— Я не позволю ни одному хористу пропустить ее под предлогом, что нужно отоспаться.
— Тогда ладно, — сказал он, направив лошадь в сторону, — не жалуйся потом на волдыри.
Алед не преувеличивал. Он повел их прямо по холмам — они поднимались на вершины, спускались в долины и снова взбирались на холмы. Преодолели много миль. Почти весь путь Алед проделал пешком, ведя лошадь под уздцы. Шли молча. По дороге к ним присоединились еще несколько десятков человек. В результате людей набралось больше сотни, как показалось Марджед, все двигались вместе, бесшумно, и, окажись рядом кто-то непосвященный, он даже не заподозрил бы, что к заставе движется такая многочисленная процессия.
А потом неожиданно перед ними выросла такая же большая, сплоченная и тихая группа людей. Марджед, шагавшая почти в первых рядах своего отряда, рядом с Аледом, вновь почувствовала дрожь от возбуждения и страха. Во главе новой группы был всадник на высоком черном коне. Его фигура была скрыта ниспадавшим белым одеянием, а на голове был светлый парик. Даже лицо казалось белым — Марджед решила, что он предпочел надеть маску, чем чернить лицо.
Ребекка!
Всадник в белом сидел неподвижно на коне, возвышаясь над пешей толпой.
Кто он, удивлялась Марджед, не сводя с него глаз. Он выглядел еще нелепее, чем Алед. И во много раз внушительнее. Алед и остальные отделились от своих групп и заняли места по обе стороны Ребекки.
Наконец Ребекка поднял обе руки и развел их в стороны. Белые рукава развернулись, как крылья, от запястий до плеч. Это был ненужный жест, так как люди и без того стояли тихо. Но это был командный жест. Тишина стала почти осязаемой. Марджед казалось, что она слышит биение своего сердца.
— Дочери мои, — произнес Ребекка по-валлийски, — и мои верные дети, приветствую вас.
Это был низкий мужской голос, звучавший тихо, но достаточно ясно, чтобы его услышали в дальнем конце толпы. Это был голос человека, который привык отдавать команды.
— Я поведу вас к заставе, — объявил Ребекка, — к воротам, которых там не должно быть, так как они лишают моих земляков возможности свободно ездить по дорогам. Вы, мои дочери и дети, разрушите эти ворота и домик смотрителя. Вы разрушите их по моей команде. Вы не станете причинять вред смотрителю или оскорблять его словами. Мои последователи — люди учтивые и вершат справедливость на пользу своим семьям, соседям и друзьям. Если кто желает повернуть назад, сейчас самое время.
Никто не двинулся с места. По толпе пронесся тихий гул одобрения.
Ребекка великолепен, вновь подумала Марджед. Толпу, намеревавшуюся крушить и ломать, он с помощью нескольких слов за очень короткое время превратил в армию, перед которой стояла благородная цель. Он укротил их, и ее в том числе. В эту минуту ей казалось, что она последует с ним в ад и обратно, стоит ему только попросить.
— Веди нас, мать, — сказал Алед.
— Мы последуем за тобой, мать, — вторили ему остальные «дочери».
Марджед почувствовала, что сердце забилось быстрее от этого глупого ритуала, который в эту минуту почему-то не казался таким уж глупым.
А затем Ребекка опустил руки, и все начали спускаться с открытого холма, на котором собрались. Направились к дороге и заставе, не видимой в темноте. Ночь была такой темной, что даже нельзя было разглядеть, куда ступает нога. Лошади впереди и сотни мужчин вокруг были для Марджед лишь слабой тенью в темноте, скорее ощутимой, чем видимой. Единственное, что можно было хоть как-то разглядеть, — белое одеяние Ребекки. Марджед не отрывала от него глаз.
