Это был вроде бы человек – облепленный какой-то зимней грязью, чуть ли не с кусками серого снега на голове. Кажется, на нем был старинный летчицкий шлем с треснувшими очками и какие-то гнилые ремни и веревки тащились за ним, волоча сквозь траву черные ошметки как бы парашюта… Лицо у него было зеленоватое, мертвенное, страшно изможденное – он бросился на Глобо, обхватил его руками, впился зубами в поверхность. Глобо завизжал, от визга его съежились листья на соседних деревьях, стал вертеться, вырываться. Он пытался высосать из своего врага всю кровь (как привык делать со своими жертвами), чтобы потом изблевать ее черными, едко пахнущими пятнами, похожими на пятна нефти, но напавший на него не был живым человеком, в нем не было крови.
С трудом, как сквозь толстый лед, лесничий узнал и припомнил образ Настоящего Человека, давно забытого призрака, о котором он слышал в юности. Лет пятнадцать не видали Настоящего Человека в этих краях.
Драка призраков все длилась. Боролся ли Настоящий Человек за добычу или вдруг решил спасти девочку – неизвестно. Рядом с местом схватки росла старая осина – Настоящий Человек вдруг метнулся, с неожиданной силой вырвал из осины острый сук и вонзил его глубоко в пухлое тело Единого Мира.
В этот момент Единый Мир издал такой пронзительный, такой долгий и леденящий душу вопль (нечто среднее между визгом убиваемой свиньи и свистом гигантского проколотого мяча), что трава по всей поляне умерла и почернела, синее небо на миг посерело, а лесничий, которому не было и тридцати пяти лет, стоял с белой головой – за секунду он стал седым.
Единый Мир сжался, съежился, превратился в бесформенный комок. Как брошенное в огонь письмо, он корчился и сжимался, становился все чернее и меньше… и вдруг исчез, развеявшись вонючим пеплом… Визг-свист его оборвался.
Он съежился так молниеносно, что Настоящий Человек потерял равновесие, упал на исчезающего врага и в грудь его глубоко вошел другой конец осинового сука. Он тихо, почти по-человечески, застонал, измученное лицо его вдруг стало на миг блаженным, неописуемое облегчение отразилось на этом лице – и он тоже исчез.
Не осталось никого – ни Единого Мира, ни Настоящего Человека, только девочка в белом платье лежала без сознания, распростертая в сухой траве. Лесничий взял ее на руки и принес в деревню – там она вскоре пришла в себя. Лесничий после этого случая запил и немного обезумел: он подначивал народ по всей округе ночью врываться в сельские школы и расправляться с глобусами, живущими в географических кабинетах – их и жгли, и пробивали осиновыми колами… Эта эпидемия докатилась даже до районного центра, и там, говорят, устроили целый костер из глобусов…
А девочка, хоть и рассказывала охотно как бежала от Глобо по лесу, как он настиг ее, не казалась особо травмированной пережитым ужасом.
Была она беспечна, пела русские и интернациональные песни, услышанные по радио и по MTV, играла в прятки и водила хороводы с подругами, бегала на реку купаться, а в сумерках плела над рекой венки. Вдыхала сладкий дым костра и слушала сказки.
Дай-то Бог, чтобы и душа нашей страны столь же легко перенесла встречу с Глобо.
1985-2005
ЭСКАДРА
Шла война, но маленький южный приморский город она не затронула до того дня, когда пришла весть, что приближается неприятельская эскадра.
Весть эта застала всех врасплох. В городе, кроме регулярного гарнизона, недавно расквартировали артиллерийский полк, но произошло это только что, орудия еще не все были доставлены, ничего не было толком готово к обороне. Тем не менее, все закипело, набережные обкладывали мешками с песком, добровольцам выдавали старые ружья, а артиллеристы устанавливали пушки и оборудовали огневые точки. Все орудия развернуты были в сторону моря, а оно, огромное и синее, еще не знало, что его безмятежный и прозрачный простор стал для жителей городка знаком надвигающейся угрозы.
Молодой артиллерийский офицер Ершов был среди тех солдат и офицеров, что суетились на набережной, расчехляя орудия. Вообще-то он состоял адъютантом при полковнике Анисимове, но полковник с утра не появлялся, никаких поручений не давал, поэтому капитан Ершов занимался тем, чем занимались все, когда возле него затормозил военный автомобиль, выкрашенный в защитные цвета. В автомобиле сидели трое офицеров, среди которых Ершов узнал генерала Ладенникова, вчера назначенного генерал-комендантом.
– Где Анисимов? – раздраженно спросил генералкомендант. – Мы его ждем.
– Не могу знать, – Ершов отдал честь. – Сегодня не появлялся.
– Где он живет? Он нужен срочно.
– Полковник Анисимов живет в отеле «Турин », – Ершов махнул рукой вверх, где белелось узкое и пышное здание с маленьким садом на крыше.
