Когда Варфоломеев вышел из трапезной, Афанасий подошел к Казарину-старшему поближе, что-то поискал языком за левой щекой, сплюнул и произнес:
– Даю вам три минуты подумать. Зачем ломать кости, если можно их не ломать. Петя, держи их обоих на мушке, а я пока доем то, что не успел…
Он придвинул к столу скамейку и, крякнув, сел возле алюминиевой миски, рядом с которой лежал огромный кусок черного хлеба. Почесав небритый подбородок, Афанасий приступил к трапезе. От его громкого чавканья Анна сморщилась. Это не ускользнуло от внимания столующегося.
– Что, не нравится? Ничего, скоро не понравится еще больше.
Анна отвернулась. Наступила мертвая тишина, прерываемая лишь ритмичным до омерзения чавканьем. Наконец Афанасий закончил, вновь поискал что-то языком за щекой, встал, подошел к Казарину и, ни слова не говоря, ударил его прикладом автомата по ребрам. Анна вскрикнула, попыталась вскочить, но, отброшенная Петром назад, вновь рухнула на скамейку.
– Я же говорил, что не понравится, – сказал Афанасий и икнул.
– Ладно, черт с вами, я все скажу, только не трогайте его больше. – Анна не отрываясь смотрела на согнувшегося Владимира.
– Ну, вот и правильно, чего, правда, ссориться, – вздохнул Афанасий и молча уставился на Анну.
– Код у Германа.
– А я-то думал, мы договорились. – Афанасий вновь поднял автомат.
– Да говорят же вам, табличка с кодом была в удостоверении! – истерично закричала Анна и еще раз попыталась вскочить. Но Петр вновь отбросил ее назад.
Афанасий почесал небритый подбородок.
– А он знает?
– Вы у меня спрашиваете?!
Афанасий задумался, и в зале вновь наступила гнетущая тишина.
– Хорошо, кабы так, – произнес он наконец. – Петька, не спускай с них глаз, а я быстренько.
Он засеменил к двери, звякнуло тяжелое железное кольцо, и небритый человек в сутане скрылся в черном проеме.
Лешка выскочил из собора и со всех ног бросился к трапезной, где на втором этаже тускло горел свет. Вся остальная территория была погружена во мрак. С Афанасием они столкнулись на лестнице. Лешке повезло, он успел отскочить в сторону и вжаться в стену в полуметре от входной двери.
С одиноким Петром Казарин-старший разобрался быстро. Помог все тот же камень-неваляшка, спрятанный в рукаве. Петру достаточно было на секунду отвести глаза, как послышался свист… Удар пришелся в висок, и, захрипев, Петр завалился набок.
– Аннушка, ты просто умница, – произнес Владимир, после чего взялся за бок и поморщился, – больно… сволочь…
В этот момент скрипнула дверь и в темном проеме показалась фигура в монашеском одеянии. И снова послышался свист камня-выручалочки, но Афанасий ловко увернулся и вдруг произнес Лешкиным голосом:
– Батя, так и убить можно…
В эту же секунду на улице раздался взрыв…
– Танька! – крикнул Лешка и стремглав выскочил наружу. За ним бросились Казарин-старший и Анна.
Тани в соборе не было. Анна, Владимир Константинович и Лешка вновь выбежали наружу и остановились в нерешительности, лихорадочно соображая, куда двигаться дальше.
И тут они увидели Татьяну, появившуюся из-за угла. Она, спотыкаясь, кинулась к мужу, уткнулась ему в грудь, и с ней началась истерика. Насмерть перепуганный, Лешка вначале убедился, что с женой все в порядке, и только затем, борясь с подступившим к горлу комком, спросил:
– Это он?
Татьяна кивнула и сквозь слезы начала сбивчиво бормотать:
– Он. Приказал идти с ним вон до той башни, открыл дверь хода, ведущего куда-то вниз, попрощался, с иронией посоветовал продолжать изучать историю, особенно подземные ходы, и потребовал, чтобы через минуту я была далеко. А потом этот взрыв.
