Была надежда на помощь родственников — Габсбургов, родного и двоюродного братьев. Огромные суммы давал сам Косса. Правители многих городов, оправившись от неожиданного нападения, объявили войну императору Сигизмунду. Следовало продержаться еще немного! Но Фридрих, потеряв в одночасье семьдесят городов, сразу пал духом, и 5 мая согласился подчиниться Сигизмунду и выдать Коссу. Сигизмунд обставил сдачу австрийского герцога возможно торжественнее.
За Иоанном XXIII был отправлен граф Нюрнбергский, Фридрих Гогенцоллерн, за что ему были обещаны: место одного из семи курфюрстов, избиравших германского императора, и земля Бранденбург — самая большая провинция восточной Германии. Обещаны и даны. С этого момента и начинается возвышение династии Гогенцоллернов.
Иоанн бежал во Фрайбург. Фридрих Гогенцоллерн перерезал все дороги, дабы Косса не удрал через Альпы, и, ворвавшись в город, пленил Коссу.
Бальтазар стоял на башне недостроенного фрайбургского собора. Над головой сплеталась сложная вязь гигантского каменного кружева. Отсюда отлично были видны недальние стены и высокие башни города. Замок на полугоре, уже захваченный, периодически ощетинивался чередою белых клубков порохового дыма. Оттуда по городу били пушки. Ядра то с шипением падали в ручей, то проламывали черепичные кровли. Внизу, по неровно вымощенной булыжником мостовой, к ратуше, подрагивая алебардами, прошел отряд солдат в светлых блестящих нагрудниках и высоких яйцевидных касках, как бы слегка сдавленных с обоих боков.
Выдержат или нет? Одно из ядер ударило в башню собора, мелкие осколки каменной скульптуры святого посыпались вниз. Крепость тоже время от времени огрызалась, заволакиваясь дымом: вела ответный огонь, но гораздо менее дружный, словно бы стреляли из последних сил. Бальтазар оскалил зубы. Были бы свои, итальянцы, он вышел бы к ним, вздев доспехи, сказал… Ох, он бы уж и сказал! От души! И город бы отстояли! Наверняка! И вообще, все эти Сигизмундовы успехи — результат неожиданности. Фридрих, не подготовившийся к бою, был явно бездарным полководцем.
Но вот вдали, в улицах, горохом посыпались от обоих ворот. Неужели все?! Бледнея и сдерживая яростный крик, Косса начал медленно и прямо, на почти негнущихся деревянных ногах спускаться с башни.
Внизу его встретил, тоже бледный, стремянный. Все же не ускакал, держал обоих коней. Косса сунул ему кошель с дукатами:
— Скачи! Разыщи госпожу Иму! Разыщи Козимо Медичи! Спеши! Возьми обоих коней, мне уже не спастись! — и махнул рукой.
Стремянный, отчаянно оглянув — из-за ратуши уже бежали, уставя копья, — взлетел в седло, едва не потеряв стремя, и ринул в отчаянный скок.
«Прорвется, нет?» — гадал Бальтазар, пока к нему подбегали. Он стоял, скрестивши руки, и усталому офицеру, что первым подбежал к нему, жарко дыша и протягивая руки, вымолвил по латыни:
— Я папа римский, наместник Святого Петра, Иоанн XXIII! — И замер. Кругом теснились, не решаясь притронуться к нему. Сквозь толпу ратников пробирался кто-то в писаном золотом шлеме, на высоком коне. Подъехал, спешился и, строго глядя ему в лицо, произнес на скверной латыни:
— Ваше святейшество! По решению собора и императора Сигизмунда вы арестованы!
Где-то еще продолжали бить пушки.
14 мая 1415-го года новый марнграф Бранденбурга — Фридрих Нюрнбергский — привез Коссу в Рудольфцельм.
