И так как мирское имя всегда было более привычным в быту, то и потомки получали фамилию по нему, а не по крестному. А потом уже создавалась легенда о татарском или европейском, обязательно знатном происхождении данного дворянского рода.
Вот вам еще один пример того, как пристальное изучение «именословия», «ономастики» может принести пользу историкам. Впрочем, этот вопрос касается скорее фамилий, чем личных имен, а до фамилий мы с вами еще не добрались.
Поговорим о крестных именах
Довольно «мирских» имен: мы произвели целое ономатологическое исследование о них. А ведь в конце концов во многовековой войне победу одержали не они: вверх надолго взяли — радостно это или грустно — календарные крестные имена. Есть смысл заняться ими.
По подсчету ученого Н. Морошкина, в середине XIX века у нас на каждые двенадцать носимых русскими людьми чисто русских имен, произведенных от славянских корней, приходилось не менее тысячи импортных, чужестранного происхождения. Да к тому же свои имена стали мало-помалу очень однообразными, если говорить о тех из них, которые были в конце концов приняты в официальные святцы. Это не так уж удивительно: церковь кое-как примирилась только с княжими именами, употребительными среди знати, из них же, указывает Морошкин, подавляющее большинство связано было с основой «-слав». Например, в летописи Нестора их сто три из ста девяноста. Такие имена — Ростислав, Мечислав, Вячеслав, Ярослав, Владислав — известны нам и сейчас; их вековая церковная. цензура с грехом пополам пропустила, в то время как многие великолепные древние имена: Лада, Рогнеда, Милонега, Добрыня, Дружина, Добрило и прочие — исчезли навсегда.
В пылу борьбы люди нередко ошибаются. Некоторые промахи наших предков мы уже разбирали; о других может быть, стоит поговорить.
Церковь знала некоторые имена святых, которые тесно срослись с различными постоянными эпитетами. Так, например, святых Иоаннов накопилось столь много, что, во избежание путаницы, их именовали каждого в особицу: Иоанн Богослов, Иоанн Креститель, Иоанн Златоуст, Иоанн Воин, Иоанн Постник. Народу было не разобраться в этой сложной системе; для него было ясно: Иван — это Иван, а Постник — Постник. И вот эти двухымянные святые понемногу распались каждый надвое. Появились неведомо откуда взявшиеся святые-самозванцы Воин и Постник. Они не попали в святцы: у них не было и быть не могло никакой «биографии» — жития: людей-то таких — людей-то таких — не существовало!
Однако малообразованные священники вполне признали обоих и охотно крестили этими именами детей. В жизни А. С. Пушкина, например, играл известную роль его друг Нащокин, московский барин-чудак. Его звали Павлом Воиновичем. Значит, его отец, вельможа времен Екатерины II, носил имя Воин, а ведь крестили его не в каком-нибудь диком захолустье. Найдете вы, если поищете, и Постниковых и Постниковичей. (Как известно, имя Постник носил гениальный русский зодчий Яковлев, создавший вместе с Бармой знаменитый храм Василия Блаженного на Красной площади в Москве. От этого имени пошли многочисленные фамилии Постниковых.).
Случались истории и еще более затейливые. В «Житиях святых» упоминаются три мученика, трое святых, будто бы происходивших из Скифии. Они состояли учениками апостола Андрея и, по преданию, за фанатическую приверженность к христианской вере были заживо вморожены в лед какой-то реки. Звали их Инна, Пинна и Римма; память о них церковь справляла 20 января и 20 июня (старого стиля). Все шло как всегда. Но со временем это забылось, имена эти в соответствии со своими окончаниями стали считаться не мужскими, а женскими и до нашего времени употребляются в качестве женских. Переберите ваших знакомых; ручаюсь, что среди них вам не встретится ни одного дяди Риммы или Инны Петровича. А вот Римма Ивановна или тетя Инна могут попасться весьма легко. (Третье имя, Пинна, почему-то почти не употребительно.)
Таковы некоторые тайны и загадки православного именословия. Они забавны. Но подобных курьезов обнаруживается куда больше, если от русских святцев обратиться к западноевропейским; ведь христианские имена, меняя свою звуковую форму и испытывая разную судьбу, путешествовали много лет по всем странам и народам Европы. Не углубляясь особенно в этот вопрос, мы позднее поговорим немного и о нем.
Роза Львовна и Фиалка Леопардовна
Человек похвастался: «А у меня есть знакомая, которую зовут, представьте себе, Розой Львовной!» Недоуменное молчание служит ему ответом. Впрочем, кто-нибудь, наверное, скажет: «Да? Ну и что же?»
Но почему, если он же заявит: «А вторую мою приятельницу именуют Фиалкой Леопардовной (или Резедой Бегемотовной)», — все закричат со смехом и досадой: «Ну да, рассказывайте! Этого не может быть!»
Не странно ли: роза — цветок, резеда и фиалка — тоже. Лев, леопард и бегемот — крупные дикие звери. Почему же названия первых могут стать именами людей, а остальные — нет? А кстати, вы уверены, что не могут? Вот фраза из одного широко известного художественного произведения: «Жиров из страха перед Мамонтом спал в ванной».
Это вас не удивляет: в одном довоенном журнале был ведь когда-то напечатан фантастический рассказ академика Обручева: привезенный в Москву замерзший тысячелетия назад мамонт ожил и натворил всяких дел; это, наверное, из того рассказа…
Вы думаете? А другая сценка:
«Яша у рояля грянул туш. Полетели шампанские пробки. Мамонт сел рядом с Дашей…»
Бред сумасшедшего? Ничего подобного; это выписка из ничуть не фантастического романа А. Н. Толстого «Хождение по мукам». Речь идет о днях гражданской войны. Все происходит в Москве, и автор рисует действительно жившего на свете человека, лицо историческое, известного актера, а затем члена партии анархистов, Мамонта Викторовича Дальского.
Такой человек на самом деле существовал (его настоящая фамилия была Неелов), и если бы у него родилась дочка Виолетта
(«фиалка» по-французски), мы увидели бы живую Фиалку Мамонтовну (У М. В. Дальского была дочь. Она, насколько известно, жива и сейчас и зовется Ларисой Мамонтовной. Так как имя Лариса некоторыми расшифровывается как «чайка» (см. стр. 256), то сочетание получается еще более неожиданное.).
А чем хуже она, нежели Настурция Гиппопотамовна? (За Гиппопотамовну, конечно, поручиться трудно, но Леопардовна, по списку имен включенных в свое время в православные святцы, была вполне возможна. Если не буквально, то, во всяком случае, теоретически. Мало кому известно, что в святцах числилось имя «Пард», с пояснением: барс. Как известно, барс и леопард — два животных «близко родственных», как говорит А. Брем. Если бы вы носили имя Пард, вы справляли бы ваши именины 28 декабря по новому стилю: то был день, посвященный святому, близко родственному леопардам. Добавлю, пожалуй, что, таким образом, среди старых имен были три, связанных с крупными хищниками из числа «кошачьих»: Лев, Тигрий и Пард.)
В чем же дело тогда? Почему мы совершенно неодинаково реагируем на вполне однотипные сочетания слов?
Дело только в привычке и непривычке. Самое простое и благозвучное имя нарицательное прозвучит для нас дико, если мы внезапно превратим его в имя собственное. В нем еще будет живо чувствоваться непогашенное, неумершее первоначальное предметное значение:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67