– В качестве врача… – заверил незнакомец.
Ну да, как же он мог забыть! Ведь он – врач. Вот, этот пустой кислородный баллон, оставленный главным до заправки, вот, эта лимонная долька – окошко над дверью, вот его халат на гвоздике в уголочке, и – кап-кап – в ведро под умывальником. А на кармане халата надпись имеется: его фамилия. Встать и проверить. А вдруг… вдруг чужая? Но встал, отвернул халат: нет ее, то есть совсем ничего нет. Только зачем здесь кровать, если он принимал? Прием вел. Должна быть кушетка. А тут подушка, одеяло. И где стол? Ведь должен был он где-то писать? Андрей испугался продолжать дальше – мало ли куда могли завести мысли. Лучше найти объяснение тому, что есть. И объяснение нашлось:
– Это из палаты принесли, – сказал незнакомец. – Здесь три стояло, вечером и эту унесут. Ремонт закончили… А стол – завтра. Вам ведь новый обещали, забыли?
Ну да, ну да: Андрей на днях у главного стол новый выпросил, из того десятка, что в конце ноября закупили. С ящиком для бумаг.
– С ящиком для бумаг, – напомнил незнакомец.
– С ящиком, – согласился Андрей.
Бывает же такое: устанешь, в голове как будто вата какая-то, причем серая, матрацная, хочешь что-то вспомнить – оно туго идет, будто не ты собой управляешь, а кто-то другой, да неумело, без сердца. Может, это и не ты, вовсе? Не с тобой это, и не в твоей жизни. Кажется только. Нужно лишь разбудить себя и пойти зубы чистить. Незнакомец тут же подхватил мысль Андрея, зафилософствовал. Умеет это.
– «Индивидуумы, уживающиеся в пациентах с раздвоением личности, могут существенно отличаться друг от друга, – зачастил, как по книжке. – Причем эмоционально и физически».
– Могут, – вздохнул Андрей.
– «Профессор Волков, кстати, ваш коллега, рассказывал о пациентке, одна из личностей которой умела писать живописные картины реалистичного характера, а другая даже рожицу нарисовать не умела». – Незнакомец улыбнулся. – А потом оказалось, обе эти личности мертвы?!
– Волков рассказывал? – удивился Андрей. – Мой коллега? Разве у нас работает Волков? У нас четыре профессора, но Волкова среди них…
– Это в газете написано, – незнакомец показал на тумбу у кровати. – Ваша ведь газета. Вот статья: «Альтернативная личность». Забыли?
Ах, эта? Да, Андрея. И статью он помнил. Читал как-то на досуге. Но это не его тема. Он – хирург. Так, по ссадинам и ушибам. Не больше. Но ведь человек разносторонний? И будет о чем с людьми поговорить. Катьке мог бы рассказать. И сценку с ней могли бы разыграть. Допустим, хирург делает операцию пациенту, а потом оказывается, что себе. Но уже удалил что-то. Скажем, аппендицит. Ходит озабоченный возвращением аппендицита на прежнее место. Ищет подходящий, а найти не может. Грустные страсти. Он был бы хирургом, а она… Она – аппендицитом. Не обиделась бы, Катька веселая.
– Обиделась бы, – сказал незнакомец. – Аппендицит – не сердце.
– Сердце? Тогда это уже не смешно. Не смешная сценка была бы, если про сердце. Что это, хирург удалил себе сердце?
– Больше соответствует. Он же не знал, что это он. Альтернативная себе личность, то есть.
* * *
Сергей Арнольдович сделал несколько приседаний, поднял гантели. Мысль едва текла, уводила в сторону. А не бросить ли все? Поехать домой, нырнуть в ванну, выспаться, наконец? Он вспомнил, как в Снежине гулял в ботаническом саду. Прошелся по заснеженным аллейкам. И никого. Сергей Арнольдович любил, когда вокруг никого – не ощущаешь на себе чужих глаз. И своих прятать не надо: смотришь, куда хочешь… Ха-ха, никто язык не покажет. Ну, ему и так не показывают. Только все равно ждешь, язык этот.