– Вот что, капитан. Вы – в автомобиль и разыщите Анисимова. Срочно пусть прибудет в штаб.
У него все бумаги по орудиям, по расчетам и по железнодорожному составу.
Они уехали. Ершов сел в двухместный военный автомобиль и по крутой и кривой улице подъехал к отелю «Турин». У входа стояли чемоданы, люди и автомобили – кто-то собирался срочно покидать город, кто-то кого-то разыскивал, офицеры, размещенные в номерах отеля, постоянно входили и выходили с деловым и озабоченным видом.
Внутри все было наполнено телефонными звонками, громкими голосами, топотом и суетой. На месте портье сидел человек в военной форме, прижимающий к уху телефонную трубку. У стойки толпились люди, и Ершову пришлось грубо растолкать их, чтобы спросить: у себя ли полковник Анисимов.
– Его нет.
– Я его адъютант. Он нужен в штабе срочно.
Где его разыскать?
– С утра отбыл.
– Куда? Как?
– Не имею понятия. За ним заехала дама в открытом автомобиле и они уехали.
– Была ли с ним папка или портфель? Темнокрасный, кожаный, с медными замками.
– Не приметил. Что-то в руках у него было.
Возможно, коробка.
– Имею приказание осмотреть его номер.
– Номер пятьдесят восьмой. Люкс, – офицер протянул ключ.
Номер пятьдесят восьмой оказался просторный, с окнами на море, совершенно наполненный светом. На огромной двуспальной кровати лежал выглаженный мундир полковника, светлый и праздничный, как и все в этой комнате. В хрустальной пепельнице остался холодный окурок сигары, на ковре стоял распахнутый чемодан, в котором ничего не было, кроме двух белых рубашек и плоской коробочки с леденцами. Ни портфеля, ни папки, ни военных бумаг Ершов не нашел. Он подошел к телефону, имеющему вид русалки с ракушкой, набрал телефон штаба.
– Литовцев слушает, – сухо сказали в трубке.
Ершов доложил, что Анисимова в «Турине» нет, отбыл с утра, бумаги забрал с собой, говорят, за ним заехала дама в открытом авто.
– Дама? – переспросили в трубке.
На другом конце провода совещались. Иной голос, не представившись, спросил Ершова:
– Дама была за рулем?
– Да, насколько я понял.
Снова молчание и звук переговаривающихся голосов.
– Вот что, капитан, поезжайте на виллу Бетельгейзе, улица Сезонная, 8. Посмотрите, нет ли там Анисимова. Спросите, был ли он там. Когда приехал, с кем. Когда отбыл, куда. Все расспросите подробно. Если там работает телефон, позвоните оттуда сразу же. Если связи нет, возвращайтесь в штаб. Все.
Трубку положили.
Для того чтобы оказаться на улице под названием Сезонная, Ершову снова пришлось ехать наверх по крутым улочкам, которые чем выше, тем становились сонливее и безлюднее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
С трудом, как сквозь толстый лед, лесничий узнал и припомнил образ Настоящего Человека, давно забытого призрака, о котором он слышал в юности. Лет пятнадцать не видали Настоящего Человека в этих краях.
Драка призраков все длилась. Боролся ли Настоящий Человек за добычу или вдруг решил спасти девочку – неизвестно. Рядом с местом схватки росла старая осина – Настоящий Человек вдруг метнулся, с неожиданной силой вырвал из осины острый сук и вонзил его глубоко в пухлое тело Единого Мира.
В этот момент Единый Мир издал такой пронзительный, такой долгий и леденящий душу вопль (нечто среднее между визгом убиваемой свиньи и свистом гигантского проколотого мяча), что трава по всей поляне умерла и почернела, синее небо на миг посерело, а лесничий, которому не было и тридцати пяти лет, стоял с белой головой – за секунду он стал седым.
Единый Мир сжался, съежился, превратился в бесформенный комок. Как брошенное в огонь письмо, он корчился и сжимался, становился все чернее и меньше… и вдруг исчез, развеявшись вонючим пеплом… Визг-свист его оборвался.
Он съежился так молниеносно, что Настоящий Человек потерял равновесие, упал на исчезающего врага и в грудь его глубоко вошел другой конец осинового сука. Он тихо, почти по-человечески, застонал, измученное лицо его вдруг стало на миг блаженным, неописуемое облегчение отразилось на этом лице – и он тоже исчез.
Не осталось никого – ни Единого Мира, ни Настоящего Человека, только девочка в белом платье лежала без сознания, распростертая в сухой траве. Лесничий взял ее на руки и принес в деревню – там она вскоре пришла в себя. Лесничий после этого случая запил и немного обезумел: он подначивал народ по всей округе ночью врываться в сельские школы и расправляться с глобусами, живущими в географических кабинетах – их и жгли, и пробивали осиновыми колами… Эта эпидемия докатилась даже до районного центра, и там, говорят, устроили целый костер из глобусов…
А девочка, хоть и рассказывала охотно как бежала от Глобо по лесу, как он настиг ее, не казалась особо травмированной пережитым ужасом.
