Он никогда не ощущал необходимости как-то особенно вести себя, он не знал этикета в такого рода случаях.
Она подняла глаза, взгляд ее ненадолго задержался на его губах, скользнул по пересекающему переносицу шраму.
— Так вы боитесь? — Голос у нее был низкий, она говорила почти шепотом.
Фасон платья подчеркивал стройность ее фигуры. Ее талию он мог бы обхватить руками — воспоминание восхитительного чувства воздушности, почти что счастья сохранилось в дальнем уголке его памяти с тех давних пор, когда ей было пятнадцать лет.
Он завел руки за ее спину и привлек к себе, а она, закинув назад голову и положив руки на его плечи, посмотрела ему в глаза. Она была воплощением женственности — нежная, теплая, мягкая. Его руки скользнули вверх по ее спине, отчего ее груди прижались к его мундиру — он чувствовал, как их мягкая масса сплющивается под давлением его твердых грудных мышц.
«Силы небесные!» — думал он, чувствуя, как кровь, словно удары молота, пульсирует в жилах. Какая она маленькая! Он немного согнул колени и чуть приподнял ее, почти оторвав от пола.
Она поняла, что допустила ошибку, что флирт зашел слишком далеко. Ее охватил страх, который она почувствовала в тот самый миг, когда впервые увидела этого человека. Она утратила контроль. Он приподнял ее так, что она оказалась прижатой к твердому утолщению под его брюками, символизирующему его желание, и если бы он сейчас ее отпустил, она упала бы на пол, потому что колени у нее подгибались.
Их отношения перешли из области флирта, где она была экспертом, в область страсти, где была его епархия. А у нее в области страсти совсем не было опыта, несмотря на то, что она была замужем. Она заглянула в его голубые глаза, горевшие сейчас страстью, и почувствовала каждым своим нервом, что с ним шутки плохи.
И она испугалась. Испугалась его, потому что их объятия вели к одному завершению. И он, казалось, был намерен довести дело до конца. И еще она испугалась самой себя, потому что ее тело радостно предвкушало все ощущения предстоящего обладания и было готово сдаться.
Она хотела, чтобы новые чувственные отношения стерли бы из ее памяти тошнотные воспоминания о супружеской постели. Она жаждала сдаться. Она закрыла глаза, губки ее раскрылись, ей хотелось знать, что он с ней сделает. Что вообще делает здоровый, страстный мужчина с женщиной, которую желает.
Его губы накрыли ее губы — да так, что она ошеломленно и широко раскрыла глаза. Он провел языком по контуру ее губ, и она почувствовала, как острой ноющей болью что-то откликнулось внизу ее живота, а язык его — горячий и твердый — тем временем глубоко погрузился внутрь ее рта. Она испуганно вдохнула воздух и тем самым втянула его еще глубже.
Несмотря на любопытство и искушение, ей снова стало страшно. Она совсем утратила контроль над ситуацией. Она понимала, что пройдет еще несколько минут, а может быть, и того меньше, как ее уложат на пол, задерут юбки и вторгнутся в ее тело. И контроль над ситуацией окажется в руках мужчины — мужчины, которого она не знала и не понимала. Который для нее был загадкой. С которым ей просто предстояло работать.
Она сжала зубы и крепко укусила его за язык.
Когда он резко отдернул голову, она улыбнулась. Страха как не бывало, дыхание стало ровным, колени перестали дрожать.
— Ну и ну, капитан, — насмешливо промолвила она, — что за экстравагантный способ поцеловать человека на прощание!
— Ах ты, сучка! — прошипел рассвирепевший капитан, отступив от нее на шаг.
Страх снова шевельнулся где-то внутри. Но она удивленно вскинула брови.
— Я ничего не слышала, капитан Блейк. Временная потеря слуха. Так вы решительно не желаете остаться, чтобы выпить портвейна?
