Гнетущий полумрак цеплялся за тяжелые задернутые шторы, словно живое существо, приманивающие в эту огромную комнату тени из всего дома. Свет потускнел; вокруг того, что выглядело как мебельная рухлядь и причудливые огромные и маленькие фигуры из дерева и металла, сгущались тени.
Тишину нарушил тот же скрипучий звук, который привел меня сюда. Тени по-кошачьи крались по комнате, будто в поисках жертвы. Оцепенев от ужаса, я следила за шторой, она пульсировала и дышала, словно чудовище из моих ночных кошмаров.
Внезапно звук и движение прекратились; недвижная тишина оказалась еще страшнее. Только я повернулась к выходу, как тот же пульсирующий скрипучий звук раздался снова. Собравшись с духом, я пересекла комнату и отдернула штору. Обнаружив в двустворчатой стеклянной двери выбитое стекло, я громко расхохоталась. Ветер попеременно втягивал и выдувал штору сквозь эту дыру.
Слабеющий предвечерний свет, заструившийся через отдернутую штору, передвинул тени в комнате и выхватил на стене овальное зеркало, наполовину скрытое одной из странных металлических фигур. Я протиснулась между изваянием и стеной и жадно уставилась в старинное венецианское зеркало; помутневшее и потрескавшееся от старости, оно так исказило мои черты, что я опрометью бросилась вон из комнаты.
Через черный ход я вышла из дома. Широкая лужайка за домом была пустынна. Небо было еще светлое, но высокие фруктовые деревья вокруг лужайки уже сделались цвета сумерек. Над головой пролетела стая ворон; их черные хлопающие крылья гасили в небе свет, и ночь стремительно опускалась во двор.
Совершенно подавленная, я села в отчаянии на землю и разревелась. Чем сильнее я плакала, тем большее удовольствие получала от рыданий во весь голос.
Из приступа жалости к себе меня выхватил шорох грабель. Подняв глаза, я увидела тщедушного человечка, сгребавшего листья к небольшому костру у края лужайки.
-- Эсперанса! -- крикнула я, бросившись к ней, но резко остановилась, поняв внезапно, что это не она, а какой-то мужчина. -- Простите, -- пробормотала я, оправдываясь. -- Я обозналась. -- Я протянула руку и назвала себя. Я старалась не приглядываться к нему, но ничего не могла с собой поделать; у меня не было уверенности, что это не Эсперанса, переодетая мужчиной.
Он подал мне руку, осторожно пожал мою и сказал: -- Я смотритель. -- Своего имени он мне не назвал.
Его ладонь в моей показалась хрупкой, как птичье крылышко. Это был худой, довольно старый человек. И лицо его тоже походило на птичье, с острыми орлиными чертами и живыми глазами. Его белые волосы, словно перья, торчали хохолками. Однако напомнили мне Эсперансу не только его хрупкая фигура и птичья внешность, но и морщинистое бесстрастное лицо, глаза, блестящие и влажные, как глаза ребенка, и зубы, мелкие, квадратные и очень белые.
-- Вы знаете, где Флоринда? -- спросила я. Он покачал головой, а я добавила: -- Вы знаете, где все остальные?
Довольно долго он молчал, а потом так, словно я ни о чем его не спрашивала, повторил, что он смотритель. -- Я за всем присматриваю.
-- В самом деле? -- спросила я, подозрительно его разглядывая. Он выглядел таким хрупким и тщедушным, что, похоже, не был в состоянии присматривать за чем бы то ни было, включая себя самого.
-- Я за всем присматриваю, -- повторил он, ласково улыбнувшись, как будто это могло развеять мои сомнения. Он собрался было еще что-то сказать, но вместо этого пожевал задумчиво нижнюю губу, повернулся и снова принялся аккуратными ловкими движениями сгребать листья в кучку.
-- А где все остальные? -- спросила я.