Была она беспечна, пела русские и интернациональные песни, услышанные по радио и по MTV, играла в прятки и водила хороводы с подругами, бегала на реку купаться, а в сумерках плела над рекой венки. Вдыхала сладкий дым костра и слушала сказки.
Дай-то Бог, чтобы и душа нашей страны столь же легко перенесла встречу с Глобо.
1985-2005
ЭСКАДРА
Шла война, но маленький южный приморский город она не затронула до того дня, когда пришла весть, что приближается неприятельская эскадра.
Весть эта застала всех врасплох. В городе, кроме регулярного гарнизона, недавно расквартировали артиллерийский полк, но произошло это только что, орудия еще не все были доставлены, ничего не было толком готово к обороне. Тем не менее, все закипело, набережные обкладывали мешками с песком, добровольцам выдавали старые ружья, а артиллеристы устанавливали пушки и оборудовали огневые точки. Все орудия развернуты были в сторону моря, а оно, огромное и синее, еще не знало, что его безмятежный и прозрачный простор стал для жителей городка знаком надвигающейся угрозы.
Молодой артиллерийский офицер Ершов был среди тех солдат и офицеров, что суетились на набережной, расчехляя орудия. Вообще-то он состоял адъютантом при полковнике Анисимове, но полковник с утра не появлялся, никаких поручений не давал, поэтому капитан Ершов занимался тем, чем занимались все, когда возле него затормозил военный автомобиль, выкрашенный в защитные цвета. В автомобиле сидели трое офицеров, среди которых Ершов узнал генерала Ладенникова, вчера назначенного генерал-комендантом.
– Где Анисимов? – раздраженно спросил генералкомендант. – Мы его ждем.
– Не могу знать, – Ершов отдал честь. – Сегодня не появлялся.
– Где он живет? Он нужен срочно.
– Полковник Анисимов живет в отеле «Турин », – Ершов махнул рукой вверх, где белелось узкое и пышное здание с маленьким садом на крыше.
– Вот что, капитан. Вы – в автомобиль и разыщите Анисимова. Срочно пусть прибудет в штаб.
У него все бумаги по орудиям, по расчетам и по железнодорожному составу.
Они уехали. Ершов сел в двухместный военный автомобиль и по крутой и кривой улице подъехал к отелю «Турин». У входа стояли чемоданы, люди и автомобили – кто-то собирался срочно покидать город, кто-то кого-то разыскивал, офицеры, размещенные в номерах отеля, постоянно входили и выходили с деловым и озабоченным видом.
Внутри все было наполнено телефонными звонками, громкими голосами, топотом и суетой. На месте портье сидел человек в военной форме, прижимающий к уху телефонную трубку. У стойки толпились люди, и Ершову пришлось грубо растолкать их, чтобы спросить: у себя ли полковник Анисимов.
– Его нет.
– Я его адъютант. Он нужен в штабе срочно.
Где его разыскать?
– С утра отбыл.
– Куда? Как?
– Не имею понятия. За ним заехала дама в открытом автомобиле и они уехали.
– Была ли с ним папка или портфель? Темнокрасный, кожаный, с медными замками.
– Не приметил. Что-то в руках у него было.
Возможно, коробка.
– Имею приказание осмотреть его номер.
– Номер пятьдесят восьмой. Люкс, – офицер протянул ключ.
Номер пятьдесят восьмой оказался просторный, с окнами на море, совершенно наполненный светом. На огромной двуспальной кровати лежал выглаженный мундир полковника, светлый и праздничный, как и все в этой комнате. В хрустальной пепельнице остался холодный окурок сигары, на ковре стоял распахнутый чемодан, в котором ничего не было, кроме двух белых рубашек и плоской коробочки с леденцами. Ни портфеля, ни папки, ни военных бумаг Ершов не нашел. Он подошел к телефону, имеющему вид русалки с ракушкой, набрал телефон штаба.
– Литовцев слушает, – сухо сказали в трубке.
Ершов доложил, что Анисимова в «Турине» нет, отбыл с утра, бумаги забрал с собой, говорят, за ним заехала дама в открытом авто.
– Дама? – переспросили в трубке.
На другом конце провода совещались. Иной голос, не представившись, спросил Ершова:
– Дама была за рулем?
– Да, насколько я понял.
Снова молчание и звук переговаривающихся голосов.
– Вот что, капитан, поезжайте на виллу Бетельгейзе, улица Сезонная, 8. Посмотрите, нет ли там Анисимова. Спросите, был ли он там. Когда приехал, с кем. Когда отбыл, куда. Все расспросите подробно. Если там работает телефон, позвоните оттуда сразу же. Если связи нет, возвращайтесь в штаб. Все.
Трубку положили.
Для того чтобы оказаться на улице под названием Сезонная, Ершову снова пришлось ехать наверх по крутым улочкам, которые чем выше, тем становились сонливее и безлюднее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49