Не могло же, в самом деле, не сохраниться следов. Ведь где-то он ходил, кто-то его видел. В конце концов, Глухову запомнили наверняка. Со слов адвоката, это была женщина яркая, шумная, компанейская. Да и в такой дыре, как Снежин, невозможно не заметить ее «божью коровку» – красный джип с безобразной кошкой на заднем сиденье. Нужно ехать!
Сергею Арнольдовичу вдруг показалось все нереальным. Как будто нет его на свете, и это не он сейчас сидит за столом с зачесанными назад волосами, и нет этого офиса с небольшой прихожей, оклеенной старомодными обоями, как будто не он вчера ругал Соню, а потом жалел, как будто живы все эти Марины и пьют сейчас чай в кругу домашних, или водку – в кругу деловых партнеров, и нет этого большого города, где он вырос и где в него стреляли, и нет сейчас зимы, а на самом деле лето. И нет его мышки…
* * *
Он проснулся и обнаружил себя лежащим в пальто и в шапке. За дверью по-прежнему свистел пылесос. Андрей Борисович посмотрел на часы, повернулся на бок, вспомнил зачем он здесь. Он бежал за ней. И прятался от нее. И был уверен, что она найдет его. Возьмет и наткнется. Он выслеживал ее, а она искала его. Они были связаны. Навсегда. Он спустил с койки ноги, замер. Хотелось неподвижности. Долгой, вечной.
Холодно. Он пошевелился. Под подушкой лежал портфель. Раскрыв его, Андрей Борисович обнаружил, что портфель пуст. Приехал в чужой город с пустым портфелем… Ну, не совсем пустым – в нем лежала початая бутылка минеральной воды, вчерашняя газета лежала, какая-то бумажка. Андрей Борисович отбросил портфель, поправил галстук.
Он вспомнил, что не ел со вчерашнего вечера. Нужно было куда-то идти. И нужно было ждать. Андрей Борисович упал спиной на одеяло. В бесконечном количестве вариантов она непременно найдет его: летит к нему, а он прячется. Но все равно ждет. Так было и раньше. Сначала его толкало к ней, потом он воспротивился, уперся. И ничто не помогало. Один раз он был в степи, один – в больнице. Теперь вот, незнакомый город. Когда он встречал ее, в нем что-то… нет, не срабатывало, и не начинался необратимый отсчет – время вообще текло по-другому. Как будто другой человек в другом измерении. Пружина вращалась, вращалась, а потом бац! – распрямлялась. И опять он тот самый, и опять в Москве, и опять ничего не помнит и бежит следующей встречи.
Андрей Борисович вспомнил про бумажку, потянулся к портфелю. Несомненно, это его почерк. Прыгающий, дробящийся. Но что такое «Брон-сец», и что это за номер? Местный, городской? Он здесь никого не знал. Пятизначное число с двумя черточками, «Брон-сец». Андрей Борисович забросил ноги на спинку кровати, нашарил на тумбочке телефон, положил на грудь.
«Алло», – наконец, отозвался детский голос. Андрей Борисович промолчал. «Алло», – повторили в трубке голосом немолодой женщины. «Простите, ошибся номером», – сказал Андрей Борисович и нажал рычаг. Через минуту он все-таки повторил звонок. «Простите», – опять сказал он. «Ничего», – ответила женщина, и Андрей Борисович вновь услышал голос ребенка. Там, вдалеке. Андрей Борисович скомкал бумажку, бросил ее на пол. Нужно было куда-то идти. Андрей Борисович поднялся – скрипнула половица – прошел к окну. Шел снег. И в тот день вот также шел снег. И все было хорошо. И в тот день все закончилось. И больше не повторилось никогда. Никогда. Он снял пальто, пиджак, закатал рукава и прошел в ванную комнату. Ледяная вода вернула его в реальность. Нужно было куда-то идти, что-то делать. Андрей Борисович склонился над умывальником, подставил голову под обжигающую, близкую к температуре замерзания, струю.
