Иначе говоря, вероятно, во все эти дни мнимоумерший продолжал писать и из этих его бумаг составился целый пакет, пересланный Лувуа.
Аррез считает, что, как только Доже умер, Сен-Мар, следуя заранее согласованному с Лувуа плану, перевел Фуке в одиночку. Поскольку никто из посторонних не видел тайного погребения Доже, а помещение в Боковой башне опустело, возникла легенда об освобождении Фуке… В письме Лувуа от 8 апреля есть еще одна любопытная фраза о том, что важные сведения, известные Фуке, могут быть доступны Лозену и Ла Ривьеру. Умалчивается о другом лакее — Доже — не потому ли, что Лувуа знал о смерти этого слуги? Если умер Доже, то Фуке был жив. Понятно, и почему не отпустили на свободу слуг Фуке: Доже — потому что он уже был мертв, а Ла Ривьера — потому что он видел умершим Доже, а не своего хозяина. Вместе с тем, когда Лувуа писал Сен-Мару, что следует сохранять под стражей Ла Ривьера и Доже, тюремщик отлично понимал, что речь идет о Ла Ривьере и Фуке. Доже стал псевдонимом Фуке, фамилия которого, правда, позднее только раз мелькнула в письмах военного министра. А именно в письме Лувуа от 10 июля 1680 г., где говорилось о получении Доже каких-то «ядов». Их мог откуда-то взять не сидевший в одиночке Доже, а Фуке, которого стали называть фамилией «слуги». Впоследствии исчезло в переписке и имя Доже — появились «двое из Нижней башни».
Теперь о том, какие секреты мог узнать Лозен от Фуке, переговариваясь через отверстие, которое они проделали между своими камерами. Это явно не были придворные тайны. Лозен был другом семьи Фуке до 1661 г. и еще тогда мог узнать от них эти тайны, его ведь арестовали только через 10 лет — в 1671 г., и он был поэтому лучше, чем сюринтендант, осведомлен о том, что творилось в придворных сферах. Фуке мог ему сообщить лишь о секретах, связанных с заключением в Пине-роле, особенно о непонятном письме к нему Лувуа относительно Доже, о том, что того не разрешали держать в помещении, когда в него входил герцог или кто-либо другой. Не сообщил ли Фуке о том, что Доже при смерти и что он опасается попасть в одиночку взамен слуги? Как бы то ни было, Лозен ничего не поведал о тайнах Фуке и даже заведомо ложно рассказывал, что, вероятно, его друга освободили незадолго до смерти. Возможно, это молчание было платой за освобождение самого Лозена (как раз в марте 1680 г. он вел особую переписку с Лувуа). Герцог был превращен в свидетеля, подтвердившего официальную версию о смерти Фуке.
Добавим, что ни одного из заключенных, кроме Фуке, при перевозке не сопровождал такой эскорт, который следовал за «маской». И наконец, на содержание «маски» тратили, по существу, столько же, сколько расходовали на Фуке, — во много раз больше, чем на других заключенных (кроме Лозена) и тем более «слуг» вроде Доже, которых держали на крайне скудном пайке.
Фуке был «самым старым заключенным» Сен-Мара, таким фигурирует и «маска» в переписке. К 1703 г. ему должно было быть 89 лет, но таких случаев долголетия можно привести не так уж мало среди современников Фуке, придворных, представителей дворянской знати и высшего чиновничества (Аррез приводит такие примеры). Мать Фуке дожила даже до 91 года.
Мы изложили все существенные доводы, приводимые Аррезом в пользу своей теории. Нетрудно заметить, что они не доказывают «самого малого» — что Фуке действительно не умер 23 марта 1680 г. Более того, эти аргументы не свидетельствуют, что Лувуа и Кольбер страшились возвращения Фуке ко двору, что они рассматривали этого давно поверженного соперника, проведшего уже почти два десятилетия в заключении, в качестве опасного противника. Ничто не доказывает, что 65-летний сюринтендант, после долгих лет заключения растерявший своих сторонников, якобы мог стать вождем лагеря, который бы противостоял Кольберу и Лувуа. Если бы это было действительно так, то Кольбер и Лувуа, по словам Арреза, макиавеллисты, настаивавшие во время процесса Фуке, чтобы его приговорили к повешению, конечно, нашли бы с помощью Сен-Мара средство отделаться от врага, а не разыгрывать комедию с его мнимой смертью и превращением в «маску». Тем менее было у министров, а после смерти Кольбера и Лувуа — у их преемников резона продолжать эту комедию после «официальной» смерти Фуке еще на протяжении более 23 лет, когда сам узник уже давно должен был превратиться в дряхлого старца. Мы уже говорили и о том, насколько неубедительны утверждения Арреза, что Людовик XIV был просто марионеткой Лувуа и Кольбера, а после смерти своих знаменитых министров — игрушкой в руках их родственников, в том числе совсем еще юного Барбезье. Не прибавляет убедительности метод, при котором источники понимаются то в прямом, то в обратном смысле, прямо противоположном написанному (например, при упоминании одного арестанта иметь в виду другого и т.п.).
