Если бы она могла сейчас видеть что-то другое, кроме его небесно-голубых глаз, она, возможно, смогла бы поразмышлять над этим. Но Алекс крепко держал ее за подбородок, и в ее силах было только зажмуриться, чтобы не видеть их, но и этого она не хотела делать.
— Александр, — прошептала она. Но вдруг как бы опомнилась: — А как же Верити?
Он улыбнулся:
— Ты хватаешься за соломинку. Да когда Верити узнает, что ты станешь ей матерью, то от восторга дня три будет скакать по окрестным холмам!
Шерон рассмеялась.
— Скажи, ты не могла забеременеть в прошлый раз? — вдруг спросил он.
Она пожала плечами и почувствовала, что краснеет.
— Могла, — ответила она, — хотя у нас была только одна ночь.
— Но зато я четырежды атаковал тебя, — с улыбкой сказал Алекс. — Если бы знать наверняка, Шерон, мы бы уже давно отбросили ненужные споры. Надеюсь, ты понимаешь, что я желаю, чтобы все мои дети были рождены в законе. — Его улыбка потеплела. — Я хочу, чтобы у нас были дети, любимая. Я хочу дать тебе сына, чтобы ты не горевала о смерти Дэффида, хотя наш ребенок никогда не сможет занять его места в твоей душе. Он навсегда останется твоим первенцем, как Верити для меня. Но я хочу, чтобы у нас с тобой были и сыновья, и дочери. Как по-твоему, это не слишком?
Все ее тело, вся ее женственность пульсировали от желания, от желания иметь их общего ребенка. Шерон покачала головой.
Алекс заглянул ей в глаза.
— Что означает твой ответ? — спросил он. — Не слишком? Или, наоборот, ты не хочешь иметь от меня детей?
— Александр, — прошептала она.
Он положил ее голову себе на плечо, крепко обнял ее и замер. Он ждал ответа. Она знала, что он исчерпал все аргументы. Кроме одного, который пока оставался в запасе и который, несомненно, должен был сработать. Но она знала, что он не использует его, пока она не даст ему ответ.
В конце концов, он оставлял ей свободу выбора. Свободу принять решение. Именно поэтому он заставил ее положить голову ему на плечо. Он даже взглядом не хочет подталкивать ее к ответу. Это должен быть только ее выбор.
Она так хорошо себя чувствовала с ним, прильнув к его плечу, вдыхая его запах.
— Мы будем все время жить в Англии? — спросила она.
— Вряд ли, — сказал он. — Скорее наоборот — мы будем бывать там очень и очень редко. Еще до того, как я чуть-чуть узнал Кембран, Шерон, у меня появилось странное чувство, что я приехал домой. И я вновь остро почувствовал это сегодня, когда принял решение уехать в Англию, чтобы ты могла остаться здесь. У меня появилось чувство, что я не возвращаюсь домой, а, наоборот, уезжаю из дома.
— Ты был готов уехать, чтобы я могла остаться? — переспросила Шерон.
— Я и сейчас готов, — сказал Алекс. — Если кому-то из нас обязательно нужно уехать, то это сделаю я. У тебя гораздо больше прав на то, чтобы остаться здесь. И ты гораздо больше потеряла бы, уехав отсюда.
Шерон задумалась.
— Нет, — наконец сказала она, — мы потеряли бы одинаково много, Александр. Мы потеряли бы друг друга.
Он обнял ее крепче.
— Я любила Гуина, — говорила Шерон. — Он был хороший, заботливый и трудолюбивый. Я любила Оуэна. Если бы ты не приехал, этой любви хватило бы на то, чтобы прожить с ним долгую жизнь. Это была бы трудная жизнь — слишком по-разному мы смотрели на многие вещи. Но ты приехал. И с тобой я познала то, что, как мне кажется, мало кому дано познать. Я познала любовь, ту самую высокую любовь, которую обессмертили великие произведения литературы. Ту, о которой сложены стихи. Может быть, я преувеличиваю?
— Нет, — ответил Алекс.
— За эту любовь стоит бороться, — продолжала она. — И я буду бороться за нее. Это будет нелегко. И для тебя, и для меня. И для наших с тобой детей. Но если ты считаешь, что у нас есть хотя бы даже самый малый шанс, Александр, то я хочу использовать его. Наша любовь — драгоценный дар. Я не хочу отказываться от него. И не откажусь никогда.
Алекс нежно коснулся губами ее щеки.
— Значит, завтра я навещу твоего отца и попрошу твоей руки, — просто сказал он.
Она рассмеялась ему в плечо, но тут же вновь посерьезнела и, подняв голову, посмотрела ему в глаза.
— Ты правда сделаешь это, Александр? — спросила она. — Это для него очень много значило бы. И для меня.
— А потом я навещу твоих дедушку и бабушку, — продолжил он, — и поговорю с ними. Думаю, этот разговор будет посложнее. А если мне удастся прорваться через все эти препоны, мы с тобой вместе пойдем в Гленрид и вместе спросим разрешения у Верити.
Шерон задумчиво улыбнулась ему.
— Александр, — спросила она, — ты уверен, что поступаешь правильно? Ты точно уверен?
— Да, — твердо ответил он. — А ты?
Она кивнула:
— Да, я уверена.
Он поцеловал ее, и они стиснули друг друга в объятиях, вдруг с особенной остротой осознав, как близки они были к тому, чтобы поддаться малодушию, отступить перед неведомым, отказаться от того, что казалось им обоим несбыточным.
— Смеркается, — сказал Алекс. — Пока мы здесь сидели, наступил вечер.
Впервые за последний час она вспомнила, где они с ним сидят.
— Да, дни сейчас короткие, — откликнулась она.
— Здесь, по-моему, холодно, — сказал он, но Шерон услышала в его словах вопрос.
— Нет. Совсем не холодно, любимый. — Она легла на землю, увлекая его за собой. Она улыбалась, глядя ему в глаза, которые от любви и близости к ней казались совсем синими. — Любимый мой.
Он улыбнулся ей, а его руки уже ласкали ее тело.
— Кариад, — прошептал он, целуя ее. — Ты научишь меня валлийскому, да? Мне не хватает слов, хотя я и знаю лучшее из них. — Он потерся носом о ее нос. — Кариад…
Но уже через минуту и потом, очень долго, ему не нужны были никакие слова.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99