спокойно, не шевелись. Вот и все.
Она увидела все. Увидела меня в комнате, увидела чемоданы, поезд – словом, все. И наконец проговорила:
– Нет, вам никак нельзя оставаться в комнате, когда она будет упаковывать вещи, вот уж этого никак нельзя, вам нужно обязательно выйти, пока она будет этим заниматься.
– Да, вы правы, – согласился я, – чемоданы – ужасная штука, кроме того, их всегда упаковывают слишком быстро, особенно когда злятся.
– Бывает и так, – согласилась она, – а случается, их упаковывают не столько для того, чтобы уйти, сколько для того, чтобы нагнать страху на другого. Женщины, да любая женщина хоть один раз в жизни укладывает чемоданы просто так, вовсе не собираясь никуда уходить. Просто чтобы удержать вас подле себя.
– Нет, она храбрая женщина, если уж она станет упаковывать чемоданы, то для того, чтобы уйти.
– Понятно, – немного помолчав, заметила она, – теперь я понимаю, что это за женщина.
– Да, конечно, – согласился я, – мне не надо заходить в комнату. Я думал, может, мне купаться в Магре, а что, буду плавать там на спине хоть три дня кряду, если, к примеру, она решит подождать еще три дня в надежде, что я уеду вместе с ней.
Она улыбнулась.
– Вы правы, – проговорила она, – вам просто необходимо с ней расстаться.
Было видно, что ей очень хотелось бы поговорить об этом еще, но она заметила, что мне вдруг стало трудно продолжать эту тему.
– Может, потанцуем? – предложила она.
Она встала, я последовал ее примеру. Танцевала она хорошо. Какое-то время мы танцевали, не произнося ни единого слова. Она первой прервала молчание.
– Странное дело, – проговорила она, – в таких историях я почему-то всегда на стороне мужчин, против женщин, сама не знаю почему. Может, все дело в том, что женщины вечно хотят сохранить при себе любых мужчин, и хороших, и плохих. Им неведомо, что значит просто захотеть чего-то другого.
– Ей было со мной несладко, – заметил я, – она ласкового слова от меня не слыхала.
– А, теперь поняла, должно быть, она из серьезных, – продолжила она, – наверное, даже ни разу вам и не изменила. Эти самые, которые серьезные, хуже их нет. Они вроде бы даже и не совсем женщины.
Она сказала, что ее мучит жажда и что надо бы что-нибудь выпить. Мы перестали танцевать. Кьянти, что подали нам в баре, было тепловатым, но она, похоже, этого даже не заметила. Ей нравилось пить.
Я впервые посмотрел на нее. У нее было обычное неприметное лицо с несколько расплывчатыми чертами, сильное тело и очень красивая грудь. На вид ей было лет двадцать пять. Выпив кьянти, мы еще потанцевали.
– А вы? – поинтересовался я.
– Я продавщица, – ответила она, – в Сарцане. По вечерам приезжаю сюда потанцевать. Я замужем за одним матросом. Между нами уже давно все кончилось, но ведь в Италии не разведешься. Это очень дорого, надо ехать в Швейцарию. Я три года экономила, пыталась откладывать деньги, потом бросила. Мне пришлось бы копить на это лет пятнадцать. Теперь принимаю жизнь такой, какая получается.
Наш столик был уже занят. Мы встали вместе с другими около проигрывателя. Играли все ту же излюбленную самбу. Ей нравится эта музыка? Да, она ей нравится. Этот год она в моде по всей Северной Италии, ее поют повсюду. Она мне нравилась, эта девушка. Я спросил, как ее зовут.
– Кандида – наивная, подходящее имечко, как раз для меня. – Она рассмеялась.
– У тебя много любовников?
– Хватает. Раз уж мне на роду написано всю жизнь оставаться продавщицей и быть замужем за этим матросом, так чего уж тут… Единственное, о чем я жалею, это о детях, а остальное все ерунда.
– А когда попадается такой, который нравится тебе больше остальных, ты пытаешься его удержать?
