Формальное право для такого требования ему давала поддержка эмигрантского правительства, которое в декабре 1941 года произвело Михайловича в генералы, а в январе 1942 года назначило своим военным министром.
18 ноября 1941 года премьер-министр генерал Симович обратился в советское посольство в Лондоне с просьбой о том, чтобы Советское правительство рекомендовало партизанам признать Драже Михайловича «национальным военным вождем». Одновременно аналогичные демарши в Наркоминделе предприняли югославский поверенный в делах Богич и от имени Форин офис английский посол Стаффорд Криппс. Естественно, Советское правительство не согласилось на подобный шаг, имея в виду, что генерал Михайлович скомпрометировал себя связями с коллаборационистом Недичем и не заслуживал доверия.
* * *
Широкое признание партизанского движения в качестве главного фактора национально-освободительной борьбы сеяло смятение в кругах реакционной югославской эмиграции, опасавшейся, что после победы над Германией народы Югославии выступят против реставрации антинародного монархического строя и пойдут по пути социального прогресса. Эти опасения высказывало югославское правительство, а вместе с ним и другие эмигрантские правительства, сталкивавшиеся с более или менее аналогичной ситуацией в своих странах и нуждавшиеся в политической помощи извне. Реакционные эмигрантские круги становились послушным орудием английской дипломатии.
В угоду Форин офис они одобрили планы создания на Балканском полуострове и в Восточной Европе некоего подобия того «санитарного кордона», который после первой мировой войны был сколочен вдоль западной границы СССР. Первым звеном нового «кордона» явился договор о союзе, подписанный 15 января 1942 года в Лондоне эмигрантскими правительствами Югославии и Греции. Неделю спустя там же было заключено соглашение о создании польско-чехословацкой «конфедерации». По смыслу соглашения, эмигрантские польское и чехословацкое правительства обязались координировать свою деятельность в экономической, политической, социальной и военной областях. После окончания войны к этим двум странам должны были – по замыслу чиновников Форин офис – присоединиться и некоторые другие государства, составив, таким образом, непрерывный «кордон» из стран, лежащих между Балтийским и Средиземным морями.
Затея с новым «санитарным кордоном», в целях благовидности именуемым «федерацией», имела скрытое антисоветское острие, и советской дипломатии необходимо было не только оценить ее по достоинству, но и предпринять надлежащие политические шаги, чтобы не допустить ее осуществления. Ближайшим делом было, конечно, всестороннее изучение проектируемого и частично уже осуществляемого «кордона», в который входили четыре страны – Польша, Чехословакия, Югославия и Греция, относящиеся к Четвертому Европейскому отделу, – правда, пока только в лице эмигрантских правительств.
Этой проблеме, в центре которой – с точки зрения советских государственных интересов – стояла польско-чехословацкая «конфедерация», наш отдел уделил весьма серьезное внимание. Мы подготовили соответствующие материалы и наметили в докладной записке руководству НКИД предварительные выводы, в октябре 1943 года положенные в основу аргументации советского представителя на Московской конференции министров иностранных дел СССР, США и Англии.
* * *
Теперь я остановлюсь на двух узловых вопросах польско-советских отношений этого периода – о нарушении союзнических соглашений о польской армии на территории СССР и о нелояльности посольства.
В соответствии с достигнутой в декабре 1941 года договоренностью Советское правительство предоставило польскому правительству беспроцентный заем в сумме 300 миллионов рублей, обеспечивавший развертывание польской армии в составе шести пехотных дивизий, запасных частей и частей усиления общей численностью 96 тысяч солдат и офицеров. Было также претворено в жизнь обещание о переводе формирующихся польских дивизий из района Бузулука в Среднюю Азию и Северный Казахстан. Таким образом, были созданы все необходимые условия для ускоренного формирования армии, с тем чтобы она в надлежащие сроки смогла выступить на фронт и принять участие в военных действиях.
К февралю польская армия фактически уже развернулась в составе шести дивизий, насчитывавших 73 тысячи солдат и офицеров. Некоторые из этих дивизий были полностью обмундированы, вооружены и обучены, иначе говоря, подготовлены к отправке на фронт. Но командование армии вовсе и не помышляло об этом. Генерал Андерс втайне гнул свою линию на вывод польской армии из Советского Союза в Иран, линию, отвергнутую во время советско-польских переговоров 3–4 декабря 1941 года. Имея в виду эту цель, он выдвигал всевозможные предлоги, чтобы не допустить отправку на фронт хотя бы одной дивизии. Эта негативная линия Андерса была поддержана генералом Сикорским.
