всего 1 миллион 860 тысяч военных убито на фронте.
После этого я уже не сомневался, что число искалеченных, конечно, как минимум вдвое превышало число убитых, а число умерших от голода и эпидемий странно было бы подвергать сомнению, когда в той же монографии сообщалось, что в одной Германии и только от туберкулеза за четыре года войны умер миллион немцев. Я ведь держал в памяти еще примерно 1,5 миллиона вырезанных в Османской империи армян.
Эти чудовищные цифры всемирной бойни изменили - не могли не изменить - психологию воевавших народов. «Взятие и расстрел пятисот ни в чем неповинных заложников (жертв кремлевского расстрела в первые сентябрьские дни 1918 года. -
М. X.), разумеется, должны были оскорблять здравый смысл и достоинство человека, - продолжил Нилов-Кравцов, - но не того, на чьих глазах ежедневно на протяжении нескольких лет расстреливали от 5.000 до 50.000 людей. Столь же ни в чем неповинных! И призыв «грабь награбленное» не мог вызвать активного протеста после затопления 6.000 торговых кораблей. А почему не грабить? Пропадать потом добру на дне морском? Почему не «экспроприировать», разрушив, полмиллиона зданий? Беречь их для чего - для снарядов?»
Бессудное убийство царской семьи было воспринято как преступление в интеллигентской части самой компартии, но даже совестливые и порядочные ее члены говорили на следствии: царя все-таки надо судить, «хорош или плох он был для России». Он должен дать народу ответ, «за что три года нас мучил» - так зафиксированы в следственных актах разговоры красноармейцев. А мне вспомнились рассуждения террористов (я уже упоминал, что в сфере моих литературных интересов были террористические группы русских революционеров), говоривших некогда: если монархи и министры считают полезным для достижения политических целей убивать в войнах сотни тысяч людей, почему же нам запрещают одиночные убийства для достижения наших политических целей…
Боюсь, ответы Николая не только на ленинском, но ни на каком гипотетическом суде не признаны были бы удовлетворительными. Народы России готовы были переносить даже более страшные жертвы и под водительством самого чудовищного тирана в мировой истории - но при обязательном условии: во имя спасения отечества. Только. А в 1914-1918 гг. национальной катастрофой России грозило лишь бесконечное продолжение войны.
Указание монархистов на неподсудность действий монарха иному возмездию, кроме Божьего, было бы недействительно как раз для Николая: он ведь и воспринимал происходившее с ним только как проявление Вышнего суда. Потому был фатально спокоен.
Единственный аргумент защиты, который я в силах придумать: царь был не хуже и не лучше всех без исключения европейских суверенов и политиков. Вильгельм с роковым Людендорфом, Карл Австрийский с покладистым Черниным, лицемерный Ллойд-Джордж и темпераментный, но слепой Клемансо…
Я особенно понял это, когда познакомился с дневниками австрийского министра иностранных дел графа Чернина, которые тот вел в дни брест-литовских мирных переговоров. Искушенный политик сознавал, что единственный шанс на спасение у его империи - это заключить мир, снять войска с русского фронта, быстрым ударом захватить Париж и потом обменять его у Клемансо на мир с Францией «без аннексий и контрибуций». Но когда Троцкий в Бресте предложил ему этот самый желанный мир, причем на выгодных для его империи условиях, граф поплелся за империалистическими маньяками из германской военной верхушки, присоединился к наступлению на Россию, задействовал там вместе с немцами 150.000 австрийцев и венгров - и естественно, проиграл империю Габсбургов. Похваляясь вдобавок, как они славно за полгода войны пограбили Украину (с приложением таблиц и справок), вследствие чего только и сумели повоевать, то есть убивать тысячи своих солдат тоже.
Удивительно ли, что большевистским словом свергали таких монархов и таких министров революционеры всей Европы. И озверение народов, которое мы наблюдаем потом, было порождено не Лениным или Гитлером, а вот этими «традиционными», «национально мыслящими» администраторами!
Но еще более гибельным социально-психологическим последствием войны стало то, что не были названы виновники убийств десятков миллионов людей (ведь и в России царя и министров убили воровски, тайком, не предъявив обвинений и не выслушав оправданий). «Сколь бы успокоительным, упрощенным и неполным ни был Нюрнбергский процесс (на скамье подсудимых нехватало, конечно, Сталина, Молотова), - пишет Нилов-Кравцов, - он давал миру хоть примитивный, но достаточный для большинства оставшихся после бойни в живых вопрос: кто виноват? Никакого, самого примитивного ответа на этот кровоточащий вопрос после первой мировой войны не было.»