Через минуту он вышел из номера. Провинциальная гостиница: длинный коридор, деревянные лакированные панели, ряды желтых дверей, репродукции пейзажей Сезанна. Андрей Борисович спустился в вестибюль, положил на стойку ключи, толкнул дверь. Куда идти? Он остановился в нерешительности, оглядел улицу. А, куда глаза глядят! Он шагнул на ступеньку. Перед глазами мелькнула шуба, черные стекла очков – удар! – и он едва не упал – и он упал бы, если бы не схватился за перила. По лестнице неслась молодая женщина. Распахнулась пола шубы, скрипнул снег под армейским ботинком, оглушительно хлопнула дверь. «На этой машине приехала», – сказал усатый привратник и кивнул в сторону красного джипа. Андрей Борисович не ответил: на этой, так на этой. Он медленно спустился по скользкой лестнице, вступил на тротуар.
* * *
Спустя час, Андрей Борисович вышел из закусочной. По-прежнему шел снег. Захотелось вернуться в номер, доспать. Он посмотрел на часы. Половина второго. Да, нужно доспать. Андрей Борисович пересек улицу и засеменил по скользкому асфальту. На подходе к гостинице, он увидел милиционера. Остановился. Милиционер разговаривал с мальчиком лет пяти. Под домом с высокой аркой дворник скреб заснеженную дорожку. Дорожка тут же заносилась снегом. «Сизиф», – подумал Андрей Борисович и улыбнулся.
«Понял?» – спросил милиционер. Мальчик кивнул. «Иди», – отпустил милиционер и пошел к машине. Мальчик повлек за собой санки, свернул в арку. Здесь он оглянулся на удаляющегося милиционера, подумал секунду и пнул мусорную урну. Звякнула, покатилась урна, вываливая наружу банальное содержимое. «Я тебе!» – прикрикнул дворник на мальчика, погрозил рукавицей и повернулся к Андрею Борисовичу. «Здравствуйте», – приветливо сказал дворник. «Здравствуйте», – ответил Андрей Борисович. «Матвей, хулиган, иди домой!» – услышал Андрей Борисович женский голос. Из арки показалась высокая крупная женщина. «Простите», – сказала она дворнику и увидела Андрея Борисовича.
Женщина замерла. Под ее взглядом Андрею Борисовичу стало неловко. «Что же я стою?» – подумал он и засеменил дальше. Пройдя несколько шагов, он оглянулся. Женщина поспешно отвела взгляд. «Хулиган», – улыбнулся Андрей Борисович…
Беззвучно работал телевизор. Андрей Борисович, не снимая пальто и ботинок, лег в кровать. Когда он шел в гостиницу, ему хотелось спать. Стоило прилечь – сонливость улетучилась, и в голове опять зароились непослушные мысли. Войдя в номер, он увидел, что бумажка, брошенная им на пол, исчезла. «Была уборка, – догадался Андрей Борисович. – И слава Богу! Теперь не нужно мучиться и натужно эксплуатировать память».
Андрей Борисович повернулся на бок, сунул руки под щеку. Сон не шел. Он знал, что в одежде засыпается тяжело. Но встать и раздеться он ленился. Андрей Борисович вздохнул, перевернулся на спину, а руки машинально сунул в карманы. Что это? Он нащупал веревку. Повертел ее перед глазами. Синяя, с желтыми узлами. «Как экзотическая змея», – подумал Андрей Борисович и небрежным махом бросил на стол. Откуда она? Андрей Борисович не помнил. Он приподнялся на кровати, потянулся к столу, поддел веревку пальцем. «Пусть лежит», – решил Андрей Борисович и спрятал «змею» в карман.
* * *
– Здравствуйте, – сказала старушка и спустила Жулю на пол.