XLVIII
На протяжении всего пути, когда его везли из Фрайбурга в Констанцу, Косса молчал. Он чувствовал, что обрушился мир, силился это понять и не мог. Его сперва посадили в мерзкую каменную дыру с окном, забранным толстой кованой решеткой. Часа через два принесли миску тюремного хлебова из несвежей свинины с бобами, ломоть ржаного хлеба и кувшин с водой. Он съел похлебку, морщась сжевал хлеб и выпил всю воду. Ел и пил он не споря, понимая, что ему понадобятся силы, а если он сейчас не поест, то ослабеет. Спустя время вывели на двор, к вонючему отхожему месту. (Кадь для испражнений, парашу, поставили ему в темницу только к концу дня.) Проходя двором, он мельком оглядел высокие стены с четырех сторон, с нависшими галереями из потемнелого, почти черного дуба, видимо, внутренний двор замка. Бежать отсюда было невозможно, да и — куда бежать? Умыться и привести себя в порядок ему дали только через три дня, перед приводом на суд.
Все это время Косса думал, прикидывал, гадал. Он не ведал — доскакал ли стремянный? Не знал, что Има жива и уже хлопочет о нем. Не знал, и уже на судилище понял, что Козимо Медичи схвачен, как и многие его спутники. (Хорошо, что Поджо Браччолини уехал собирать рукописи! Что бы он мог содеять, оставшись здесь!)
Когда 24 мая 1415-го года его вводили для суда в здание торговой палаты, где проходили все заседания собора, Косса криво усмехнулся. Все было, как и до его бегства, — даже трон с возвышением не убрали! Только ему уже не позволили даже приблизиться к почетным местам кардиналов и богословов. Он стоял, с отстраненным удивлением озирая снизу торжественный ряд кресел с прямыми спинками, на которые глядел до того только сверху. И потом уже обозрел, запоминая, лица кардиналов, епископов и докторов богословия, знакомых и незнакомых, добрых и злых, но ныне одинаково холодных, отстраненно-безразличных или взъяренных и негодующих, обращенные к нему.
Вот сидит Пьетро Стефанески-Анибальди, кардинал Сан Анжело, прославившийся своим лихоимством в Риме в бытность свою легатом. И не он ли, Косса, предоставил Стефанески это доходное место? Ты же, Пьетро, ходил с Луи д’Анжу в поход против Владислава! Ты же был моим легатом в Праге, борясь с виклифианской ересью! Ты же, все-таки, храбрый человек! Проснись, подумай о том, что делаешь теперь и как это аукнется тебе самому в будущем!
А Оддо Колонна? Что ж ты молчишь? Ты же был мне другом! Ты же и в Шаффхаузен первым поскакал за мной! И кардиналом ты бы не стал без меня! Брани меня, обвиняй, но не молчи, ради Бога!
Увы, тут нет Джакомо Изолани, которого я вытащил из Болоньи, сделал кардиналом Святого Евстафия и поставил сейчас своим легатом-наместником в Риме! Или и он бы стал молчать, как Колонна, предавая меня?
А ты, Антонио Шалан, ездивший от меня послом к Сигизмунду, и ты теперь против меня?
О, Господи! Я никогда не смотрел на них снизу вверх! Я впервые смотрю на собор снизу!
И Франческо Забарелла, кардинал Сан Космо Дамиано, второй мой посол к Сигизмунду, кардинал великой Флоренции! Ученый и гуманист, автор ученых трудов! И ты торопишься повторить подвиг Иуды?
Косса не удержался, разлепил уста, произнеся негромко:
— Здравствуй, Франческо! Мы ведь и не поздоровались с тобой! — и домолвил мстительно, глядя, как на лице старого кардинала невольно проступают бурые пятна стыда: — А Козимо вы арестовали зря! Он не связан со мною ничем, кроме совместной дороги! Ежели надумаете его держать и дольше, сообщи отцу! — И уже не смотрел на вконец побуревшего и взмокшего Забареллу. Глядел на других своими разбойными, помолодевшими вдруг, широко расставленными глазами.
На Пьера д’Альи, которого когда-то принимал у себя, нахохлившегося, похожего сейчас на печального старого ворона, на Броньи, на шалонского епископа Луи де Бара… (Скользом прошло: одолеют ли французы, когда дело дойдет до выбора нового папы или нет?).
