Прослышав о немощи хозяина, в дом Канта стали наведываться и совсем уж непрошеные гости. Прилично одетая дама настойчиво добивалась встречи с Кантом наедине. Говорить ей пришлось с Васянским, который узнал в ней известную в городе авантюристку. Дама заявила, что в свое время ее муж передал Канту дюжину серебряных ложек и золотые вещи, если их уже нет, то она удовольствуется денежной компенсацией. Васянский послал за полицией и отпустил вымогательницу лишь после ее обещания никогда больше не появляться в этом доме.
Другой незнакомке удалось-таки незамеченной проникнуть в кабинет. Кант вскочил из-за стола, готовый оборонять свое имущество. Она спросила, который час. Кант достал часы и, зажав их в кулаке, назвал время. Незнакомка поблагодарила, вышла из комнаты, затем вернулась и сказала, что ее, собственно, послал сосед, имя которого она упомянула; ему нужно правильно поставить часы, пусть господин профессор даст свои на несколько минут, она тотчас же принесет их обратно. Кант поднял крик, и дама быстро ретировалась. Если бы дело дошло до потасовки, комментирует этот случай Васянский, исход был бы не в пользу философа, впервые в жизни победу над ним могла одержать женщина.
Поток писем иссяк. Друзья знали о состоянии Канта. Дольше других писал Кизеветтер. Писал уже не столько о философских материях, сколько о репе из Тельтова, которая пришлась по вкусу Канту и которой Кизеветтер регулярно его снабжал. Репа – главная тема их последней переписки. В ноябре 1801 года, посылая очередной бочонок репы, Кизеветтер уже не обращается к Канту, а лишь сообщает в сопроводительной записке, кому предназначена посылка. К августу 1801 года относится последнее письмо, написанное рукой Канта, – фраза благодарности Виллеру (тому самому, которому Бонапарт дал четыре часа на изложение кантианства) за присылку двухтомного труда по трансцендентальной философии. Прошение об отставке составлено чужой рукой, Канту принадлежит только подпись. Чужая рука пишет под его диктовку: «Мои силы убывают с каждым днем, мои мускулы слабеют; хотя я никогда в жизни ничем не болел и сейчас не болен, в течение двух лет я не выхожу из дома». Это апрель 1802 года. Письмо к мужу племянницы, который дал о себе знать знаменитому родственнику.
Канту трудно ходить без посторонней помощи. При нем постоянно кто-то должен находиться. Теперь в его доме живет младшая сестра Барбара (брата уже нет в живых). Иногда он присаживается к столу. Дрожащая рука выводит отдельные фразы: «Трансцендентальная философия представляет собой совокупность принципов разума, априори объединенных в систему… Непрерывная бессонница… Согласно субъективным принципам боль в животе никак иначе нельзя себе представить кроме как субъективную. Отдаться явлениям звездного неба. Что они? Только явление или действительность?»
Кауфман помогает хозяину вести нечто вроде дневника. В специальной тетради он ставит дату, записывает, что будет на обед, кто приглашен (за обеденным столом по-прежнему два гостя). Среди этих записей попадаются иногда и пометки Канта: «В пятницу (послезавтра) 22-го я вступаю в мой 80-й год, по поводу чего меня любезно навестят мои добрые друзья И. К.». Это апрель 1803 года.
В назначенный день к праздничному обеду собрались приглашенные. Однако Канту за столом стало плохо. Шум беседы, которую старались вести как можно тише, все же оглушил его.
«Он пришел по-настоящему в себя только в кабинете, когда переодетый остался наедине со мной, – рассказывает Васянский, – и стал говорить о подарках, которые надо сделать домашним. Кант не мог радоваться, если не радовались вокруг него. Я решил уйти и попрощался с ним обычным образом. Он всегда был против всего торжественного и необычного, против всяких поздравлений, особенно исполненных пафоса, находя его пустым и смешным. На этот раз за мои усилия в устройстве празднества он стал благодарить столь чрезмерным образом и в таких выражениях, которые явно свидетельствовали о его упадке».
В октябре состояние Канта ухудшилось. Впервые в жизни он провел несколько дней в постели. Наступило улучшение, и снова приглашались гости к обеду, который теперь проходил в полном молчании. Кант наспех проглатывал свою порцию и сразу же укладывался в постель. Иногда засылал. Вечером им овладевало беспокойство. Ночью мучили кошмары. Кауфман спал с ним в одной комнате.
15 декабря в дневнике сделана последняя запись. Читать Кант не мог уже с осени. Теперь он почти оглох. Не узнавал сестру, реже – Кауфмана. 3 февраля 1804 года он перестал принимать пищу. Сидел за столом с гостями и не мог есть.
* * *
Платон оставил потрясающее деталями описание смерти своего учителя Сократа. Казнь как медицинская процедура. Выпей яд и ходи до тех пор, пока не отяжелеют ноги. Затем приляг; когда холод подступит к сердцу, тогда и конец. Сократ, оклеветанный, ложно обвиненный в неверии и развращении молодежи, казалось, спровоцировал смертный себе приговор и отказался от побега, который подготовили его друзья. Он умер в полном сознании и самообладании. Хотел ли он бросить вызов своим согражданам, не принявшим его заповедей? Призыв к грядущим поколениям помнить о совести? Человечество два с половиной тысячелетия ломает голову над загадкой его смерти.
Смерть Канта ясна, как и его жизнь. Исполненный долг. Увядание. Кончина. Подробности просты. Субботу 11 февраля Васянский весь день провел у постели умирающего. «Я спросил его, узнает ли он меня. Он не мог ответить и лишь протянул губы для поцелуя. Я был потрясен: он тянулся ко мне своими бледными губами. Это было прощанье и благодарность за многолетнюю дружбу и помощь. Я ни разу не видел, чтобы он целовал кого-либо из своих друзей». Васянский больше не уходил. В комнате находилась сестра Канта и его племянник.
Агония длилась сутки. В час ночи он очнулся, выпил несколько глотков подслащенного вина с водой. Сказал: «Хорошо». И снова впал в беспамятство. Сознание больше к нему не возвращалось. К утру побледнел и одеревенел. Взор угас, хотя глаза оставались открытыми. Пульс прощупывался только на левом бедре. Васянскому пришлось стоять на коленях, чтобы не отпускать руки от того места, где еще теплилась жизнь. Дыхание слабело. Задрожала верхняя губа, и дыхание исчезло. Несколько секунд бился еще пульс, все слабее, реже и пропал совсем. Было 11 часов 12 февраля 1804 года. Кант умер.
* * *
Еще в 1799 году он распорядился относительно собственных похорон. Просил, чтобы состоялись они на третий день после кончины и были по возможности скромными: пусть присутствуют только его близкие и друзья, а тело предадут земле на обычном кладбище.
Получилось иначе. С Кантом прощался весь город. Доступ к покойному продолжался шестнадцать дней. Держались сильные морозы, и в нетопленной гостиной останки философа, который еще при жизни почти превратился в скелет, могли противостоять тленью. Гроб несли 24 студента, за гробом шел строем весь офицерский корпус гарнизона и тысячи сограждан. Сенат университета встретил похоронную процессию у собора, где прозвучали слова последнего прощанья. Священника не было.
Похоронили Канта в профессорском склепе, примыкавшем к собору с северной стороны. Это была старинная пристройка, которая уже через несколько лет пришла в полную ветхость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89