Единственный политический деятель, президент США Вудро Вильсон, понимал, что если «органические нации», эти хранительницы устоев христианства во всех его разветвлениях и ислама в его тогдашних центрах, если все они вместе взятые довели народы до истребления 20 миллионов своих братьев и превращения в калек еще 20 милионов, если такое произошло, значит, миру необходимо переустройство. Но его 14 пунктов, один гуманнее другого, «на которые молились простодушные люди всех стран» (М. Алданов), были отвергнуты даже сенатом его собственной страны, «и восторжествовал пятнадцатый пункт: горе побежденным!»
Раз так, переустройством мира занялись Ленин и Сталин на востоке, Гитлер и Муссолини на западе.
«А если нельзя назвать виновных в столь катастрофичной для людского сознания бойне, значит, виновно само мироустройство. Чудовищность жертвоприношений, их беспричинность и безрезультатность прожигали души европейцев. И никому не дано было уклониться от вопроса: как Он это допустил? Ими же, особенностями войны, был предрешен и ответ: если Он допустил такое и нет на Земле виновных, значит, Он не всемогущ или не Всеблаг, или же - Его нет!»
Николай II был виновен в том, что вместе с ведущими политиками всех стран, кроме Вудро Вильсона, переоценил собственные силы для успешного руководства бурно развивавшейся Россией, а потом переоценил физические силы и моральные возможности доверенного его власти народа. Пользуясь выражением Александра Солженицына, он «перемолол русскую силушку» и поставил свой измученный и отчаявшийся народ в такое положение, что тот усомнился в Боге - в его благости, могуществе и вообще существовании. За что и понес наказание Судьбы.
Вот почему один из свидетелей, - рядовой мещанин города Екатеринбурга, некий Владимир Буйвид, услыхав ночью глухие выстрелы, доносившиеся по соседству, со стороны Ипатьевского дома, «быстро ушел к себе. Мой сосед по комнате спросил: «Слышал?» Я ответил: «Слышал». - «Понял?» - «Понял», - сказал я, и мы замолчали».
Это показание следователю часто цитируют: очень уж рельефно оно передает предчувствие неизбежной расправы, в которой современники видели Рок, расплату судьбы.
Почему на долю русских выпало это искушение - начать постройку безбожного царства?
«У русского народа, - записывал в 1918 году в дневник Пьер Паскаль, - обостренное чувство трагического характера этой войны, невежественной и бессмысленной, которой и все человечество не должно хотеть и от которой оно не может избавиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
После этого я уже не сомневался, что число искалеченных, конечно, как минимум вдвое превышало число убитых, а число умерших от голода и эпидемий странно было бы подвергать сомнению, когда в той же монографии сообщалось, что в одной Германии и только от туберкулеза за четыре года войны умер миллион немцев. Я ведь держал в памяти еще примерно 1,5 миллиона вырезанных в Османской империи армян.
Эти чудовищные цифры всемирной бойни изменили - не могли не изменить - психологию воевавших народов. «Взятие и расстрел пятисот ни в чем неповинных заложников (жертв кремлевского расстрела в первые сентябрьские дни 1918 года. -
М. X.), разумеется, должны были оскорблять здравый смысл и достоинство человека, - продолжил Нилов-Кравцов, - но не того, на чьих глазах ежедневно на протяжении нескольких лет расстреливали от 5.000 до 50.000 людей. Столь же ни в чем неповинных! И призыв «грабь награбленное» не мог вызвать активного протеста после затопления 6.000 торговых кораблей. А почему не грабить? Пропадать потом добру на дне морском? Почему не «экспроприировать», разрушив, полмиллиона зданий? Беречь их для чего - для снарядов?»
Бессудное убийство царской семьи было воспринято как преступление в интеллигентской части самой компартии, но даже совестливые и порядочные ее члены говорили на следствии: царя все-таки надо судить, «хорош или плох он был для России». Он должен дать народу ответ, «за что три года нас мучил» - так зафиксированы в следственных актах разговоры красноармейцев. А мне вспомнились рассуждения террористов (я уже упоминал, что в сфере моих литературных интересов были террористические группы русских революционеров), говоривших некогда: если монархи и министры считают полезным для достижения политических целей убивать в войнах сотни тысяч людей, почему же нам запрещают одиночные убийства для достижения наших политических целей…
Боюсь, ответы Николая не только на ленинском, но ни на каком гипотетическом суде не признаны были бы удовлетворительными. Народы России готовы были переносить даже более страшные жертвы и под водительством самого чудовищного тирана в мировой истории - но при обязательном условии: во имя спасения отечества. Только. А в 1914-1918 гг. национальной катастрофой России грозило лишь бесконечное продолжение войны.