Ну, конечно, венецианцы: Ландо и Морозини, когда-то перебежавшие ко мне от Григория XII (которого он так и не сумел поймать!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
За Иоанном XXIII был отправлен граф Нюрнбергский, Фридрих Гогенцоллерн, за что ему были обещаны: место одного из семи курфюрстов, избиравших германского императора, и земля Бранденбург — самая большая провинция восточной Германии. Обещаны и даны. С этого момента и начинается возвышение династии Гогенцоллернов.
Иоанн бежал во Фрайбург. Фридрих Гогенцоллерн перерезал все дороги, дабы Косса не удрал через Альпы, и, ворвавшись в город, пленил Коссу.
Бальтазар стоял на башне недостроенного фрайбургского собора. Над головой сплеталась сложная вязь гигантского каменного кружева. Отсюда отлично были видны недальние стены и высокие башни города. Замок на полугоре, уже захваченный, периодически ощетинивался чередою белых клубков порохового дыма. Оттуда по городу били пушки. Ядра то с шипением падали в ручей, то проламывали черепичные кровли. Внизу, по неровно вымощенной булыжником мостовой, к ратуше, подрагивая алебардами, прошел отряд солдат в светлых блестящих нагрудниках и высоких яйцевидных касках, как бы слегка сдавленных с обоих боков.
Выдержат или нет? Одно из ядер ударило в башню собора, мелкие осколки каменной скульптуры святого посыпались вниз. Крепость тоже время от времени огрызалась, заволакиваясь дымом: вела ответный огонь, но гораздо менее дружный, словно бы стреляли из последних сил. Бальтазар оскалил зубы. Были бы свои, итальянцы, он вышел бы к ним, вздев доспехи, сказал… Ох, он бы уж и сказал! От души! И город бы отстояли! Наверняка! И вообще, все эти Сигизмундовы успехи — результат неожиданности. Фридрих, не подготовившийся к бою, был явно бездарным полководцем.
Но вот вдали, в улицах, горохом посыпались от обоих ворот. Неужели все?! Бледнея и сдерживая яростный крик, Косса начал медленно и прямо, на почти негнущихся деревянных ногах спускаться с башни.
Внизу его встретил, тоже бледный, стремянный. Все же не ускакал, держал обоих коней. Косса сунул ему кошель с дукатами:
— Скачи! Разыщи госпожу Иму! Разыщи Козимо Медичи! Спеши! Возьми обоих коней, мне уже не спастись! — и махнул рукой.
Стремянный, отчаянно оглянув — из-за ратуши уже бежали, уставя копья, — взлетел в седло, едва не потеряв стремя, и ринул в отчаянный скок.
«Прорвется, нет?» — гадал Бальтазар, пока к нему подбегали. Он стоял, скрестивши руки, и усталому офицеру, что первым подбежал к нему, жарко дыша и протягивая руки, вымолвил по латыни:
— Я папа римский, наместник Святого Петра, Иоанн XXIII! — И замер. Кругом теснились, не решаясь притронуться к нему. Сквозь толпу ратников пробирался кто-то в писаном золотом шлеме, на высоком коне. Подъехал, спешился и, строго глядя ему в лицо, произнес на скверной латыни:
— Ваше святейшество! По решению собора и императора Сигизмунда вы арестованы!
Где-то еще продолжали бить пушки.
14 мая 1415-го года новый марнграф Бранденбурга — Фридрих Нюрнбергский — привез Коссу в Рудольфцельм.