Кто это был? Кто-то из соседней долины, из другой деревни. Даже если бы она увидела его лицо или услышала его имя, вряд ли они были бы ей знакомы. Она точно знала, что он не из мест по соседству от Глиндери. Во-первых, он шел не с ними. Во-вторых, она узнала бы мужчину такого представительного вида под любой маской, если бы была знакома с ним раньше. Трудно поверить, что в повседневной жизни он, должно быть, фермер или торговец. А может быть, адвокат. Она знала, что нескольких человек, арестованных за участие в бунтах Ребекки, защищали такие умелые адвокаты, что пока еще ни одного не осудили. Ходили слухи, что эти адвокаты тоже сторонники Ребекки. Возможно, один из них и есть Ребекка. Он говорил по-валлийски так, как разговаривал бы образованный человек.
Внезапно они оказались на дороге и пошли по ней. Марджед почувствовала под ногами твердую почву. Темная тень впереди вдруг превратилась в четкие линии заставы поперек дороги и приземистого домишки рядом.
Лошади остановились, толпа сомкнулась позади них. Марджед оказалась в первых рядах. Наступила зловещая тишина. И тут Ребекка вновь поднял обе руки.
В эту секунду появился свет. Тоненький лучик, но и его хватило, чтобы он больно резанул по глазам людей, несколько часов пребывающих в почти полной темноте. Дверь сторожки приоткрылась, и оттуда вышли мужчина и женщина, вцепившись друг в друга. Мужчина держал зажженный фонарь. В его свете Марджед разглядела, что оба напуганы до смерти.
И тут реальность всего происходящего больно ударила ее. То, что они делали, то, что собирались сделать, внезапно приобрело человеческое лицо. И опасность оказалась такой очевидной, что Марджед почудилось, будто она не сможет успокоить дыхание и сердце никогда не будет биться ровно. Вокруг нее собралось несколько сотен мужчин, озлобленных так же, как и она. Мужчин, которым, возможно, был нужен козел отпущения. Хватило бы одной искры, чтобы вспыхнуло пламя насилия и мести. Там, на холмах, Ребекка проявил себя как властный командир, но настоящая проверка начиналась сейчас. В эту минуту.
Ребекка заговорил тем же тихим, ясным голосом, что и прежде. Смотрителя заставы и его жену он как будто не видел.
— Дочери мои, — сказал Ребекка, — на моем пути какая-то преграда. Что это?
Ему ответил Алед:
— Как будто застава на дороге, мать.
— Но зачем она здесь? Я хочу проехать с моими детьми, но не могу.
Марджед узнала ритуал, о котором слышала. В действительности он оказался гораздо более устрашающим, чем по рассказам.
— Она здесь для того, чтобы останавливать таких путешественников, как мы с тобой, мать, — продолжал Алед. — Она здесь для того, чтобы вытягивать деньги из нас, деньги, которые мы уже заплатили землевладельцам в виде ренты, церковной десятины и налога на бедных.
— Она здесь для того, чтобы сделать нас нищими и вытеснить с нашей земли, мать, в работный дом, — подхватила другая «дочь».
— Она здесь для того, чтобы доказать нам: мы, валлийцы, не свободны в собственной стране, мать, — продолжила третья.
Тут заговорила четвертая:
— Хочешь, мы разрушим ее для тебя, мать?
Марджед почувствовала, как толпа вокруг нее зашевелилась, мужчины крепче обхватили дубинки, ломы и топоры, готовые броситься вперед. Но Ребекка пока не опустил рук.
— Немного погодя, дочери мои, — сказал он. — Мы не станем спешить. — Впервые Ребекка взглянул на смотрителя и его жену. — Это ваш дом, друзья мои? — спросил он спокойно и вежливо.
Смотритель встрепенулся.
— Вам это так не пройдет, — сказал он. — Здесь распоряжаются влиятельные люди — граф Уиверн, сэр Гектор Уэбб, мистер Морис Митчелл. Вас поймают и накажут.