Он окинул меня рассеянным взглядом, упершись подбородком в ладонь, держащую ручку грабель. Потом оглянулся с глупый улыбкой так, словно в любой момент кто-нибудь мог материализоваться из-за фруктового дерева.
С громким вздохом нетерпения я повернулась, чтобы уйти.
Он откашлялся и хриплым, дрожащим от старости голосом произнес:
-- Старый нагваль взял Исидоро Балтасара с собой в горы. -- Он не смотрел на меня; его глаза всматривались куда-то вдаль. -- Через пару дней они вернутся.
-- Дней! -- возмущенно взвизгнула я. -- А вы их правильно поняли? -- Расстроенная тем, что оправдались мои наихудшие опасения, я могла лишь пробормотать: -- Как он мог оставить меня здесь совершенно одну?
-- Они уехали вчера вечером, -- сказал старик, подгребая в кучу листок, отнесенный ветром в сторону.
-- Это невозможно, -- решительно возразила я. -- Мы только вчера вечером сюда прибыли. Поздним вечером, -- подчеркнула я.
С полным безразличием к моему агрессивному грубому тону, да и к самому моему присутствию, старик поджег кучку листьев, находившуюся перед ним.
-- Не оставил ли Исидоро Балтасар для меня какой-нибудь весточки? -- спросила я, присев рядом с ним на корточки. -Может, записку или еще что? -- Внезапно мне захотелось закричать на него, но я не осмелилась, сама не знаю почему. Какое-то загадочное своеобразие внешности старика не давало мне покоя. Я не могла отделаться от мысли, что это переодетая Эсперанса.
-- А Эсперанса тоже отправилась с ними в горы? -- спросила я. Мой голос дрогнул, потому что внезапно меня охватило отчаянное желание расхохотаться. Он ничем не смог бы убедить меня в том, что он действительно мужчина, разве что спустив штаны и предъявив мне свои гениталии.
-- Эсперанса в доме, -- пробормотал он, не отводя глаз от кучки горящих листьев. -- Она в доме вместе со всеми.
-- Что за чушь; ее в доме нет, -- грубо возразила ему я. -- В доме никого нет. Я искала их полдня. Я проверила каждую комнату.
-- А она в маленьком домике, -- упрямо повторил старик, вглядываясь в меня так же пристально, как он глядел на горящие листья. Лукавая искра в его глазах вызвала во мне желание дать ему пинка.
-- Каком маленьком ... -- Мой голос угас, когда я припомнила другой дом, виденный мною в момент приезда. Сама мысль об этом месте причинила мне почти физическую боль.
-- Вы могли бы мне сразу сказать, что Эсперанса находится в маленьком домике, -- брюзгливо сказала я. Исподтишка я огляделась вокруг, но дома не было видно. Высокие деревья и стена за ними скрывали его из виду. -- Сейчас я пойду и посмотрю, в самом ли деле Эсперанса там, где вы говорите, -сказала я, поднимаясь на ноги.
Старик тоже встал и, повернувшись к ближайшему дереву, снял висевшую на нижней ветке масляную лампу и джутовый мешок. -- Боюсь, я не смогу тебе позволить идти туда одной, -- сказал он.
-- Это еще почему? -- уязвленно возразила я. -- Возможно, вы об этом не знаете, но я здесь гостья Флоринды. И вчера вечером я побывала в маленьком домике. -- Я сделала небольшую паузу, а потом веско добавила: -- Я точно там была.
Он внимательно меня выслушал, но лицо его выражало сомнение.
-- Туда не так просто попасть, -- предупредил он меня наконец. -- Я должен приготовить для тебя тропу, я должен... -Тут он оборвал себя на полуслове, явно не желая чего-то говорить. Он пожал плечами и повторил, что должен приготовить для меня "тропу".
-- Что там еще готовить? -- раздраженно спросила я. -- Вы что, должны прорубаться через заросли чапарраля с помощью мачете?