XLVIII
На протяжении всего пути, когда его везли из Фрайбурга в Констанцу, Косса молчал. Он чувствовал, что обрушился мир, силился это понять и не мог. Его сперва посадили в мерзкую каменную дыру с окном, забранным толстой кованой решеткой. Часа через два принесли миску тюремного хлебова из несвежей свинины с бобами, ломоть ржаного хлеба и кувшин с водой. Он съел похлебку, морщась сжевал хлеб и выпил всю воду. Ел и пил он не споря, понимая, что ему понадобятся силы, а если он сейчас не поест, то ослабеет. Спустя время вывели на двор, к вонючему отхожему месту. (Кадь для испражнений, парашу, поставили ему в темницу только к концу дня.) Проходя двором, он мельком оглядел высокие стены с четырех сторон, с нависшими галереями из потемнелого, почти черного дуба, видимо, внутренний двор замка. Бежать отсюда было невозможно, да и — куда бежать? Умыться и привести себя в порядок ему дали только через три дня, перед приводом на суд.
Все это время Косса думал, прикидывал, гадал. Он не ведал — доскакал ли стремянный? Не знал, что Има жива и уже хлопочет о нем. Не знал, и уже на судилище понял, что Козимо Медичи схвачен, как и многие его спутники. (Хорошо, что Поджо Браччолини уехал собирать рукописи! Что бы он мог содеять, оставшись здесь!)
Когда 24 мая 1415-го года его вводили для суда в здание торговой палаты, где проходили все заседания собора, Косса криво усмехнулся. Все было, как и до его бегства, — даже трон с возвышением не убрали! Только ему уже не позволили даже приблизиться к почетным местам кардиналов и богословов. Он стоял, с отстраненным удивлением озирая снизу торжественный ряд кресел с прямыми спинками, на которые глядел до того только сверху. И потом уже обозрел, запоминая, лица кардиналов, епископов и докторов богословия, знакомых и незнакомых, добрых и злых, но ныне одинаково холодных, отстраненно-безразличных или взъяренных и негодующих, обращенные к нему.
Вот сидит Пьетро Стефанески-Анибальди, кардинал Сан Анжело, прославившийся своим лихоимством в Риме в бытность свою легатом. И не он ли, Косса, предоставил Стефанески это доходное место? Ты же, Пьетро, ходил с Луи д’Анжу в поход против Владислава! Ты же был моим легатом в Праге, борясь с виклифианской ересью! Ты же, все-таки, храбрый человек! Проснись, подумай о том, что делаешь теперь и как это аукнется тебе самому в будущем!
А Оддо Колонна? Что ж ты молчишь? Ты же был мне другом! Ты же и в Шаффхаузен первым поскакал за мной! И кардиналом ты бы не стал без меня! Брани меня, обвиняй, но не молчи, ради Бога!
Увы, тут нет Джакомо Изолани, которого я вытащил из Болоньи, сделал кардиналом Святого Евстафия и поставил сейчас своим легатом-наместником в Риме! Или и он бы стал молчать, как Колонна, предавая меня?
А ты, Антонио Шалан, ездивший от меня послом к Сигизмунду, и ты теперь против меня?
О, Господи! Я никогда не смотрел на них снизу вверх! Я впервые смотрю на собор снизу!
И Франческо Забарелла, кардинал Сан Космо Дамиано, второй мой посол к Сигизмунду, кардинал великой Флоренции! Ученый и гуманист, автор ученых трудов! И ты торопишься повторить подвиг Иуды?
Косса не удержался, разлепил уста, произнеся негромко:
— Здравствуй, Франческо! Мы ведь и не поздоровались с тобой! — и домолвил мстительно, глядя, как на лице старого кардинала невольно проступают бурые пятна стыда: — А Козимо вы арестовали зря! Он не связан со мною ничем, кроме совместной дороги! Ежели надумаете его держать и дольше, сообщи отцу! — И уже не смотрел на вконец побуревшего и взмокшего Забареллу. Глядел на других своими разбойными, помолодевшими вдруг, широко расставленными глазами.
На Пьера д’Альи, которого когда-то принимал у себя, нахохлившегося, похожего сейчас на печального старого ворона, на Броньи, на шалонского епископа Луи де Бара… (Скользом прошло: одолеют ли французы, когда дело дойдет до выбора нового папы или нет?).
Ну, конечно, венецианцы: Ландо и Морозини, когда-то перебежавшие ко мне от Григория XII (которого он так и не сумел поймать!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110