– Все делаю, чтобы удержать.
– Умоляешь? Плачешь?
– И умоляю, и плачу, – со смехом ответила она. – Правда, случается, и они тоже умоляют.
– Охотно верю, – заметил я.
Продолжая болтать, мы протанцевали еще час, потом, прямо посреди танца, я увлек ее за собой и вывел наружу.
Когда я выпустил ее из объятий, луна уже зашла, ночная тьма сделалась непроглядной. Она дремала, лежа на берегу реки.
– Я ложусь поздно, – пробормотала она, – а по утрам встаю рано и работаю целый день. От этого меня всегда клонит в сон.
– Я уже ухожу, – сказал я, – так что ты не засыпай.
Она ответила, что у нее здесь велосипед, вон там, и она сейчас поедет домой. Я сказал, что охотно увиделся бы с ней снова, она не возражала, дала мне свой адрес в Сарцане.
Я вернулся с перевозчиком. Эоло по-прежнему ходил взад-вперед по берегу. Я бы с удовольствием поболтал с ним еще немного, но уж очень хотелось спать. Я попросил у него комнату с одной кроватью, для меня одного. Он не слишком удивился. Поднимаясь к себе, я прошел мимо комнаты Жаклин; из-под двери не пробивалось ни малейшего света. Она безмятежно спала.
На другой день я проснулся поздно. Жаклин ждала меня внизу на террасе. Что с тобой случилось? Она уже знала от Эоло, что ночью я сменил комнату. Я наспех объяснился. Такая жара, сказал я, вдвоем в комнате просто нечем дышать, я никак не мог заснуть. У нее был такой вид, будто ее вполне удовлетворило мое объяснение. Мы вместе позавтракали. Она переменилась, была почти в хорошем настроении. Если разобраться, это была не такая уж плохая идея – приехать сюда, по крайней мере здесь мы отдохнем. Я не стал разубеждать ее и не сказал, какая ирония скрыта в этих ее словах. Просто сообщил, что иду купаться на Магру. Что за странная идея, когда здесь прямо под боком море, удивилась она. Я не предложил ей пойти со мной. Она отправилась на пляж, взяв с меня обещание, что, искупавшись в Магре, я тоже приду к ней. Я пообещал.
Было почти так же жарко, как во Флоренции. Но здесь это уже не имело для меня такого значения. Я долго купался. Эоло одолжил мне лодку, и время от времени я вылезал из воды и отдыхал в ней, растянувшись под солнцем. Потом снова нырял. Или плавал на лодке. Правда, грести оказалось трудновато, там было очень сильное течение. И все-таки один раз мне удалось перебраться на другой берег, не слишком спустившись при этом к устью речки. Я узнал танцплощадку, теперь совершенно безлюдную, а чуть подальше то место, где мы остановились вчера с Кандидой. Всего несколько домов выходило прямо на реку, в основном, вдоль берега тянулись окруженные изгородями фруктовые сады. Перед каждым из них был свой маленький понтонный мостик и стояли лодки, крестьяне загружали их фруктами. По мере того как близился полдень, движение на реке становилось все оживленней. Большинство груженых лодок направлялось в сторону моря. Содержимое их было покрыто брезентом из-за солнца. Похоже, он говорил правду, Магра и вправду оказалась чудесной. Воды ее были прозрачны и так нежны, что можно было спать, растянувшись на них. Должно быть, после целой недели, проведенной где-нибудь на верхотуре одного из пизанских домов, под этим кошмарным солнцем, он еще лучше меня способен был оценить ее целительную прохладу. Ведь мне-то было не от чего отдыхать, разве что от дурного прошлого, лжи и ошибок. И стоило мне вынырнуть из воды и чуть подольше задержаться на поверхности, как сердце у меня снова сжималось от тревоги и неуверенности в завтрашнем дне. А вот в воде, напротив, я сразу напрочь забывал о прошлом, все казалось куда проще, а время от времени мне даже удавалось представить себе вполне сносное и даже счастливое будущее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
Она увидела все. Увидела меня в комнате, увидела чемоданы, поезд – словом, все. И наконец проговорила:
– Нет, вам никак нельзя оставаться в комнате, когда она будет упаковывать вещи, вот уж этого никак нельзя, вам нужно обязательно выйти, пока она будет этим заниматься.
