она ничему, по сути дела, не мешает. Не только продолжают безбедно существовать такие странные фамилии, но мы и пользуемся ими без малейшего затруднения. Каждый из нас сочтет совершенно невозможными сочетания слов «тетя Петя» или «дядя Василиса»; в то же время сказать «гражданка Козак» или, наоборот, «гражданин Сорока» ничуть не представляется неуместным.
Вот небольшой список людей, в тридцатых годах ходатайствовавших о перемене фамилий. Среди них есть Выдра Яков Савельевич, Губа Иван Власович, Черепаха Николай Митрофанович. Но есть тут и дамы, пожалуй, еще более удивительные: одну из них звали Верой Гробокопатель , другую — Софьей Петровной Жених . Подумайте сами: если жених носит имя, Сони, то как же должна называться невеста, не менее чем Спиридоном!
Надо заметить, что такое положение вещей длится уже много лет и десятилетий; в произведениях всех крупнейших писателей XIX века (особенно у сатириков и юмористов) мы находим великое множество фамилий ничуть не менее удивительных. Вспомним еще раз чеховских городового Жратву, телеграфиста Ятя, отставного профессора П. И. Кнопку. Чехов и настойчиво собирал, и сам измышлял такие фамилии: в его знаменитой «Записной книжке» недалеко от женщины Аромат фигурирует мужчина — Ящерица.
Целый муравейник таких же причудливых имен кишит в рассказах, повестях, драматических творениях Н. В. Гоголя, на страницах величественной поэмы его «Мертвые души». Артемий Филиппович Земляника из «Ревизора», посети он Петербург, пришелся бы ко двору в доме Ивана Павловича Яичницы , выступающего в «Женитьбе».
Иван Иванович Шпонька мог бы оказаться достойным соседом Настасьи Петровны Коробочки , а Афанасий Иванович Товстогуб , встретив в миргородском поветовом суде Ивана Никифоровича Довгочхуна , оценил бы по достоинству и его личность, и его солидную фамилию.
Сотни и сотни гоголевских персонажей носят такие же и похожие на эти фамилии. Но фамилии ли перед нами? Может быть, это имена, вроде рассмотренных нами «мирских» имен древности? Или прозвища, странные клички, те самые, про которые Гоголь с удивленным восхищением говорил, что русский народ «не лезет за словом в карман, не высиживает его, как наседка цыплят, а влепливает [прозвище.—Л. У.] сразу, как пашпорт на вечную носку, и нечего прибавлять уже потом, какой у тебя нос или губы, — одной чертой обрисован ты с ног до головы!» («Мертвые души», т. I, гл. V.)
Нет, конечно, это не имена; имена у этих людей совсем другие. Собакевич продал Чичикову девицу Воробей, но у нее было и настоящее имя —Елизавета. Пробка, мужик «трех аршин с вершком ростом», звался Степаном; у крестьянина со странным прозванием Доезжай-не-Доедешь имелось обычное имя Григорий.
Значит, перед нами либо прозвища, либо фамилии.
Фамилия и прозвище
Несколькими главами раньше мы учились отличать прозвища от «мирских» имен. Попробуем установить, чем они отличаются от наших современных фамилий.
Фамилия — имя родовое: его особенность в том, что оно коллективно, принадлежит не одному, а нескольким людям, членам одной семьи. От отцов оно способно переходить к детям, от мужей — к женам. Почти никогда оно не содержит в себе признаков, которые обрисовывали бы те или иные черты, общие всем членам данного рода. Гораздо чаще оно просто прилепляется к ним — людям совершенно разным и непохожим—на основании единственного признака — родства.
А прозвище как раз наоборот: как бы указывает на одного-единственного, данного человека, на его личные, только ему одному присущие отличительные черты. Боярин Андрей Харитонович, первым получивший от великого князя московского Василия Темного прозвище Толстой, был, несомненно, человеком тучным. Тот римский мальчик, который водил своего слепого отца, поддерживая его подобно «сципиону» — посоху, по заслугам был назван «Сципионом». Если бы в роду Сципионов не появился человек, обладавший особенно крупным носом, никому из членов этого рода не было бы придано личное прозвище Нбзика (Носач).
Тот, кто жил в дореволюционной русской деревне, помнит: почти каждый крестьянин имел, кроме имени отчества и патронимической полуфамилии, данной по отцу (Николай Степанов Степанов), и еще какое-нибудь — нередко затейливое и злое, подчас ласковое и почтительное — прозвище, отражавшее, как в зеркале, те или другие его личные свойства.
А зовут меня Касьяном,
А по прозвищу — Блоха!.. —
добродушно мурлычет себе под нос чернявый малорослый мужичонка—Касьян с Красивой Мечи у И. С. Тургенева.
«Вот и пришел он к моему покойному батюшке, — рассказывает помещик Полутыкин про своего оброчного крестьянина,—и говорит: дескать, позвольте мне, Николай Кузьмич, поселиться у вас в лесу на болоте… Вот он и поселился на болоте. С тех пор Хорем его и прозвали».