Опираясь на его поддержку, Андерс вновь поставил перед Советским правительством вопрос о переводе нескольких дивизий в Иран, где, по его заверениям, они получат от английского командования экипировку и вооружение, а после обучения будут возвращены на территорию СССР. Предлог этот был заведомо фальшивым, но Советское правительство, не видя в этих условиях реальной возможности боевого использования польской армии, не стало препятствовать частичной эвакуации. Так, в марте через Красноводск в Иран были эвакуированы 31 тысяча солдат и офицеров и вместе с ними более 12 тысяч семей военнослужащих. А в августе, опять же по настоянию генерала Андерса, были эвакуированы и остальные дивизии общей численностью 44 тысячи человек и более 25 тысяч членов их семей.
* * *
Но вывод из СССР армии Андерса представлял собою лишь часть серьезных проблем, порожденных враждебной политикой польского эмигрантского правительства. В делах гражданских их было не меньше, чем в делах военных.
Как я отмечал выше, еще осенью 1941 года Советское правительство согласилось с просьбой польского посольства об открытии в различных пунктах Советского Союза «представительств» («делегатур») посольства с целью оказания материальной помощи польским гражданам. Финансовой основой этой помощи послужил советский заем в 100 миллионов рублей, соглашение о котором было подписано 31 декабря 1941 года в Куйбышеве. Кроме того, в фонд помощи поступали также средства из посольства и пожертвования из-за границы.
В течение краткого времени посольство открыло 20 «делегатур», в каждой из которых работали десятки, а в иных случаях и сотни человек. Помимо этого посольством был еще создан и институт так называемых «доверенных лиц», число которых перевалило за 400 человек, причем каждое «доверенное лицо» также обзаводилось собственным служебным аппаратом. Создание и гипертрофированный рост института «представителей» и «доверенных лиц» являлись беспрецедентными в практике дипломатических отношений, и согласие Советского правительства на их деятельность свидетельствовало о его доброй воле к укреплению дружбы между народами СССР и Польши.
Однако доверие Советского правительства было грубо обмануто. Организуя благотворительную помощь, польское посольство в то же время прибегло – через широко разветвленную сеть своих «делегатур» – к разведывательной деятельности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129
18 ноября 1941 года премьер-министр генерал Симович обратился в советское посольство в Лондоне с просьбой о том, чтобы Советское правительство рекомендовало партизанам признать Драже Михайловича «национальным военным вождем». Одновременно аналогичные демарши в Наркоминделе предприняли югославский поверенный в делах Богич и от имени Форин офис английский посол Стаффорд Криппс. Естественно, Советское правительство не согласилось на подобный шаг, имея в виду, что генерал Михайлович скомпрометировал себя связями с коллаборационистом Недичем и не заслуживал доверия.
* * *
Широкое признание партизанского движения в качестве главного фактора национально-освободительной борьбы сеяло смятение в кругах реакционной югославской эмиграции, опасавшейся, что после победы над Германией народы Югославии выступят против реставрации антинародного монархического строя и пойдут по пути социального прогресса. Эти опасения высказывало югославское правительство, а вместе с ним и другие эмигрантские правительства, сталкивавшиеся с более или менее аналогичной ситуацией в своих странах и нуждавшиеся в политической помощи извне. Реакционные эмигрантские круги становились послушным орудием английской дипломатии.
В угоду Форин офис они одобрили планы создания на Балканском полуострове и в Восточной Европе некоего подобия того «санитарного кордона», который после первой мировой войны был сколочен вдоль западной границы СССР. Первым звеном нового «кордона» явился договор о союзе, подписанный 15 января 1942 года в Лондоне эмигрантскими правительствами Югославии и Греции. Неделю спустя там же было заключено соглашение о создании польско-чехословацкой «конфедерации». По смыслу соглашения, эмигрантские польское и чехословацкое правительства обязались координировать свою деятельность в экономической, политической, социальной и военной областях. После окончания войны к этим двум странам должны были – по замыслу чиновников Форин офис – присоединиться и некоторые другие государства, составив, таким образом, непрерывный «кордон» из стран, лежащих между Балтийским и Средиземным морями.