В ботаническом саду пахло кислым деревом – не растением, а материалом – похоже на запах в избе. Он оплатил вход, захромал по часовой стрелке, обошел все участки, постоял у замерзшего фонтана, спустился к водопаду. Участок с водопадом нес дух Кавказа. Несколько укутанных пленкой деревьев. Сергей Арнольдович наклонился к табличке: «Мандарин. Вечнозеленые деревья и кустарники рода цитрус семейства рутовых. Только в культуре в субтропических и тропических районах. В плодах: сахар, лимонная кислота, витамин С и другие; в кожуре: эфирное масло. Урожайность 100–150 кг с дерева. Небольшие плоды, напоминающие апельсины…»
Сергей Арнольдович собрался, набросил на плечи пальто. Решил, что нужно Соне оставить записку. Вернулся к столу. «Буду после 11. Ушел в библиотеку. Берггольц». Поднял каракулевый воротник и спустился на улицу.
Мандарины. Сергей Арнольдович где-то читал, что если во сне ты ешь мандарины – окажется, что слишком доверяешь окружающим, и что все будет не так гладко, как хотелось бы. А женщине такой сон может говорить о том, что ее супруг не все ей рассказывает. Вот если во сне ребенка угощаешь мандарином – совершишь поступок, который изменит отношение к тебе окружающих людей. Сонино отношение? Кто его знает. А если во сне ты разламываешь мандарин и облился его соком – такой сон предвещает неприятность, причину которой надо искать в твоем характере, поведении и отношении к другим людям. А если видел мандариновое дерево с плодами – это к успеху в делах, влюбленным же сон с деревом и плодами сулит гармоничные отношения и взаимопонимание, женщине этот сон может обещать беременность. Если тебе приснилось цветущее мандариновое дерево, то – благополучие в семье. Эх, семьи у Сергея Арнольдовича нет как нет. Но все равно, хорошо бы увидеть мандариновое дерево с плодами, хорошо бы. Только вот сегодня ночью он совсем не спал.
Как сел за бумаги Сергей Арнольдович, вечером сел, так до утра не вставал. Бумаги в папках перекладывал, куда-то безуспешно названивал. Всю ночь каждые два часа вставал из-за стола: отжимания делал. Жулю трижды ливерной колбасой кормил. Под утро полчаса с гантелями возился. Все равно устало себя чувствовал, разбито вдребезги. Ничего у него не складывалось – пока не «склалось». Вроде поманило, а потом бросило. И даже задний ход дало: усомнился Сергей Арнольдович в том, что нашел именно того, кого искал: зачем убивать женщин с одинаковыми именами? Чтобы привлечь внимание? Чтобы заявить о себе? Чтобы попасть в газету? Он и попал, убив первую: в ту пору много об этом писали. Пошумели, пошумели и умолкли, дело не сдвинулось. Ровно через год, день в день, вторая. Ведь ты уже в газете, зачем вторую? Значит не для газеты убивает, для другого. Для души? Вот тебе, вот! Сергея Арнольдовича как оса ужалила: после второго убийства стало ясно – это послание. Только чье оно и о чем? А, не принимаете, на тебе третье, еще через год! Ну нет видимой причины, смысла никакого нет, даже криминального.
И еще. Воронин, если верить крупицам, что удалось собрать, умер дважды: в бою, где не разберешь, из какой дыры и кто в тебя стреляет, и под колесами автомобиля, который неизвестно кем управлялся. Пусть речь идет о совершенно разных людях, пусть, но ведь каждый из них умер! – ни один не мог оказаться ни в Снежине, ни в гостинице, ни в ресторане. Однако его встретили. Встретили и подтверждают это. И описывают. Зачем убивать женщин с одинаковыми именами? Не понятно. Две смерти Воронина, пять – Глуховой. Связаны ли две с пятью? С первой смертью Воронина, вряд ли – Глухова не воевала. Отпадает. Со второй? Может быть, но ведь – пусть не после первой, после второй точно – кто в отдел после Берггольца пришел?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57