-- Я смотритель. Я готовлю тропу, -- упрямо повторил он и присел на землю, чтобы зажечь масляную лампу. Брызнув маслом на ветру, лампа вспыхнула ровным огнем. Его черты стали почти бесплотными, лишенными морщин, словно свет лампы сгладил отметины времени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
Тишину нарушил тот же скрипучий звук, который привел меня сюда. Тени по-кошачьи крались по комнате, будто в поисках жертвы. Оцепенев от ужаса, я следила за шторой, она пульсировала и дышала, словно чудовище из моих ночных кошмаров.
Внезапно звук и движение прекратились; недвижная тишина оказалась еще страшнее. Только я повернулась к выходу, как тот же пульсирующий скрипучий звук раздался снова. Собравшись с духом, я пересекла комнату и отдернула штору. Обнаружив в двустворчатой стеклянной двери выбитое стекло, я громко расхохоталась. Ветер попеременно втягивал и выдувал штору сквозь эту дыру.
Слабеющий предвечерний свет, заструившийся через отдернутую штору, передвинул тени в комнате и выхватил на стене овальное зеркало, наполовину скрытое одной из странных металлических фигур. Я протиснулась между изваянием и стеной и жадно уставилась в старинное венецианское зеркало; помутневшее и потрескавшееся от старости, оно так исказило мои черты, что я опрометью бросилась вон из комнаты.
Через черный ход я вышла из дома. Широкая лужайка за домом была пустынна. Небо было еще светлое, но высокие фруктовые деревья вокруг лужайки уже сделались цвета сумерек. Над головой пролетела стая ворон; их черные хлопающие крылья гасили в небе свет, и ночь стремительно опускалась во двор.
Совершенно подавленная, я села в отчаянии на землю и разревелась. Чем сильнее я плакала, тем большее удовольствие получала от рыданий во весь голос.
Из приступа жалости к себе меня выхватил шорох грабель. Подняв глаза, я увидела тщедушного человечка, сгребавшего листья к небольшому костру у края лужайки.
-- Эсперанса! -- крикнула я, бросившись к ней, но резко остановилась, поняв внезапно, что это не она, а какой-то мужчина. -- Простите, -- пробормотала я, оправдываясь. -- Я обозналась. -- Я протянула руку и назвала себя. Я старалась не приглядываться к нему, но ничего не могла с собой поделать; у меня не было уверенности, что это не Эсперанса, переодетая мужчиной.
Он подал мне руку, осторожно пожал мою и сказал: -- Я смотритель. -- Своего имени он мне не назвал.
Его ладонь в моей показалась хрупкой, как птичье крылышко. Это был худой, довольно старый человек. И лицо его тоже походило на птичье, с острыми орлиными чертами и живыми глазами. Его белые волосы, словно перья, торчали хохолками. Однако напомнили мне Эсперансу не только его хрупкая фигура и птичья внешность, но и морщинистое бесстрастное лицо, глаза, блестящие и влажные, как глаза ребенка, и зубы, мелкие, квадратные и очень белые.
-- Вы знаете, где Флоринда? -- спросила я. Он покачал головой, а я добавила: -- Вы знаете, где все остальные?
Довольно долго он молчал, а потом так, словно я ни о чем его не спрашивала, повторил, что он смотритель. -- Я за всем присматриваю.
-- В самом деле? -- спросила я, подозрительно его разглядывая. Он выглядел таким хрупким и тщедушным, что, похоже, не был в состоянии присматривать за чем бы то ни было, включая себя самого.
-- Я за всем присматриваю, -- повторил он, ласково улыбнувшись, как будто это могло развеять мои сомнения. Он собрался было еще что-то сказать, но вместо этого пожевал задумчиво нижнюю губу, повернулся и снова принялся аккуратными ловкими движениями сгребать листья в кучку.
-- А где все остальные? -- спросила я.
Он окинул меня рассеянным взглядом, упершись подбородком в ладонь, держащую ручку грабель. Потом оглянулся с глупый улыбкой так, словно в любой момент кто-нибудь мог материализоваться из-за фруктового дерева.