Затея с новым «санитарным кордоном», в целях благовидности именуемым «федерацией», имела скрытое антисоветское острие, и советской дипломатии необходимо было не только оценить ее по достоинству, но и предпринять надлежащие политические шаги, чтобы не допустить ее осуществления. Ближайшим делом было, конечно, всестороннее изучение проектируемого и частично уже осуществляемого «кордона», в который входили четыре страны – Польша, Чехословакия, Югославия и Греция, относящиеся к Четвертому Европейскому отделу, – правда, пока только в лице эмигрантских правительств.
Этой проблеме, в центре которой – с точки зрения советских государственных интересов – стояла польско-чехословацкая «конфедерация», наш отдел уделил весьма серьезное внимание. Мы подготовили соответствующие материалы и наметили в докладной записке руководству НКИД предварительные выводы, в октябре 1943 года положенные в основу аргументации советского представителя на Московской конференции министров иностранных дел СССР, США и Англии.
* * *
Теперь я остановлюсь на двух узловых вопросах польско-советских отношений этого периода – о нарушении союзнических соглашений о польской армии на территории СССР и о нелояльности посольства.
В соответствии с достигнутой в декабре 1941 года договоренностью Советское правительство предоставило польскому правительству беспроцентный заем в сумме 300 миллионов рублей, обеспечивавший развертывание польской армии в составе шести пехотных дивизий, запасных частей и частей усиления общей численностью 96 тысяч солдат и офицеров. Было также претворено в жизнь обещание о переводе формирующихся польских дивизий из района Бузулука в Среднюю Азию и Северный Казахстан. Таким образом, были созданы все необходимые условия для ускоренного формирования армии, с тем чтобы она в надлежащие сроки смогла выступить на фронт и принять участие в военных действиях.
К февралю польская армия фактически уже развернулась в составе шести дивизий, насчитывавших 73 тысячи солдат и офицеров. Некоторые из этих дивизий были полностью обмундированы, вооружены и обучены, иначе говоря, подготовлены к отправке на фронт. Но командование армии вовсе и не помышляло об этом. Генерал Андерс втайне гнул свою линию на вывод польской армии из Советского Союза в Иран, линию, отвергнутую во время советско-польских переговоров 3–4 декабря 1941 года. Имея в виду эту цель, он выдвигал всевозможные предлоги, чтобы не допустить отправку на фронт хотя бы одной дивизии. Эта негативная линия Андерса была поддержана генералом Сикорским.
Опираясь на его поддержку, Андерс вновь поставил перед Советским правительством вопрос о переводе нескольких дивизий в Иран, где, по его заверениям, они получат от английского командования экипировку и вооружение, а после обучения будут возвращены на территорию СССР. Предлог этот был заведомо фальшивым, но Советское правительство, не видя в этих условиях реальной возможности боевого использования польской армии, не стало препятствовать частичной эвакуации. Так, в марте через Красноводск в Иран были эвакуированы 31 тысяча солдат и офицеров и вместе с ними более 12 тысяч семей военнослужащих. А в августе, опять же по настоянию генерала Андерса, были эвакуированы и остальные дивизии общей численностью 44 тысячи человек и более 25 тысяч членов их семей.
* * *
Но вывод из СССР армии Андерса представлял собою лишь часть серьезных проблем, порожденных враждебной политикой польского эмигрантского правительства. В делах гражданских их было не меньше, чем в делах военных.
Как я отмечал выше, еще осенью 1941 года Советское правительство согласилось с просьбой польского посольства об открытии в различных пунктах Советского Союза «представительств» («делегатур») посольства с целью оказания материальной помощи польским гражданам. Финансовой основой этой помощи послужил советский заем в 100 миллионов рублей, соглашение о котором было подписано 31 декабря 1941 года в Куйбышеве. Кроме того, в фонд помощи поступали также средства из посольства и пожертвования из-за границы.
В течение краткого времени посольство открыло 20 «делегатур», в каждой из которых работали десятки, а в иных случаях и сотни человек. Помимо этого посольством был еще создан и институт так называемых «доверенных лиц», число которых перевалило за 400 человек, причем каждое «доверенное лицо» также обзаводилось собственным служебным аппаратом. Создание и гипертрофированный рост института «представителей» и «доверенных лиц» являлись беспрецедентными в практике дипломатических отношений, и согласие Советского правительства на их деятельность свидетельствовало о его доброй воле к укреплению дружбы между народами СССР и Польши.
Однако доверие Советского правительства было грубо обмануто. Организуя благотворительную помощь, польское посольство в то же время прибегло – через широко разветвленную сеть своих «делегатур» – к разведывательной деятельности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129