— Наш спор не с вами или вашей почтенной женой, и мы не посягаем на ваши личные вещи, — сказал Ребекка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
— Тогда ладно, — сказал он, направив лошадь в сторону, — не жалуйся потом на волдыри.
Алед не преувеличивал. Он повел их прямо по холмам — они поднимались на вершины, спускались в долины и снова взбирались на холмы. Преодолели много миль. Почти весь путь Алед проделал пешком, ведя лошадь под уздцы. Шли молча. По дороге к ним присоединились еще несколько десятков человек. В результате людей набралось больше сотни, как показалось Марджед, все двигались вместе, бесшумно, и, окажись рядом кто-то непосвященный, он даже не заподозрил бы, что к заставе движется такая многочисленная процессия.
А потом неожиданно перед ними выросла такая же большая, сплоченная и тихая группа людей. Марджед, шагавшая почти в первых рядах своего отряда, рядом с Аледом, вновь почувствовала дрожь от возбуждения и страха. Во главе новой группы был всадник на высоком черном коне. Его фигура была скрыта ниспадавшим белым одеянием, а на голове был светлый парик. Даже лицо казалось белым — Марджед решила, что он предпочел надеть маску, чем чернить лицо.
Ребекка!
Всадник в белом сидел неподвижно на коне, возвышаясь над пешей толпой.
Кто он, удивлялась Марджед, не сводя с него глаз. Он выглядел еще нелепее, чем Алед. И во много раз внушительнее. Алед и остальные отделились от своих групп и заняли места по обе стороны Ребекки.
Наконец Ребекка поднял обе руки и развел их в стороны. Белые рукава развернулись, как крылья, от запястий до плеч. Это был ненужный жест, так как люди и без того стояли тихо. Но это был командный жест. Тишина стала почти осязаемой. Марджед казалось, что она слышит биение своего сердца.
— Дочери мои, — произнес Ребекка по-валлийски, — и мои верные дети, приветствую вас.
Это был низкий мужской голос, звучавший тихо, но достаточно ясно, чтобы его услышали в дальнем конце толпы. Это был голос человека, который привык отдавать команды.
— Я поведу вас к заставе, — объявил Ребекка, — к воротам, которых там не должно быть, так как они лишают моих земляков возможности свободно ездить по дорогам. Вы, мои дочери и дети, разрушите эти ворота и домик смотрителя. Вы разрушите их по моей команде. Вы не станете причинять вред смотрителю или оскорблять его словами. Мои последователи — люди учтивые и вершат справедливость на пользу своим семьям, соседям и друзьям. Если кто желает повернуть назад, сейчас самое время.
Никто не двинулся с места. По толпе пронесся тихий гул одобрения.
Ребекка великолепен, вновь подумала Марджед. Толпу, намеревавшуюся крушить и ломать, он с помощью нескольких слов за очень короткое время превратил в армию, перед которой стояла благородная цель. Он укротил их, и ее в том числе. В эту минуту ей казалось, что она последует с ним в ад и обратно, стоит ему только попросить.
— Веди нас, мать, — сказал Алед.
— Мы последуем за тобой, мать, — вторили ему остальные «дочери».
Марджед почувствовала, что сердце забилось быстрее от этого глупого ритуала, который в эту минуту почему-то не казался таким уж глупым.
А затем Ребекка опустил руки, и все начали спускаться с открытого холма, на котором собрались. Направились к дороге и заставе, не видимой в темноте. Ночь была такой темной, что даже нельзя было разглядеть, куда ступает нога. Лошади впереди и сотни мужчин вокруг были для Марджед лишь слабой тенью в темноте, скорее ощутимой, чем видимой. Единственное, что можно было хоть как-то разглядеть, — белое одеяние Ребекки. Марджед не отрывала от него глаз.