К названию своей книги «Железная маска» Аррез добавил подзаголовок «Наконец разгаданная тайна». Вернее было бы сказать, что эта книга сделала старую тайну еще более непроницаемой, так как доводы Арреза против реальной кандидатуры на роль «маски» — Эсташа Доже нельзя сбрасывать со счетов. Аррез, как и некоторые его предшественники, прежде всего М. Паньоль, подчеркивает, что до нас дошла очень небольшая часть переписки Сен-Мара с его начальством и что уничтожена была сознательно та часть корреспонденции, которая могла дать ключ к разгадке тайны. Тем более что Сен-Мар сам не раз отмечал, что в дополнение к официальным донесениям отправляет с доверенными курьерами еще и частные письма. Все они исчезли. Вместе с тем Аррез встал на путь домыслов насчет содержания утерянных писем и устных предписаний. Это вряд ли путь, ведущий к цели. Ведь, встав на него, можно, например, допустить, что в какой-то момент Сен-Мару был доставлен еще один узник, о котором было приказано не упоминать ни единым словом в официальной переписке, и, опираясь на такую гипотезу, дать новую трактовку всей известной корреспонденции (а также по-новому представить размещение заключенных по камерам тюрьмы Пинероля, чем усердно занимался Аррез). Конечно, это произвольное предположение, но оно в одном ряду с догадкой, что Лувуа и Сен-Мар в своей переписке только и думали, чтобы сбить со следа будущих исследователей истории «маски». Подобный домысел нетрудно обосновать, используя «метод» Арреза: «удобные» показания принимать на веру, а все не укладывающиеся в схему свидетельства объявлять следствием дезинформации.
Если бы Фуке был «маской», непонятно, зачем ему давали возможность встречаться с Лозеном, а позднее — с семьей (если исключить объяснение, что все это было игрой с целью скрыть дальнейшую судьбу бывшего сюринтенданта). Поэтому можно считать, что именно он умер в Пинероле — может быть, насильственной смертью (был отравлен Доже).
Но загадка остается. Осудить сюринтенданта за злоупотребления, вернуть казне награбленные им и его приближенными десятки и сотни миллионов ливров, превратить подсудимого в козла отпущения за ненавистную народу политику налогового гнета в период правления Мазарини, одним словом, использовать в полной мере все политические выгоды, которые можно было извлечь из падения Фуке, — это одно дело. Но не смягчение, а, вопреки обычаю, вынесение более сурового судебного приговора было уже необычным для короля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257
Аррез считает, что, как только Доже умер, Сен-Мар, следуя заранее согласованному с Лувуа плану, перевел Фуке в одиночку. Поскольку никто из посторонних не видел тайного погребения Доже, а помещение в Боковой башне опустело, возникла легенда об освобождении Фуке… В письме Лувуа от 8 апреля есть еще одна любопытная фраза о том, что важные сведения, известные Фуке, могут быть доступны Лозену и Ла Ривьеру. Умалчивается о другом лакее — Доже — не потому ли, что Лувуа знал о смерти этого слуги? Если умер Доже, то Фуке был жив. Понятно, и почему не отпустили на свободу слуг Фуке: Доже — потому что он уже был мертв, а Ла Ривьера — потому что он видел умершим Доже, а не своего хозяина. Вместе с тем, когда Лувуа писал Сен-Мару, что следует сохранять под стражей Ла Ривьера и Доже, тюремщик отлично понимал, что речь идет о Ла Ривьере и Фуке. Доже стал псевдонимом Фуке, фамилия которого, правда, позднее только раз мелькнула в письмах военного министра. А именно в письме Лувуа от 10 июля 1680 г., где говорилось о получении Доже каких-то «ядов». Их мог откуда-то взять не сидевший в одиночке Доже, а Фуке, которого стали называть фамилией «слуги». Впоследствии исчезло в переписке и имя Доже — появились «двое из Нижней башни».
Теперь о том, какие секреты мог узнать Лозен от Фуке, переговариваясь через отверстие, которое они проделали между своими камерами. Это явно не были придворные тайны. Лозен был другом семьи Фуке до 1661 г. и еще тогда мог узнать от них эти тайны, его ведь арестовали только через 10 лет — в 1671 г., и он был поэтому лучше, чем сюринтендант, осведомлен о том, что творилось в придворных сферах. Фуке мог ему сообщить лишь о секретах, связанных с заключением в Пине-роле, особенно о непонятном письме к нему Лувуа относительно Доже, о том, что того не разрешали держать в помещении, когда в него входил герцог или кто-либо другой. Не сообщил ли Фуке о том, что Доже при смерти и что он опасается попасть в одиночку взамен слуги? Как бы то ни было, Лозен ничего не поведал о тайнах Фуке и даже заведомо ложно рассказывал, что, вероятно, его друга освободили незадолго до смерти. Возможно, это молчание было платой за освобождение самого Лозена (как раз в марте 1680 г. он вел особую переписку с Лувуа). Герцог был превращен в свидетеля, подтвердившего официальную версию о смерти Фуке.