Просмотрите «Записки охотника» Тургенева, — почти в каждом рассказе вы встретите эти замечательные личные прозвища. И почти всегда они точно соответствуют замечанию Гоголя — так подходят к их носителям, что «…нечего прибавлять уже потом, какой у тебя нос или губы,—одной чертой обрисован ты с ног до головы!»
«…Настоящее имя этого человека было Евграф Иванов; но никто во всем околотке не звал его иначе как Обалдуем, и он сам величал себя тем же прозвищем: так хорошо оно к нему пристало. И действительно, оно как нельзя лучше шло к его незначительным, вечно встревоженным чертам…
…Моргач нисколько не походил на Обалдуя. К нему тоже шло названье Моргача, хотя он глазами не моргал более других людей; известное дело: русский народ на прозвища мастер». И далее: «Я никогда не видывал более проницательных и умных глаз, как его крошечные лукавые „гляделки“. Они никогда не смотрят просто — всё высматривают да подсматривают».
Рядом с этими, великолепно обрисованными самими своими прозвищами, людьми в том же рассказе «Певцы» выведены еще Дикий Барин, в котором, по словам автора, «особенно поражала… смесь какой-то врожденной, природной свирепости и такого же врожденного благородства», и Яков-Турок, «прозванный Турком, потому что действительно происходил от пленной турчанки» (И. С. Тургенев. Записки охотника. Собр. соч., т. I, М., Гослитиздат, 1953.). Четыре прозвища, и про каждое из них наблюдательный автор сообщает, что оно прямо вытекало из личных свойств, внешности, характера или жизни его носителя. В этом и есть смысл «прозывания»; если бы такие прозвища давались без причин и оснований, не характеризуя человека, они не могли бы существовать.
Но ведь именно этим определяется их важнейшее свойство: они и относиться могут только к одному человеку, тому, на которого они похожи. А фамилия должна отличаться как раз обратным свойством: ее должны с одинаковым удобством носить многие люди, обладающие совершенно разными лицами, фигурами, характерами, особенностями поведения и биографии. Фамилия, вообще говоря, не может и не должна ничего решительно характеризовать, ничего выражать. В роду Толстых было великое множество людей худощавых ; среди членов фамилии Сципионов-Назик имелось немало людей с маленькими носами. И тем не менее худышки гордо именовались Толстяками, а курносые римские мальчики — Носарями. Это никого не смущало: ведь тут речь шла уже не о прозвищах , а о родовых именах, то есть о фамилиях.
Таким образом, фамилии могут, помимо всего прочего, рождаться из прозвищ, утративших свой прямой смысл, так же, как они рождаются и из «мирских», народных имен, из названий профессий, из наименований географических пунктов и пр.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
Вот небольшой список людей, в тридцатых годах ходатайствовавших о перемене фамилий. Среди них есть Выдра Яков Савельевич, Губа Иван Власович, Черепаха Николай Митрофанович. Но есть тут и дамы, пожалуй, еще более удивительные: одну из них звали Верой Гробокопатель , другую — Софьей Петровной Жених . Подумайте сами: если жених носит имя, Сони, то как же должна называться невеста, не менее чем Спиридоном!
Надо заметить, что такое положение вещей длится уже много лет и десятилетий; в произведениях всех крупнейших писателей XIX века (особенно у сатириков и юмористов) мы находим великое множество фамилий ничуть не менее удивительных. Вспомним еще раз чеховских городового Жратву, телеграфиста Ятя, отставного профессора П. И. Кнопку. Чехов и настойчиво собирал, и сам измышлял такие фамилии: в его знаменитой «Записной книжке» недалеко от женщины Аромат фигурирует мужчина — Ящерица.
Целый муравейник таких же причудливых имен кишит в рассказах, повестях, драматических творениях Н. В. Гоголя, на страницах величественной поэмы его «Мертвые души». Артемий Филиппович Земляника из «Ревизора», посети он Петербург, пришелся бы ко двору в доме Ивана Павловича Яичницы , выступающего в «Женитьбе».
Иван Иванович Шпонька мог бы оказаться достойным соседом Настасьи Петровны Коробочки , а Афанасий Иванович Товстогуб , встретив в миргородском поветовом суде Ивана Никифоровича Довгочхуна , оценил бы по достоинству и его личность, и его солидную фамилию.
Сотни и сотни гоголевских персонажей носят такие же и похожие на эти фамилии. Но фамилии ли перед нами? Может быть, это имена, вроде рассмотренных нами «мирских» имен древности? Или прозвища, странные клички, те самые, про которые Гоголь с удивленным восхищением говорил, что русский народ «не лезет за словом в карман, не высиживает его, как наседка цыплят, а влепливает [прозвище.—Л. У.] сразу, как пашпорт на вечную носку, и нечего прибавлять уже потом, какой у тебя нос или губы, — одной чертой обрисован ты с ног до головы!» («Мертвые души», т. I, гл. V.)
