Пять недель
по льду голому ехали на нартах. Мне под робят и под рухлишко дали две клячи, а
сам и протопопица брели пеши, убивающеся о лед. Страна варварская, иноземцы не
мирные".
А представители созданного Петром шляхетства писали свои мемуары
следующим языком:
"Наталия Кирилловна была править некапабель. Лев Нарышкин делал все без
резона, по бизарии своего гумора. Бояре остались без повоира и в консильи были
только спекуляторами".
Приведенные выше строки, в которых современный русский человек не может
ничего понять, заимствованы историком Ключевским из мемуаров одного из наиболее
образованных людей Петровской эпохи. Сопоставьте язык протопопа Аввакума и
Петровского шляхтича и вы легко сделаете вывод, кто ближе к сегодняшним людям, и
за кем мы идем и хотим идти.
В правление Бирона возникает так называемая "новая" русская литература.
Эта новая литература не имеет ничего общего по своим идеям с существовавшей до
того русской литературой. Идеи, под знаком которых развивается творчество, так
называемого, отца новой русской литературы Кантемира — это чисто европейские
идеи. Идеи же развивавшейся в то время на западе "просветительной философии",
целью которой было подготовка великой французской революции — были в основе
своей рационалистические и атеистические, философы "просветители" с позиции
"чистого разума" вели атаку на монархию и религию.
Д. Благой, автор "Истории русской литературы XVIII века", изданной в 1955
году в Москве, большое внимание уделяет творчеству Феофана Прокоповича. Он
восхваляет его за то, что "попав в самый центр католического мира, он вынес
оттуда идеи Возрождения и Реформации и кровную на всю жизнь ненависть ко всякого
рода мракобесию и изуверству вообще... и за то, что "этот богослов и учитель
церкви" ценит творческую мощь человеческого ума, "великий свет", зажженный
эпохой Возрождения". "Это, — пишет Благой, — делает его первым в многочисленном
и славном ряду наших писателей-просветителей XVIII века".
Уже одно это обстоятельство возведения "православного" архиепископа в
ранг духовного предка русской космополитической интеллигенции заставляет нас с
подозрением относиться к духовному и моральному облику Феофана Прокоповича,
главного помощника Петра I в деле уничтожения Патриаршества и идейных основ
самодержавия.
Взгляды Феофана Прокоповича и Татищева складываются под влиянием
европейских рационалистов, Фонтеля, Бейля, Гоббса и Пуффендорфа.
Под знаком рационализма проходит и все творчество Антиоха Кантемира. И
сам он не русский и литературное творчество его не русское по своим идейным
устремлениям.
"Сам Кантемир также принадлежал к типу передовых людей и идейно был
связан с Прокоповичем и Татищевым. По окончании Академии Наук, где он учился у
Бернулли Вайера (история) и особенно Гросса (нравственная философия), Кантемир
окончательную шлифовку получает в Париже. В Париже Кантемир сближается с
представителями учено-литературного мира, особенно с прославленным масоном
Монтескье. Здесь, под влиянием "просветителей", сложились религиозные,
политические и общественные понятия Кантемира. Русская литература, в лице
первого ее представителя, начинает свою жизнь всецело под влиянием
просветительной литературы Запада, т. е. литературы масонской, направленной
против религии и всех божественных установлений. Если Феофан знал прекрасно
Бэкона и Декарта, и протестантского писателя Буддея, то Кантемир удостоился
чести знать видных масонов, Вольтера и Монтескье, книгу которого "Персидские
письма" он перевел на русский язык." (29)
Ода Кантемира "На хулящих учение. К уму своему" направлена против
духовенства. Эта сатира вызвала одобрение у Феофана Прокоповича, и он даже
написав Кантемиру послание в стихах "К сочинителю сатир". Такой интерес Ф.
Прокоповича к сатирам Кантемира понятен, если вспомним, что в одной из них
Кантемир резко выступает против Архиерея Георгия Дашкова, выдвигавшегося
сторонниками восстановления Патриаршества, в Патриархи, резко выступает Кантемир
и против "безмозглых церковников вообще".
В сатирах Кантемира мы встречаем, например, такие "перлы":
"Попы обычайно всю неделю жадно для своей корысти по всем дворам
воскресшего из мертвых Христа прославляют".
Или:
Но вдруг вижу, что свечи и книги летают;
На попе борода и кудри пылают.
И туша кричит, бежит в ризах из палаты.
Хозяин на мой совет мне, вместо уплаты,
Налоем в спину стрельнул; я с лестницы скатился
Не знаю как только цел внизу очутился.
По поводу постоянных враждебных выпадов Кантемира против духовенства, Д.
Благой с восторгом отмечает в упоминавшейся нами "Истории русской литературы
XVIII века":
"Таких резких и настойчивых антицерковных выпадов мы не встречаем во всей
последующей нашей дореволюционной литературе".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25