– Да, вы правы, – согласился я, – чемоданы – ужасная штука, кроме того, их всегда упаковывают слишком быстро, особенно когда злятся.
– Бывает и так, – согласилась она, – а случается, их упаковывают не столько для того, чтобы уйти, сколько для того, чтобы нагнать страху на другого. Женщины, да любая женщина хоть один раз в жизни укладывает чемоданы просто так, вовсе не собираясь никуда уходить. Просто чтобы удержать вас подле себя.
– Нет, она храбрая женщина, если уж она станет упаковывать чемоданы, то для того, чтобы уйти.
– Понятно, – немного помолчав, заметила она, – теперь я понимаю, что это за женщина.
– Да, конечно, – согласился я, – мне не надо заходить в комнату. Я думал, может, мне купаться в Магре, а что, буду плавать там на спине хоть три дня кряду, если, к примеру, она решит подождать еще три дня в надежде, что я уеду вместе с ней.
Она улыбнулась.
– Вы правы, – проговорила она, – вам просто необходимо с ней расстаться.
Было видно, что ей очень хотелось бы поговорить об этом еще, но она заметила, что мне вдруг стало трудно продолжать эту тему.
– Может, потанцуем? – предложила она.
Она встала, я последовал ее примеру. Танцевала она хорошо. Какое-то время мы танцевали, не произнося ни единого слова. Она первой прервала молчание.
– Странное дело, – проговорила она, – в таких историях я почему-то всегда на стороне мужчин, против женщин, сама не знаю почему. Может, все дело в том, что женщины вечно хотят сохранить при себе любых мужчин, и хороших, и плохих. Им неведомо, что значит просто захотеть чего-то другого.
– Ей было со мной несладко, – заметил я, – она ласкового слова от меня не слыхала.
– А, теперь поняла, должно быть, она из серьезных, – продолжила она, – наверное, даже ни разу вам и не изменила. Эти самые, которые серьезные, хуже их нет. Они вроде бы даже и не совсем женщины.
Она сказала, что ее мучит жажда и что надо бы что-нибудь выпить. Мы перестали танцевать. Кьянти, что подали нам в баре, было тепловатым, но она, похоже, этого даже не заметила. Ей нравилось пить.
Я впервые посмотрел на нее. У нее было обычное неприметное лицо с несколько расплывчатыми чертами, сильное тело и очень красивая грудь. На вид ей было лет двадцать пять. Выпив кьянти, мы еще потанцевали.
– А вы? – поинтересовался я.
– Я продавщица, – ответила она, – в Сарцане. По вечерам приезжаю сюда потанцевать. Я замужем за одним матросом. Между нами уже давно все кончилось, но ведь в Италии не разведешься. Это очень дорого, надо ехать в Швейцарию. Я три года экономила, пыталась откладывать деньги, потом бросила. Мне пришлось бы копить на это лет пятнадцать. Теперь принимаю жизнь такой, какая получается.
Наш столик был уже занят. Мы встали вместе с другими около проигрывателя. Играли все ту же излюбленную самбу. Ей нравится эта музыка? Да, она ей нравится. Этот год она в моде по всей Северной Италии, ее поют повсюду. Она мне нравилась, эта девушка. Я спросил, как ее зовут.
– Кандида – наивная, подходящее имечко, как раз для меня. – Она рассмеялась.
– У тебя много любовников?
– Хватает. Раз уж мне на роду написано всю жизнь оставаться продавщицей и быть замужем за этим матросом, так чего уж тут… Единственное, о чем я жалею, это о детях, а остальное все ерунда.
– А когда попадается такой, который нравится тебе больше остальных, ты пытаешься его удержать?