Соня посмотрела на собачку и ей захотелось убежать куда-нибудь далеко-далеко. И не возвращаться. Какой позор. Кудряшки распрямились, краска облезла. И все это за каких-то пару дней? Не может быть! Ну ладно, кудри они того, могут быстро – нужно химию делать, а не феном укладывать – но вот краска! Это ведь стойкая дорогая краска. Обману-ули! Соня внутри себя мелко-мелко задрожала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
Сергею Арнольдовичу вдруг показалось все нереальным. Как будто нет его на свете, и это не он сейчас сидит за столом с зачесанными назад волосами, и нет этого офиса с небольшой прихожей, оклеенной старомодными обоями, как будто не он вчера ругал Соню, а потом жалел, как будто живы все эти Марины и пьют сейчас чай в кругу домашних, или водку – в кругу деловых партнеров, и нет этого большого города, где он вырос и где в него стреляли, и нет сейчас зимы, а на самом деле лето. И нет его мышки…
* * *
Он проснулся и обнаружил себя лежащим в пальто и в шапке. За дверью по-прежнему свистел пылесос. Андрей Борисович посмотрел на часы, повернулся на бок, вспомнил зачем он здесь. Он бежал за ней. И прятался от нее. И был уверен, что она найдет его. Возьмет и наткнется. Он выслеживал ее, а она искала его. Они были связаны. Навсегда. Он спустил с койки ноги, замер. Хотелось неподвижности. Долгой, вечной.
Холодно. Он пошевелился. Под подушкой лежал портфель. Раскрыв его, Андрей Борисович обнаружил, что портфель пуст. Приехал в чужой город с пустым портфелем… Ну, не совсем пустым – в нем лежала початая бутылка минеральной воды, вчерашняя газета лежала, какая-то бумажка. Андрей Борисович отбросил портфель, поправил галстук.
Он вспомнил, что не ел со вчерашнего вечера. Нужно было куда-то идти. И нужно было ждать. Андрей Борисович упал спиной на одеяло. В бесконечном количестве вариантов она непременно найдет его: летит к нему, а он прячется. Но все равно ждет. Так было и раньше. Сначала его толкало к ней, потом он воспротивился, уперся. И ничто не помогало. Один раз он был в степи, один – в больнице. Теперь вот, незнакомый город. Когда он встречал ее, в нем что-то… нет, не срабатывало, и не начинался необратимый отсчет – время вообще текло по-другому. Как будто другой человек в другом измерении. Пружина вращалась, вращалась, а потом бац! – распрямлялась. И опять он тот самый, и опять в Москве, и опять ничего не помнит и бежит следующей встречи.
Андрей Борисович вспомнил про бумажку, потянулся к портфелю. Несомненно, это его почерк. Прыгающий, дробящийся. Но что такое «Брон-сец», и что это за номер? Местный, городской? Он здесь никого не знал. Пятизначное число с двумя черточками, «Брон-сец». Андрей Борисович забросил ноги на спинку кровати, нашарил на тумбочке телефон, положил на грудь.
«Алло», – наконец, отозвался детский голос. Андрей Борисович промолчал. «Алло», – повторили в трубке голосом немолодой женщины. «Простите, ошибся номером», – сказал Андрей Борисович и нажал рычаг. Через минуту он все-таки повторил звонок. «Простите», – опять сказал он. «Ничего», – ответила женщина, и Андрей Борисович вновь услышал голос ребенка. Там, вдалеке. Андрей Борисович скомкал бумажку, бросил ее на пол. Нужно было куда-то идти. Андрей Борисович поднялся – скрипнула половица – прошел к окну. Шел снег. И в тот день вот также шел снег. И все было хорошо. И в тот день все закончилось. И больше не повторилось никогда. Никогда. Он снял пальто, пиджак, закатал рукава и прошел в ванную комнату. Ледяная вода вернула его в реальность. Нужно было куда-то идти, что-то делать. Андрей Борисович склонился над умывальником, подставил голову под обжигающую, близкую к температуре замерзания, струю.