Нет, конечно, это не имена; имена у этих людей совсем другие. Собакевич продал Чичикову девицу Воробей, но у нее было и настоящее имя —Елизавета. Пробка, мужик «трех аршин с вершком ростом», звался Степаном; у крестьянина со странным прозванием Доезжай-не-Доедешь имелось обычное имя Григорий.
Значит, перед нами либо прозвища, либо фамилии.
Фамилия и прозвище
Несколькими главами раньше мы учились отличать прозвища от «мирских» имен. Попробуем установить, чем они отличаются от наших современных фамилий.
Фамилия — имя родовое: его особенность в том, что оно коллективно, принадлежит не одному, а нескольким людям, членам одной семьи. От отцов оно способно переходить к детям, от мужей — к женам. Почти никогда оно не содержит в себе признаков, которые обрисовывали бы те или иные черты, общие всем членам данного рода. Гораздо чаще оно просто прилепляется к ним — людям совершенно разным и непохожим—на основании единственного признака — родства.
А прозвище как раз наоборот: как бы указывает на одного-единственного, данного человека, на его личные, только ему одному присущие отличительные черты. Боярин Андрей Харитонович, первым получивший от великого князя московского Василия Темного прозвище Толстой, был, несомненно, человеком тучным. Тот римский мальчик, который водил своего слепого отца, поддерживая его подобно «сципиону» — посоху, по заслугам был назван «Сципионом». Если бы в роду Сципионов не появился человек, обладавший особенно крупным носом, никому из членов этого рода не было бы придано личное прозвище Нбзика (Носач).
Тот, кто жил в дореволюционной русской деревне, помнит: почти каждый крестьянин имел, кроме имени отчества и патронимической полуфамилии, данной по отцу (Николай Степанов Степанов), и еще какое-нибудь — нередко затейливое и злое, подчас ласковое и почтительное — прозвище, отражавшее, как в зеркале, те или другие его личные свойства.
А зовут меня Касьяном,
А по прозвищу — Блоха!.. —
добродушно мурлычет себе под нос чернявый малорослый мужичонка—Касьян с Красивой Мечи у И. С. Тургенева.
«Вот и пришел он к моему покойному батюшке, — рассказывает помещик Полутыкин про своего оброчного крестьянина,—и говорит: дескать, позвольте мне, Николай Кузьмич, поселиться у вас в лесу на болоте… Вот он и поселился на болоте. С тех пор Хорем его и прозвали».
Просмотрите «Записки охотника» Тургенева, — почти в каждом рассказе вы встретите эти замечательные личные прозвища. И почти всегда они точно соответствуют замечанию Гоголя — так подходят к их носителям, что «…нечего прибавлять уже потом, какой у тебя нос или губы,—одной чертой обрисован ты с ног до головы!»
«…Настоящее имя этого человека было Евграф Иванов; но никто во всем околотке не звал его иначе как Обалдуем, и он сам величал себя тем же прозвищем: так хорошо оно к нему пристало. И действительно, оно как нельзя лучше шло к его незначительным, вечно встревоженным чертам…
…Моргач нисколько не походил на Обалдуя. К нему тоже шло названье Моргача, хотя он глазами не моргал более других людей; известное дело: русский народ на прозвища мастер». И далее: «Я никогда не видывал более проницательных и умных глаз, как его крошечные лукавые „гляделки“. Они никогда не смотрят просто — всё высматривают да подсматривают».
Рядом с этими, великолепно обрисованными самими своими прозвищами, людьми в том же рассказе «Певцы» выведены еще Дикий Барин, в котором, по словам автора, «особенно поражала… смесь какой-то врожденной, природной свирепости и такого же врожденного благородства», и Яков-Турок, «прозванный Турком, потому что действительно происходил от пленной турчанки» (И. С. Тургенев. Записки охотника. Собр. соч., т. I, М., Гослитиздат, 1953.). Четыре прозвища, и про каждое из них наблюдательный автор сообщает, что оно прямо вытекало из личных свойств, внешности, характера или жизни его носителя. В этом и есть смысл «прозывания»; если бы такие прозвища давались без причин и оснований, не характеризуя человека, они не могли бы существовать.
Но ведь именно этим определяется их важнейшее свойство: они и относиться могут только к одному человеку, тому, на которого они похожи. А фамилия должна отличаться как раз обратным свойством: ее должны с одинаковым удобством носить многие люди, обладающие совершенно разными лицами, фигурами, характерами, особенностями поведения и биографии. Фамилия, вообще говоря, не может и не должна ничего решительно характеризовать, ничего выражать. В роду Толстых было великое множество людей худощавых ; среди членов фамилии Сципионов-Назик имелось немало людей с маленькими носами. И тем не менее худышки гордо именовались Толстяками, а курносые римские мальчики — Носарями. Это никого не смущало: ведь тут речь шла уже не о прозвищах , а о родовых именах, то есть о фамилиях.
Таким образом, фамилии могут, помимо всего прочего, рождаться из прозвищ, утративших свой прямой смысл, так же, как они рождаются и из «мирских», народных имен, из названий профессий, из наименований географических пунктов и пр.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67