— Сучка! — повторил он, не пожелав воспользоваться предложенной ею возможностью придать случившемуся более или менее цивилизованный характер. Прищурив глаза, он в бешенстве смотрел на нее. — Ты нарочно удалила свою компаньонку, не так ли? Ты не собиралась ужинать втроем? Вам нужна не компаньонка, мэм, вам нужен укротитель зверей!
Она улыбнулась.
— Жаль, что глухота у меня была только временной. Но я вас прощаю, капитан. Похоже, вы совершенно неправильно поняли ситуацию. Я благодарна за то, что вы меня сопровождали, и была намерена продемонстрировать вам свою благодарность. Извините, но ничего большего я не имела в виду.
Он щелкнул каблуками, лицо его снова стало суровым и непроницаемым. Лицо солдата, внушающее страх врагу на поле боя.
— Спокойной ночи, мэм, — сказал он. — Если не возражаете, я вернусь на рассвете.
— Я буду готова, капитан, — улыбнулась она. — Спокойной ночи.
Не сказав больше ни слова, он повернулся и ушел. Будь он джентльменом, он, наверное, извинился бы и за допущенные вольности, и за непростительно вульгарный лексикон. Но капитан Блейк, конечно, не был джентльменом. И она не могла бы сказать, что сожалела о том, что он не извинился. Она бы тогда почувствовала себя еще более виноватой, чем сейчас.
А капитан Блейк, шагая по улочке, ведущей в город, по направлению к гостинице, ругался себе под нос последними словами и проклинал ее на чем свет стоит. Укусы на языке болезненно пульсировали и наверняка пройдут не скоро.
Сучка! По-другому ее не назовешь. Она весь вечер заводила его для того лишь, чтобы выставить полным дураком и посмеяться над ним, когда, несмотря на все усилия, ему все-таки не удалось устоять перед ее чарами. Но она затеяла опасную игру. Если бы ему не удалось остановиться, несмотря на укушенный язык, то посмеяться мог бы он.
Он чувствовал себя круглым дураком. Подумать только: позволил укусить себя за язык! Всякий раз, когда он ее увидит, ему будет вспоминаться, как она его унизила.
И не впервые. Она выставила его дураком уже дважды — когда была еще Жанной Моризеттой и когда стала теперь Жуаной да Фонте, маркизой дас Минас. И в каком бы обличье она ни выступала, от нее жди беды. Нет, как только он в целости и сохранности доставит ее в Висо, он не желает больше никогда иметь с ней ничего общего.
Правда, едва ли ему еще представится такая возможность. Что общего может быть у капитана, дослужившегося из рядовых до офицерского чина, с вдовой португальского маркиза, дочерью французского графа?
Как она тогда сказала? Он остановился перед входом в гостиницу, вспоминая. Ублюдок и дочь французского графа. Да, кажется, именно так она и сказала.
Ладно. Повторение — мать учения. Уж теперь-то он будет точно знать, что ему следует ограничиться Беатрисами. Пусть даже Беатрис берет деньги за свои услуги, но зато она не хитрит, а честно делает свое дело. Она не станет доводить мужчину до безумия, а потом, наивно распахнув глаза и мило улыбаясь, утверждать, что всего лишь хотела поцеловать его в знак благодарности. Беатрис умела получать и отдавать. И она отдавала всю себя ради его удовольствия и покоя.
Жаль все-таки, что он не взял ее с собой. Сейчас он был готов пожертвовать всем содержимым своего тощего кошелька, чтобы иметь возможность пригласить ее в мрачный гостиничный номер и забыться.
«Черт побери, но как она красива, — думал он. — И какая у нее ладная, стройная фигурка. И как она приятна на вкус». Но эти мысли уже не имели никакого отношения к Беатрис.
Глава 8
Они пробыли в дороге еще три дня. Одну ночь они провели в Лейрии, где Жуана предпочла заночевать вместе с Матильдой в монастыре, а следующую ночь — в Коимбре, где она остановилась у своих друзей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Она подняла глаза, взгляд ее ненадолго задержался на его губах, скользнул по пересекающему переносицу шраму.