Через минуту он вышел из номера. Провинциальная гостиница: длинный коридор, деревянные лакированные панели, ряды желтых дверей, репродукции пейзажей Сезанна. Андрей Борисович спустился в вестибюль, положил на стойку ключи, толкнул дверь. Куда идти? Он остановился в нерешительности, оглядел улицу. А, куда глаза глядят! Он шагнул на ступеньку. Перед глазами мелькнула шуба, черные стекла очков – удар! – и он едва не упал – и он упал бы, если бы не схватился за перила. По лестнице неслась молодая женщина. Распахнулась пола шубы, скрипнул снег под армейским ботинком, оглушительно хлопнула дверь. «На этой машине приехала», – сказал усатый привратник и кивнул в сторону красного джипа. Андрей Борисович не ответил: на этой, так на этой. Он медленно спустился по скользкой лестнице, вступил на тротуар.
* * *
Спустя час, Андрей Борисович вышел из закусочной. По-прежнему шел снег. Захотелось вернуться в номер, доспать. Он посмотрел на часы. Половина второго. Да, нужно доспать. Андрей Борисович пересек улицу и засеменил по скользкому асфальту. На подходе к гостинице, он увидел милиционера. Остановился. Милиционер разговаривал с мальчиком лет пяти. Под домом с высокой аркой дворник скреб заснеженную дорожку. Дорожка тут же заносилась снегом. «Сизиф», – подумал Андрей Борисович и улыбнулся.
«Понял?» – спросил милиционер. Мальчик кивнул. «Иди», – отпустил милиционер и пошел к машине. Мальчик повлек за собой санки, свернул в арку. Здесь он оглянулся на удаляющегося милиционера, подумал секунду и пнул мусорную урну. Звякнула, покатилась урна, вываливая наружу банальное содержимое. «Я тебе!» – прикрикнул дворник на мальчика, погрозил рукавицей и повернулся к Андрею Борисовичу. «Здравствуйте», – приветливо сказал дворник. «Здравствуйте», – ответил Андрей Борисович. «Матвей, хулиган, иди домой!» – услышал Андрей Борисович женский голос. Из арки показалась высокая крупная женщина. «Простите», – сказала она дворнику и увидела Андрея Борисовича.
Женщина замерла. Под ее взглядом Андрею Борисовичу стало неловко. «Что же я стою?» – подумал он и засеменил дальше. Пройдя несколько шагов, он оглянулся. Женщина поспешно отвела взгляд. «Хулиган», – улыбнулся Андрей Борисович…
Беззвучно работал телевизор. Андрей Борисович, не снимая пальто и ботинок, лег в кровать. Когда он шел в гостиницу, ему хотелось спать. Стоило прилечь – сонливость улетучилась, и в голове опять зароились непослушные мысли. Войдя в номер, он увидел, что бумажка, брошенная им на пол, исчезла. «Была уборка, – догадался Андрей Борисович. – И слава Богу! Теперь не нужно мучиться и натужно эксплуатировать память».
Андрей Борисович повернулся на бок, сунул руки под щеку. Сон не шел. Он знал, что в одежде засыпается тяжело. Но встать и раздеться он ленился. Андрей Борисович вздохнул, перевернулся на спину, а руки машинально сунул в карманы. Что это? Он нащупал веревку. Повертел ее перед глазами. Синяя, с желтыми узлами. «Как экзотическая змея», – подумал Андрей Борисович и небрежным махом бросил на стол. Откуда она? Андрей Борисович не помнил. Он приподнялся на кровати, потянулся к столу, поддел веревку пальцем. «Пусть лежит», – решил Андрей Борисович и спрятал «змею» в карман.
* * *
– Здравствуйте, – сказала старушка и спустила Жулю на пол.
Соня посмотрела на собачку и ей захотелось убежать куда-нибудь далеко-далеко. И не возвращаться. Какой позор. Кудряшки распрямились, краска облезла. И все это за каких-то пару дней? Не может быть! Ну ладно, кудри они того, могут быстро – нужно химию делать, а не феном укладывать – но вот краска! Это ведь стойкая дорогая краска. Обману-ули! Соня внутри себя мелко-мелко задрожала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57