Культ белых начался, по-моему, с фильма «Перед судом истории», где бывший лидер правых националистов в Государственной думе Василий Шульгин с любовью вспоминал своего государя на фоне декораций того самого вагона, где он выпросил у царя отречение от престола. Потом, поглядев на табличку у Таврического дворца «Областная партийная школа», Шульгин с грустью проговорил: «Здесь заседал единственный в нашей истории парламент» - и мы в зале вдруг осознали: братцы, да ведь в России парламент был, как же мы про это ничего, ровно ничего не знаем…
Потом появились из каких-то тайных запасников старшего поколения изданные еще в 20-х годах мемуары возглавителей белого движения (мне деникинские «Очерки истории русской смуты» дал покойный «крестный» в кинематографе Юрий Герман). Так что к началу работы над этой вот книгой я, как многие люди моего поколения, придерживался стандартного российского мировоззренческого набора аксиом: российские народы были в революцию сбиты с толку демагогами, обещавшими им рай на земле и во человецех благоволение, кроме того, они традиционно были приучены к патерналистско-авторитарному правлению, свободу же отстаивали в этой стране лишь немногочисленные паладины-идеалисты (а таких везде мало, не только в России). И вот, приближаясь к седьмому десятку лет, я стал читать книги уже не вождей белого движения, а его, говоря по-щедрински, Сил, т е. тех, кто составлял становой скелет администрации, людей вроде Дитерихса или, на более низком уровне, Соколова. Они поразительно напомнили своих антиподов по мою, советскую сторону жизни, тех, кого я так часто наблюдал у нас, там…
гляди
это и есть
та самая
Хамская
Рожа
которая решает как тебе жить
(Иван Ахметьев, московский поэт 80-х годов.)
После такого чтения я уже не удивлялся, встречая, например, докладную записку офицеров врангелевского главштаба, адресованую на имя главковерха, с секретным анализом для самого узкого круга своих людей:
«…первые наши успехи с середины 1919 года показали воочию, как ждал и ждет русский народ освобождения от насилия и произвола; как он хочет спокойной трудовой жизни, как жаждет порядка и права. Всем памятны встречи добровольцев в Харькове, Киеве, Курске и Воронеже, когда измученное население пело «Христос воскресе», стояло на коленях и целовало избавителей-добровольцев.
Но вместо порядка мы принесли те же насилия, грабежи и издевательства.
Вместо чрезвычаек - порки шомполами, расстрелы и т. п.
Великое дело освобождения исстрадавшейся родины было осквернено. Нам не верили. Нас боялись…
Подл. подписал Генерального штаба Генерал-Майор Махров.»
Повторяю, меня отвратили от идеализации белых их собственные печатные изделия. В первую очередь, Дитерихса и Соколова.
В памяти моей все отчетливее вставала схема другой войны, свидетелем которой я был. Когда России тоже дали на выбор решать, кого она будет больше любить. Сталина или Гитлера.
«Тяжело признавать, - писал мой современник Андрей Амальрик, - но именно Сталин в те годы стал символом национального сопротивления благодаря безумной политике немцев».
Неизбежно приходила мысль, что россиянам и в первый раз история предлагала тот же самый выбор. Только демократические силы и самой страны, и Европы в тот раз находились в союзе с протонацистами, подобно тому, как через четверть века они же плечом прислонились по другую сторону - к коммунистам.
Социальные науки, в том числе и исторические, всегда изучаются одним из членов самого общества, т е. точка зрения исследователя находится не вне, а внутри изучаемой среды. Это, в свою очередь, делает для него невозможным совершенно объективный подход к исследуемым феноменам. Единственно приемлемый выход для того, кто все-таки хочет найти истину, а не занимается пропагандой идеологии (я не в укор говорю, пропаганда тоже нужное дело, но она - из другого круга явлений), - это развернуть перед читателем максимально широкую картину фактов и феноменов, которые подготовили его точку зрения на исследуемое событие. В данном сюжете, значит, на екатеринбургское убийство. К созданию такой широкой картины я, вопреки вполне осознаваемым композиционным трудностям, и приступаю, посвятив ей всю следующую часть этой книги.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
РЕВОЛЮЦИЯ И КОНТРРЕВОЛЮЦИЯ В ИСТОРИЧЕСКОЙ УПРЯЖКЕ
Тогда пришла неправда на Русскую землю. Главной бедой, корнем будущего зла, была утрата веры в цену собственного мнения. Вообрази, что время, когда следовали внушениям нравственного чутья, миновало, что теперь надо петь с общего голоса и жить чужими, всем навязанными представлениями. Стало расти владычество фразы, сначала монархической, потом - революционной.
Б.Пастернак. Доктор Живаго.

Глава 9
МИФОЛОГИЯ ОТСТАЛОСТИ
Большая часть мифов была придумана и унаследована Россией с дореволюционных времен.
Мой покойный друг, ленинградский историк Вадим Вилинбахов (его прадед служил помощником государственного секретаря в эпоху Александра III) поделился своим «потаенным» открытием: хотя всем известно, что святой Александр Невский победил на Неве шведского правителя ярла Биргера и лично поразил того копьем в лицо, а через два года он же разгромил на льду Чудского озера войско Ливонского ордена и убил гроссмейстера крестоносцев, что замечательно изобразил в знаменитом кинофильме Сергей Эйзенштейн, но почему-то ни в шведских источниках, ни в рыцарских хрониках об этих ужасных поражениях от славных русичей нет ни слова. Зато известно, что Биргер и гроссмейстер благополучно правили в своих замках именно тогда, когда их якобы истреблял наш великий и святой Александр.
Особенно Вадим горячился, доказывая, что в русской летописи (Лаврентьевской) сражения Александра Ярославича никак особо не отмечены в ряду обыденных пограничных схваток, и, например, о победе отца Александра Невского, князя Ярослава, над рыцарями Ливонского ордена сообщалось в летописи куда внушительнее.
- Значит, не было сражения, остановившего натиск рыцарей?
- Почему? Битва, гибель гроссмейстера, приостановка походов ливонцев на Русь - все было. Только не при Александре.
- ?
- Битва произошла четверть века спустя, в 1268 году. Сражение новгородцев с орденом при Раквере. Роман Дмитрия Балашова читал?
(Я о битве при Раквере тогда не то что не читал - не слыхал.)
- А почему…
- А потому, что Ивану Грозному, повелевшему во время его войны с Ливонией канонизировать Александра, не нужна была память в народе о новгородской дружине, спасшей северную Русь. И Петру, заложившему Лавру на месте битвы на Неве, тоже не нужен был в истории Руси вольный Новгород, победитель шведов.
- Но все же почему избрали на эту роль Александра, а не князя, скажем, который командовал новгородцами при Раквере?
- Да кто, по-твоему, основал династию великих князей московских?! - уже рассердился на мою тупость Вадим.
Сей миф, очень популярный благодаря фильму великого режиссера (сочинившего, к слову сказать, не менее популярный миф и о «штурме Зимнего дворца в октябре 1917 года») изложен здесь в силу его особой наглядности - для доказательства, как именно мифология окутывает русскую историю в самых неожиданных пунктах, и к этому читателю надо быть постоянно готовым. А конкретно, то есть в рамках избранной темы, меня интересуют два парных русских мифа:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101