Указание монархистов на неподсудность действий монарха иному возмездию, кроме Божьего, было бы недействительно как раз для Николая: он ведь и воспринимал происходившее с ним только как проявление Вышнего суда. Потому был фатально спокоен.
Единственный аргумент защиты, который я в силах придумать: царь был не хуже и не лучше всех без исключения европейских суверенов и политиков. Вильгельм с роковым Людендорфом, Карл Австрийский с покладистым Черниным, лицемерный Ллойд-Джордж и темпераментный, но слепой Клемансо…
Я особенно понял это, когда познакомился с дневниками австрийского министра иностранных дел графа Чернина, которые тот вел в дни брест-литовских мирных переговоров. Искушенный политик сознавал, что единственный шанс на спасение у его империи - это заключить мир, снять войска с русского фронта, быстрым ударом захватить Париж и потом обменять его у Клемансо на мир с Францией «без аннексий и контрибуций». Но когда Троцкий в Бресте предложил ему этот самый желанный мир, причем на выгодных для его империи условиях, граф поплелся за империалистическими маньяками из германской военной верхушки, присоединился к наступлению на Россию, задействовал там вместе с немцами 150.000 австрийцев и венгров - и естественно, проиграл империю Габсбургов. Похваляясь вдобавок, как они славно за полгода войны пограбили Украину (с приложением таблиц и справок), вследствие чего только и сумели повоевать, то есть убивать тысячи своих солдат тоже.
Удивительно ли, что большевистским словом свергали таких монархов и таких министров революционеры всей Европы. И озверение народов, которое мы наблюдаем потом, было порождено не Лениным или Гитлером, а вот этими «традиционными», «национально мыслящими» администраторами!
Но еще более гибельным социально-психологическим последствием войны стало то, что не были названы виновники убийств десятков миллионов людей (ведь и в России царя и министров убили воровски, тайком, не предъявив обвинений и не выслушав оправданий). «Сколь бы успокоительным, упрощенным и неполным ни был Нюрнбергский процесс (на скамье подсудимых нехватало, конечно, Сталина, Молотова), - пишет Нилов-Кравцов, - он давал миру хоть примитивный, но достаточный для большинства оставшихся после бойни в живых вопрос: кто виноват? Никакого, самого примитивного ответа на этот кровоточащий вопрос после первой мировой войны не было.»
Единственный политический деятель, президент США Вудро Вильсон, понимал, что если «органические нации», эти хранительницы устоев христианства во всех его разветвлениях и ислама в его тогдашних центрах, если все они вместе взятые довели народы до истребления 20 миллионов своих братьев и превращения в калек еще 20 милионов, если такое произошло, значит, миру необходимо переустройство. Но его 14 пунктов, один гуманнее другого, «на которые молились простодушные люди всех стран» (М. Алданов), были отвергнуты даже сенатом его собственной страны, «и восторжествовал пятнадцатый пункт: горе побежденным!»
Раз так, переустройством мира занялись Ленин и Сталин на востоке, Гитлер и Муссолини на западе.
«А если нельзя назвать виновных в столь катастрофичной для людского сознания бойне, значит, виновно само мироустройство. Чудовищность жертвоприношений, их беспричинность и безрезультатность прожигали души европейцев. И никому не дано было уклониться от вопроса: как Он это допустил? Ими же, особенностями войны, был предрешен и ответ: если Он допустил такое и нет на Земле виновных, значит, Он не всемогущ или не Всеблаг, или же - Его нет!»
Николай II был виновен в том, что вместе с ведущими политиками всех стран, кроме Вудро Вильсона, переоценил собственные силы для успешного руководства бурно развивавшейся Россией, а потом переоценил физические силы и моральные возможности доверенного его власти народа. Пользуясь выражением Александра Солженицына, он «перемолол русскую силушку» и поставил свой измученный и отчаявшийся народ в такое положение, что тот усомнился в Боге - в его благости, могуществе и вообще существовании. За что и понес наказание Судьбы.
Вот почему один из свидетелей, - рядовой мещанин города Екатеринбурга, некий Владимир Буйвид, услыхав ночью глухие выстрелы, доносившиеся по соседству, со стороны Ипатьевского дома, «быстро ушел к себе. Мой сосед по комнате спросил: «Слышал?» Я ответил: «Слышал». - «Понял?» - «Понял», - сказал я, и мы замолчали».
Это показание следователю часто цитируют: очень уж рельефно оно передает предчувствие неизбежной расправы, в которой современники видели Рок, расплату судьбы.
Почему на долю русских выпало это искушение - начать постройку безбожного царства?
«У русского народа, - записывал в 1918 году в дневник Пьер Паскаль, - обостренное чувство трагического характера этой войны, невежественной и бессмысленной, которой и все человечество не должно хотеть и от которой оно не может избавиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101