С громким вздохом нетерпения я повернулась, чтобы уйти.
Он откашлялся и хриплым, дрожащим от старости голосом произнес:
-- Старый нагваль взял Исидоро Балтасара с собой в горы. -- Он не смотрел на меня; его глаза всматривались куда-то вдаль. -- Через пару дней они вернутся.
-- Дней! -- возмущенно взвизгнула я. -- А вы их правильно поняли? -- Расстроенная тем, что оправдались мои наихудшие опасения, я могла лишь пробормотать: -- Как он мог оставить меня здесь совершенно одну?
-- Они уехали вчера вечером, -- сказал старик, подгребая в кучу листок, отнесенный ветром в сторону.
-- Это невозможно, -- решительно возразила я. -- Мы только вчера вечером сюда прибыли. Поздним вечером, -- подчеркнула я.
С полным безразличием к моему агрессивному грубому тону, да и к самому моему присутствию, старик поджег кучку листьев, находившуюся перед ним.
-- Не оставил ли Исидоро Балтасар для меня какой-нибудь весточки? -- спросила я, присев рядом с ним на корточки. -Может, записку или еще что? -- Внезапно мне захотелось закричать на него, но я не осмелилась, сама не знаю почему. Какое-то загадочное своеобразие внешности старика не давало мне покоя. Я не могла отделаться от мысли, что это переодетая Эсперанса.
-- А Эсперанса тоже отправилась с ними в горы? -- спросила я. Мой голос дрогнул, потому что внезапно меня охватило отчаянное желание расхохотаться. Он ничем не смог бы убедить меня в том, что он действительно мужчина, разве что спустив штаны и предъявив мне свои гениталии.
-- Эсперанса в доме, -- пробормотал он, не отводя глаз от кучки горящих листьев. -- Она в доме вместе со всеми.
-- Что за чушь; ее в доме нет, -- грубо возразила ему я. -- В доме никого нет. Я искала их полдня. Я проверила каждую комнату.
-- А она в маленьком домике, -- упрямо повторил старик, вглядываясь в меня так же пристально, как он глядел на горящие листья. Лукавая искра в его глазах вызвала во мне желание дать ему пинка.
-- Каком маленьком ... -- Мой голос угас, когда я припомнила другой дом, виденный мною в момент приезда. Сама мысль об этом месте причинила мне почти физическую боль.
-- Вы могли бы мне сразу сказать, что Эсперанса находится в маленьком домике, -- брюзгливо сказала я. Исподтишка я огляделась вокруг, но дома не было видно. Высокие деревья и стена за ними скрывали его из виду. -- Сейчас я пойду и посмотрю, в самом ли деле Эсперанса там, где вы говорите, -сказала я, поднимаясь на ноги.
Старик тоже встал и, повернувшись к ближайшему дереву, снял висевшую на нижней ветке масляную лампу и джутовый мешок. -- Боюсь, я не смогу тебе позволить идти туда одной, -- сказал он.
-- Это еще почему? -- уязвленно возразила я. -- Возможно, вы об этом не знаете, но я здесь гостья Флоринды. И вчера вечером я побывала в маленьком домике. -- Я сделала небольшую паузу, а потом веско добавила: -- Я точно там была.
Он внимательно меня выслушал, но лицо его выражало сомнение.
-- Туда не так просто попасть, -- предупредил он меня наконец. -- Я должен приготовить для тебя тропу, я должен... -Тут он оборвал себя на полуслове, явно не желая чего-то говорить. Он пожал плечами и повторил, что должен приготовить для меня "тропу".
-- Что там еще готовить? -- раздраженно спросила я. -- Вы что, должны прорубаться через заросли чапарраля с помощью мачете?
-- Я смотритель. Я готовлю тропу, -- упрямо повторил он и присел на землю, чтобы зажечь масляную лампу. Брызнув маслом на ветру, лампа вспыхнула ровным огнем. Его черты стали почти бесплотными, лишенными морщин, словно свет лампы сгладил отметины времени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88