Добавим, что ни одного из заключенных, кроме Фуке, при перевозке не сопровождал такой эскорт, который следовал за «маской». И наконец, на содержание «маски» тратили, по существу, столько же, сколько расходовали на Фуке, — во много раз больше, чем на других заключенных (кроме Лозена) и тем более «слуг» вроде Доже, которых держали на крайне скудном пайке.
Фуке был «самым старым заключенным» Сен-Мара, таким фигурирует и «маска» в переписке. К 1703 г. ему должно было быть 89 лет, но таких случаев долголетия можно привести не так уж мало среди современников Фуке, придворных, представителей дворянской знати и высшего чиновничества (Аррез приводит такие примеры). Мать Фуке дожила даже до 91 года.
Мы изложили все существенные доводы, приводимые Аррезом в пользу своей теории. Нетрудно заметить, что они не доказывают «самого малого» — что Фуке действительно не умер 23 марта 1680 г. Более того, эти аргументы не свидетельствуют, что Лувуа и Кольбер страшились возвращения Фуке ко двору, что они рассматривали этого давно поверженного соперника, проведшего уже почти два десятилетия в заключении, в качестве опасного противника. Ничто не доказывает, что 65-летний сюринтендант, после долгих лет заключения растерявший своих сторонников, якобы мог стать вождем лагеря, который бы противостоял Кольберу и Лувуа. Если бы это было действительно так, то Кольбер и Лувуа, по словам Арреза, макиавеллисты, настаивавшие во время процесса Фуке, чтобы его приговорили к повешению, конечно, нашли бы с помощью Сен-Мара средство отделаться от врага, а не разыгрывать комедию с его мнимой смертью и превращением в «маску». Тем менее было у министров, а после смерти Кольбера и Лувуа — у их преемников резона продолжать эту комедию после «официальной» смерти Фуке еще на протяжении более 23 лет, когда сам узник уже давно должен был превратиться в дряхлого старца. Мы уже говорили и о том, насколько неубедительны утверждения Арреза, что Людовик XIV был просто марионеткой Лувуа и Кольбера, а после смерти своих знаменитых министров — игрушкой в руках их родственников, в том числе совсем еще юного Барбезье. Не прибавляет убедительности метод, при котором источники понимаются то в прямом, то в обратном смысле, прямо противоположном написанному (например, при упоминании одного арестанта иметь в виду другого и т.п.).
К названию своей книги «Железная маска» Аррез добавил подзаголовок «Наконец разгаданная тайна». Вернее было бы сказать, что эта книга сделала старую тайну еще более непроницаемой, так как доводы Арреза против реальной кандидатуры на роль «маски» — Эсташа Доже нельзя сбрасывать со счетов. Аррез, как и некоторые его предшественники, прежде всего М. Паньоль, подчеркивает, что до нас дошла очень небольшая часть переписки Сен-Мара с его начальством и что уничтожена была сознательно та часть корреспонденции, которая могла дать ключ к разгадке тайны. Тем более что Сен-Мар сам не раз отмечал, что в дополнение к официальным донесениям отправляет с доверенными курьерами еще и частные письма. Все они исчезли. Вместе с тем Аррез встал на путь домыслов насчет содержания утерянных писем и устных предписаний. Это вряд ли путь, ведущий к цели. Ведь, встав на него, можно, например, допустить, что в какой-то момент Сен-Мару был доставлен еще один узник, о котором было приказано не упоминать ни единым словом в официальной переписке, и, опираясь на такую гипотезу, дать новую трактовку всей известной корреспонденции (а также по-новому представить размещение заключенных по камерам тюрьмы Пинероля, чем усердно занимался Аррез). Конечно, это произвольное предположение, но оно в одном ряду с догадкой, что Лувуа и Сен-Мар в своей переписке только и думали, чтобы сбить со следа будущих исследователей истории «маски». Подобный домысел нетрудно обосновать, используя «метод» Арреза: «удобные» показания принимать на веру, а все не укладывающиеся в схему свидетельства объявлять следствием дезинформации.
Если бы Фуке был «маской», непонятно, зачем ему давали возможность встречаться с Лозеном, а позднее — с семьей (если исключить объяснение, что все это было игрой с целью скрыть дальнейшую судьбу бывшего сюринтенданта). Поэтому можно считать, что именно он умер в Пинероле — может быть, насильственной смертью (был отравлен Доже).
Но загадка остается. Осудить сюринтенданта за злоупотребления, вернуть казне награбленные им и его приближенными десятки и сотни миллионов ливров, превратить подсудимого в козла отпущения за ненавистную народу политику налогового гнета в период правления Мазарини, одним словом, использовать в полной мере все политические выгоды, которые можно было извлечь из падения Фуке, — это одно дело. Но не смягчение, а, вопреки обычаю, вынесение более сурового судебного приговора было уже необычным для короля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257