– Все делаю, чтобы удержать.
– Умоляешь? Плачешь?
– И умоляю, и плачу, – со смехом ответила она. – Правда, случается, и они тоже умоляют.
– Охотно верю, – заметил я.
Продолжая болтать, мы протанцевали еще час, потом, прямо посреди танца, я увлек ее за собой и вывел наружу.
Когда я выпустил ее из объятий, луна уже зашла, ночная тьма сделалась непроглядной. Она дремала, лежа на берегу реки.
– Я ложусь поздно, – пробормотала она, – а по утрам встаю рано и работаю целый день. От этого меня всегда клонит в сон.
– Я уже ухожу, – сказал я, – так что ты не засыпай.
Она ответила, что у нее здесь велосипед, вон там, и она сейчас поедет домой. Я сказал, что охотно увиделся бы с ней снова, она не возражала, дала мне свой адрес в Сарцане.
Я вернулся с перевозчиком. Эоло по-прежнему ходил взад-вперед по берегу. Я бы с удовольствием поболтал с ним еще немного, но уж очень хотелось спать. Я попросил у него комнату с одной кроватью, для меня одного. Он не слишком удивился. Поднимаясь к себе, я прошел мимо комнаты Жаклин; из-под двери не пробивалось ни малейшего света. Она безмятежно спала.
На другой день я проснулся поздно. Жаклин ждала меня внизу на террасе. Что с тобой случилось? Она уже знала от Эоло, что ночью я сменил комнату. Я наспех объяснился. Такая жара, сказал я, вдвоем в комнате просто нечем дышать, я никак не мог заснуть. У нее был такой вид, будто ее вполне удовлетворило мое объяснение. Мы вместе позавтракали. Она переменилась, была почти в хорошем настроении. Если разобраться, это была не такая уж плохая идея – приехать сюда, по крайней мере здесь мы отдохнем. Я не стал разубеждать ее и не сказал, какая ирония скрыта в этих ее словах. Просто сообщил, что иду купаться на Магру. Что за странная идея, когда здесь прямо под боком море, удивилась она. Я не предложил ей пойти со мной. Она отправилась на пляж, взяв с меня обещание, что, искупавшись в Магре, я тоже приду к ней. Я пообещал.
Было почти так же жарко, как во Флоренции. Но здесь это уже не имело для меня такого значения. Я долго купался. Эоло одолжил мне лодку, и время от времени я вылезал из воды и отдыхал в ней, растянувшись под солнцем. Потом снова нырял. Или плавал на лодке. Правда, грести оказалось трудновато, там было очень сильное течение. И все-таки один раз мне удалось перебраться на другой берег, не слишком спустившись при этом к устью речки. Я узнал танцплощадку, теперь совершенно безлюдную, а чуть подальше то место, где мы остановились вчера с Кандидой. Всего несколько домов выходило прямо на реку, в основном, вдоль берега тянулись окруженные изгородями фруктовые сады. Перед каждым из них был свой маленький понтонный мостик и стояли лодки, крестьяне загружали их фруктами. По мере того как близился полдень, движение на реке становилось все оживленней. Большинство груженых лодок направлялось в сторону моря. Содержимое их было покрыто брезентом из-за солнца. Похоже, он говорил правду, Магра и вправду оказалась чудесной. Воды ее были прозрачны и так нежны, что можно было спать, растянувшись на них. Должно быть, после целой недели, проведенной где-нибудь на верхотуре одного из пизанских домов, под этим кошмарным солнцем, он еще лучше меня способен был оценить ее целительную прохладу. Ведь мне-то было не от чего отдыхать, разве что от дурного прошлого, лжи и ошибок. И стоило мне вынырнуть из воды и чуть подольше задержаться на поверхности, как сердце у меня снова сжималось от тревоги и неуверенности в завтрашнем дне. А вот в воде, напротив, я сразу напрочь забывал о прошлом, все казалось куда проще, а время от времени мне даже удавалось представить себе вполне сносное и даже счастливое будущее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90