— Так вы боитесь? — Голос у нее был низкий, она говорила почти шепотом.
Фасон платья подчеркивал стройность ее фигуры. Ее талию он мог бы обхватить руками — воспоминание восхитительного чувства воздушности, почти что счастья сохранилось в дальнем уголке его памяти с тех давних пор, когда ей было пятнадцать лет.
Он завел руки за ее спину и привлек к себе, а она, закинув назад голову и положив руки на его плечи, посмотрела ему в глаза. Она была воплощением женственности — нежная, теплая, мягкая. Его руки скользнули вверх по ее спине, отчего ее груди прижались к его мундиру — он чувствовал, как их мягкая масса сплющивается под давлением его твердых грудных мышц.
«Силы небесные!» — думал он, чувствуя, как кровь, словно удары молота, пульсирует в жилах. Какая она маленькая! Он немного согнул колени и чуть приподнял ее, почти оторвав от пола.
Она поняла, что допустила ошибку, что флирт зашел слишком далеко. Ее охватил страх, который она почувствовала в тот самый миг, когда впервые увидела этого человека. Она утратила контроль. Он приподнял ее так, что она оказалась прижатой к твердому утолщению под его брюками, символизирующему его желание, и если бы он сейчас ее отпустил, она упала бы на пол, потому что колени у нее подгибались.
Их отношения перешли из области флирта, где она была экспертом, в область страсти, где была его епархия. А у нее в области страсти совсем не было опыта, несмотря на то, что она была замужем. Она заглянула в его голубые глаза, горевшие сейчас страстью, и почувствовала каждым своим нервом, что с ним шутки плохи.
И она испугалась. Испугалась его, потому что их объятия вели к одному завершению. И он, казалось, был намерен довести дело до конца. И еще она испугалась самой себя, потому что ее тело радостно предвкушало все ощущения предстоящего обладания и было готово сдаться.
Она хотела, чтобы новые чувственные отношения стерли бы из ее памяти тошнотные воспоминания о супружеской постели. Она жаждала сдаться. Она закрыла глаза, губки ее раскрылись, ей хотелось знать, что он с ней сделает. Что вообще делает здоровый, страстный мужчина с женщиной, которую желает.
Его губы накрыли ее губы — да так, что она ошеломленно и широко раскрыла глаза. Он провел языком по контуру ее губ, и она почувствовала, как острой ноющей болью что-то откликнулось внизу ее живота, а язык его — горячий и твердый — тем временем глубоко погрузился внутрь ее рта. Она испуганно вдохнула воздух и тем самым втянула его еще глубже.
Несмотря на любопытство и искушение, ей снова стало страшно. Она совсем утратила контроль над ситуацией. Она понимала, что пройдет еще несколько минут, а может быть, и того меньше, как ее уложат на пол, задерут юбки и вторгнутся в ее тело. И контроль над ситуацией окажется в руках мужчины — мужчины, которого она не знала и не понимала. Который для нее был загадкой. С которым ей просто предстояло работать.
Она сжала зубы и крепко укусила его за язык.
Когда он резко отдернул голову, она улыбнулась. Страха как не бывало, дыхание стало ровным, колени перестали дрожать.
— Ну и ну, капитан, — насмешливо промолвила она, — что за экстравагантный способ поцеловать человека на прощание!
— Ах ты, сучка! — прошипел рассвирепевший капитан, отступив от нее на шаг.
Страх снова шевельнулся где-то внутри. Но она удивленно вскинула брови.
— Я ничего не слышала, капитан Блейк. Временная потеря слуха. Так вы решительно не желаете остаться, чтобы выпить портвейна?