– Так, дамы, вы остаетесь здесь, а мы с Лешкой – на место происшествия, – произнес молчавший до сих пор Казарин-старший и первым рванул в сторону стены.
Внутри башни стояло облако пыли, а весь пол был завален грудой битого кирпича.
– Узнаю почерк барона фон Шпеера, -• медленно произнес Владимир Константинович и, махнув рукой, направился к выходу.
Когда Казарины увидели Анну и Таню, те мирно сидели на большом камне и о чем-то оживленно беседовали. Видно было, что контакт они наладили сразу. Татьяна успокоилась, и лишь красные глаза выдавали ее недавнее состояние. Подойдя к ним, Лешка нерешительно остановился, но ситуацию разрядил Владимир Константинович.
– Думаю вас не нужно теперь представлять друг другу, – сказал он, лукаво взглянув на Лешку и Анну.
– А я-то как рада, два Казариных на меня одну – это слишком, – шмыгнув носом, добавила Танька.
Анна подошла к Алексею, посмотрела на него снизу вверх и вдруг провела рукой по его щеке.
– Господи, какой же ты у меня огромный…
Шапилин шел к машине, стоящей на знаменитом «уголке» возле Никольских ворот. Его лицо было серым от напряжения. За ним следовала охрана и несколько высокопоставленных офицеров НКВД. Один из них пытался что-то объяснить на ходу:
– Петр Саввич, это рискованно. Казарин подвел всех. Предлагаю остановить поиски и начать служебное расследование.
Шапилин распахнул дверцу.
– Тогда начните это расследование с меня, полковник Энкавэдэшник тихо, но очень четко произнес:
– Если понадобится…
Шапилин замер, потом смерил наглеца презрительным взглядом, но ответить не успел.
– Товарищ генерал! Товарищ генерал!!! Казарин звонил. Нашлась англичаночка!
От подъезда Первого корпуса бежал адъютант. Шапи-лин расстегнул верхнюю пуговицу френча и победно глянул на энкавэдэшника:
– Засунь свое расследование, полковник, знаешь куда?
Проводив Владимира Константиновича и Татьяну, Алексей с Анной поднялись на стену, с которой были видны все окрестности и идущая к монастырю дорога. Алексей заботливо постелил на каменный выступ предусмотрительно подобранную сутану и усадил на нее мать. А она вес смотрела на дорогу, по которой удалялись две фигурки – присутствие в монастыре замначальника ГОНа и дочери Шапилина было совсем не обязательно, вернее, нежелательно.
– Не волнуйтесь… не волнуйся, – тут же поправился Алексей. – Отец с Танькой через полтора часа будут уже в Москве. – Затем он посмотрел на часы и со знанием дела добавил: – Опергруппа приедет, думаю, побыстрее. В общем, у тебя есть минут сорок, чтобы рассказать мне, где же ты была все это время.
Анна поправила волосы и на минуту задумалась. Перед ее глазами опять поплыли образы, которые она долгие годы гнала от себя, чтобы не сойти с ума от тоски. Она вновь окунулась в ненавистный двадцатый, который застал ее в Севастополе. Снова увидела нагруженный народом и тюками баркас, свое бледное с воспаленными глазами лицо, отражающееся в мутной воде, и много чего еще, о чем старалась забыть.
– Ты остался в госпитале в городе, – наконец произнесла она глухим, не знакомым самой себе голосом. – Володя усадил меня в лодку и с верным человеком отправился за тобой. Лишь надежда, что вы успеете на последний пароход, заставила меня согласиться сесть в баркас. Впрочем, я мало что соображала в тот момент. Высокая температура сделала свое дело. А когда нас накрыло снарядом, все оборвалось в один миг. Это потом я узнала, что меня спас наш есаул.
Лешка, не отрываясь, смотрел на мать.
– Что было дальше?
– Очнулась я только в Константинополе. О том, что красные захватили и расстреляли всех, кто пытался уплыть последним пароходом из Севастополя, мне долго не говорили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78