Кто это был? Кто-то из соседней долины, из другой деревни. Даже если бы она увидела его лицо или услышала его имя, вряд ли они были бы ей знакомы. Она точно знала, что он не из мест по соседству от Глиндери. Во-первых, он шел не с ними. Во-вторых, она узнала бы мужчину такого представительного вида под любой маской, если бы была знакома с ним раньше. Трудно поверить, что в повседневной жизни он, должно быть, фермер или торговец. А может быть, адвокат. Она знала, что нескольких человек, арестованных за участие в бунтах Ребекки, защищали такие умелые адвокаты, что пока еще ни одного не осудили. Ходили слухи, что эти адвокаты тоже сторонники Ребекки. Возможно, один из них и есть Ребекка. Он говорил по-валлийски так, как разговаривал бы образованный человек.
Внезапно они оказались на дороге и пошли по ней. Марджед почувствовала под ногами твердую почву. Темная тень впереди вдруг превратилась в четкие линии заставы поперек дороги и приземистого домишки рядом.
Лошади остановились, толпа сомкнулась позади них. Марджед оказалась в первых рядах. Наступила зловещая тишина. И тут Ребекка вновь поднял обе руки.
В эту секунду появился свет. Тоненький лучик, но и его хватило, чтобы он больно резанул по глазам людей, несколько часов пребывающих в почти полной темноте. Дверь сторожки приоткрылась, и оттуда вышли мужчина и женщина, вцепившись друг в друга. Мужчина держал зажженный фонарь. В его свете Марджед разглядела, что оба напуганы до смерти.
И тут реальность всего происходящего больно ударила ее. То, что они делали, то, что собирались сделать, внезапно приобрело человеческое лицо. И опасность оказалась такой очевидной, что Марджед почудилось, будто она не сможет успокоить дыхание и сердце никогда не будет биться ровно. Вокруг нее собралось несколько сотен мужчин, озлобленных так же, как и она. Мужчин, которым, возможно, был нужен козел отпущения. Хватило бы одной искры, чтобы вспыхнуло пламя насилия и мести. Там, на холмах, Ребекка проявил себя как властный командир, но настоящая проверка начиналась сейчас. В эту минуту.
Ребекка заговорил тем же тихим, ясным голосом, что и прежде. Смотрителя заставы и его жену он как будто не видел.
— Дочери мои, — сказал Ребекка, — на моем пути какая-то преграда. Что это?
Ему ответил Алед:
— Как будто застава на дороге, мать.
— Но зачем она здесь? Я хочу проехать с моими детьми, но не могу.
Марджед узнала ритуал, о котором слышала. В действительности он оказался гораздо более устрашающим, чем по рассказам.
— Она здесь для того, чтобы останавливать таких путешественников, как мы с тобой, мать, — продолжал Алед. — Она здесь для того, чтобы вытягивать деньги из нас, деньги, которые мы уже заплатили землевладельцам в виде ренты, церковной десятины и налога на бедных.
— Она здесь для того, чтобы сделать нас нищими и вытеснить с нашей земли, мать, в работный дом, — подхватила другая «дочь».
— Она здесь для того, чтобы доказать нам: мы, валлийцы, не свободны в собственной стране, мать, — продолжила третья.
Тут заговорила четвертая:
— Хочешь, мы разрушим ее для тебя, мать?
Марджед почувствовала, как толпа вокруг нее зашевелилась, мужчины крепче обхватили дубинки, ломы и топоры, готовые броситься вперед. Но Ребекка пока не опустил рук.
— Немного погодя, дочери мои, — сказал он. — Мы не станем спешить. — Впервые Ребекка взглянул на смотрителя и его жену. — Это ваш дом, друзья мои? — спросил он спокойно и вежливо.
Смотритель встрепенулся.
— Вам это так не пройдет, — сказал он. — Здесь распоряжаются влиятельные люди — граф Уиверн, сэр Гектор Уэбб, мистер Морис Митчелл. Вас поймают и накажут.
— Наш спор не с вами или вашей почтенной женой, и мы не посягаем на ваши личные вещи, — сказал Ребекка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82