Это его народ.
На еженедельную репетицию церковного хора всегда собиралось много народа, если только не было страды. Пение было той страстью и тем увлечением, которые объединяли почти всех жителей Западного Уэльса, впрочем, то же самое происходило и в других районах Уэльса.
Марджед с детства дирижировала хором, чтобы освободить отца хотя бы от одной обязанности, которых у него было очень много. Она часто думала, что, наверное, не совсем правильно считать ее дирижером. Валлийскому хору, если только он не принимал участия в каком-нибудь местном фестивале, на самом деле не нужен был человек, который стоял бы перед ним, отбивая такт и задавая громкость. Валлийский хор просто пел сердцем, и пел слаженно. Для валлийских певцов не существовало большего удовольствия, чем вслушиваться в стройное звучание голосов своих партнеров, каждый из которых выводил собственную партию.
Роль Марджед заключалась в том, что она начинала репетицию, прекращая шумную болтовню, — участники хора обменивались новостями, рассказывали друг другу обо всем, что случилось с прошлого воскресенья. Кроме того, она выбирала гимны, которые им предстояло спеть во время ближайшей воскресной службы, и порядок исполнения. Когда же они начинали петь, она садилась и пела вместе с ними под неумелый аккомпанемент мисс Дженкинс, барабанившей по клавишам древнего фортепиано воскресной школы.
Так они распевали целый час, а Марджед думала про себя, что они собираются здесь каждую неделю вовсе не для репетиции, а чтобы попеть всласть и посудачить. Проходил час, и они принимались болтать и сплетничать с тем же пылом, с каким предавались этому занятию после утренней службы по воскресеньям.
Она все еще сердилась. Она ополчилась на него даже больше, чем следовало, из-за недовольства собой. После его визита она не переставая думала о нем. Даже видела во сне, испытывая ненависть и глубокое возмущение по поводу того, что он вернулся в Тегфан. Почему он не поступил как порядочный человек, не остался в Англии?
Как только Марджед дала понять, что репетиция окончена, тут же начались разговоры, главным предметом которых, разумеется, был он. Почти каждый успел повидать его, а некоторые даже удостоились личных бесед.
Все сошлись в одном мнении: вид у него очень важный, ведет он себя как истинный джентльмен, говорит по-английски даже лучше самих англичан, а держится очень строго. Несколько человек осмелились заметить, что он был очень любезен во время визита и с интересом осматривал их фермы. Возможно, теперь наступят перемены, раз он приехал и все увидел сам. Но большинство было настроено враждебно: уж очень он заносчиво держался и даже не спросил, есть ли у них какие-нибудь проблемы или жалобы.
— Он посочувствовал мне в связи со смертью Юрвина, — произнесла наконец Марджед, не в силах больше уклоняться от участия в разговоре. — А затем похвалил за то, как я одна управляю фермой. Все равно что сказать, будто Юрвин не идет в счет и мне даже лучше без мужа-преступника. — Она была в такой ярости, что голос дрожал, а руки тряслись.
— Ну, это он зря, — промолвил Ивор Дейвис.
— И поверьте мне на слово, когда он к нам заходил на ферму, то так и шнырял вокруг глазами — наверняка высматривал, что еще можно из нас выжать на следующий год, — поведала Гуэн Дирион. — Думаю, нам не стоит доверять ему, несмотря на все его манеры.
— В конце концов, он всего лишь Герейнт Пендерин, — напомнил присутствующим Илий Харрис.
— Не понимаю, почему мы должны робко стоять, позволяя графу Уиверну заходить к нам на подворье и в наши дома, когда ему вздумается, — заявила Марджед, все еще пылая гневом. — Не понимаю, почему мы даем ему это право. Не пора ли нам отплатить ему той же монетой?
— Марджед, — вступил в разговор Алед, — не стоит торопиться. У него ведь есть право посмотреть, чем он владеет.
Она обернулась к нему, сверкая глазами.
— Алед Рослин, — сказала она, — ты вроде бы считаешься нашим вожаком. И вроде бы должен работать с комитетом, чтобы помочь нам устроить организованное и действенное выступление против наших хозяев, а мы так до сих пор ничего не знаем, что конкретно нам нужно делать.
— Сейчас не время и не место, Марджед, — сказал он.
— В таком случае где это место и когда наступит это время? — спросила она. — Скажи нам, Алед. И что мы будем делать? Разрушать заставы, как делают в других местах? Это сработало три года назад. Для большинства из нас заставы — последняя капля. А скоро придет пора везти известь на поля. Разве нам по карману дорожная пошлина?
— О, Марджед. — Сирис уже поднялась было, чтобы уйти, но вновь опустилась на скамью. — Не говори о насилии, прошу тебя.
На Аледа она не смотрела.
— Комитет работает над этим, — ответил Алед. — Вопрос не из легких. И не стоит его здесь обсуждать так открыто. Трудно найти человека, который возглавил бы такое движение. Нам нужен тот, кто возьмет на себя роль Ребекки.
— А что, если тебе взяться, Алед? — предложила Морфилд Ричардс, жена фермера, жившего в трех милях от деревни.
Но Алед покачал головой, явно чувствуя себя неловко.
— Я примкну к такому движению, если оно будет организовано по решению комитета, — сказал он. — Но возглавить его не могу, Морфилд. У меня нет такого авторитета. Ребекке придется командовать целой армией мужчин, а это нелегко.
— И женщин, Алед, — добавила Марджед. — Ей придется командовать целой армией мужчин и женщин. И что, у нас не найдется такого смельчака? Юрвин взялся бы за это. — В ее голосе слышалась горечь. — Так вот, я полагаю, нам не следует дожидаться решения комитета или появления Ребекки. Я полагаю, нам следует проявить свое недовольство сейчас. Без промедления.
— Но как, Марджед? — спросил Ивор.
— Только без насилия, — заволновалась Сирис.
— Можно выказать недовольство и без насилия, — сказала Марджед. — Можно досаждать, не прибегая к жестокости или ненужному разрушению. Молоко, которое привозят в Тегфан, однажды может оказаться кислым. Или его не донесут до кухни, а случайно разольют по крыльцу и террасе. Однажды ночью дверь в конюшню случайно окажется незапертой, и все кони разбредутся. Может произойти еще тысяча разных вещей, было бы воображение.
Послышались смешки и удивленные возгласы. А затем все принялись фантазировать.
— Как-нибудь ночью овцы уйдут с пастбища, проломив ограду, и решат пощипать цветочные клумбы.
— А если он заявится к кому-нибудь в дом, то что взять с неловкого старика, разлившего чай или свиные помои?
— Как-нибудь он поедет верхом, а поперек аллеи окажется веревка, да еще лошадь испугается какого-нибудь резкого звука и помчится галопом. Да, хотел бы я увидеть такую картину.
— Слишком жестоко, парень, помилосердствуй. Лошадь может повредить себе ногу. А седок приземлится и переломает себе ребра.
Все очень веселились, обмениваясь подобными репликами.
— Ну, — обратилась к ним Марджед, — кто со мной?
Несколько человек, среди них, конечно, Сирис, категорически отказались. Еще несколько согласились попробовать при условии, что никто, включая графа Уиверна, не пострадает. Большинство же с восторгом согласились проявить свое недовольство, а заодно отплатить за свои страхи и горести. Само собой вышло, что Марджед взяла на себя руководство. Алед советовал подождать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82