— Сучка! — повторил он, не пожелав воспользоваться предложенной ею возможностью придать случившемуся более или менее цивилизованный характер. Прищурив глаза, он в бешенстве смотрел на нее. — Ты нарочно удалила свою компаньонку, не так ли? Ты не собиралась ужинать втроем? Вам нужна не компаньонка, мэм, вам нужен укротитель зверей!
Она улыбнулась.
— Жаль, что глухота у меня была только временной. Но я вас прощаю, капитан. Похоже, вы совершенно неправильно поняли ситуацию. Я благодарна за то, что вы меня сопровождали, и была намерена продемонстрировать вам свою благодарность. Извините, но ничего большего я не имела в виду.
Он щелкнул каблуками, лицо его снова стало суровым и непроницаемым. Лицо солдата, внушающее страх врагу на поле боя.
— Спокойной ночи, мэм, — сказал он. — Если не возражаете, я вернусь на рассвете.
— Я буду готова, капитан, — улыбнулась она. — Спокойной ночи.
Не сказав больше ни слова, он повернулся и ушел. Будь он джентльменом, он, наверное, извинился бы и за допущенные вольности, и за непростительно вульгарный лексикон. Но капитан Блейк, конечно, не был джентльменом. И она не могла бы сказать, что сожалела о том, что он не извинился. Она бы тогда почувствовала себя еще более виноватой, чем сейчас.
А капитан Блейк, шагая по улочке, ведущей в город, по направлению к гостинице, ругался себе под нос последними словами и проклинал ее на чем свет стоит. Укусы на языке болезненно пульсировали и наверняка пройдут не скоро.
Сучка! По-другому ее не назовешь. Она весь вечер заводила его для того лишь, чтобы выставить полным дураком и посмеяться над ним, когда, несмотря на все усилия, ему все-таки не удалось устоять перед ее чарами. Но она затеяла опасную игру. Если бы ему не удалось остановиться, несмотря на укушенный язык, то посмеяться мог бы он.
Он чувствовал себя круглым дураком. Подумать только: позволил укусить себя за язык! Всякий раз, когда он ее увидит, ему будет вспоминаться, как она его унизила.
И не впервые. Она выставила его дураком уже дважды — когда была еще Жанной Моризеттой и когда стала теперь Жуаной да Фонте, маркизой дас Минас. И в каком бы обличье она ни выступала, от нее жди беды. Нет, как только он в целости и сохранности доставит ее в Висо, он не желает больше никогда иметь с ней ничего общего.
Правда, едва ли ему еще представится такая возможность. Что общего может быть у капитана, дослужившегося из рядовых до офицерского чина, с вдовой португальского маркиза, дочерью французского графа?
Как она тогда сказала? Он остановился перед входом в гостиницу, вспоминая. Ублюдок и дочь французского графа. Да, кажется, именно так она и сказала.
Ладно. Повторение — мать учения. Уж теперь-то он будет точно знать, что ему следует ограничиться Беатрисами. Пусть даже Беатрис берет деньги за свои услуги, но зато она не хитрит, а честно делает свое дело. Она не станет доводить мужчину до безумия, а потом, наивно распахнув глаза и мило улыбаясь, утверждать, что всего лишь хотела поцеловать его в знак благодарности. Беатрис умела получать и отдавать. И она отдавала всю себя ради его удовольствия и покоя.
Жаль все-таки, что он не взял ее с собой. Сейчас он был готов пожертвовать всем содержимым своего тощего кошелька, чтобы иметь возможность пригласить ее в мрачный гостиничный номер и забыться.
«Черт побери, но как она красива, — думал он. — И какая у нее ладная, стройная фигурка. И как она приятна на вкус». Но эти мысли уже не имели никакого отношения к Беатрис.
Глава 8
Они пробыли в дороге еще три дня. Одну ночь они провели в Лейрии, где Жуана предпочла заночевать вместе с Матильдой в монастыре, а следующую ночь — в Коимбре, где она остановилась у своих друзей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92