Не знаем пока, поубивали они друг друга или их убил кто-то еще. Входная дверь была заперта изнутри. Никаких следов взлома. Окна заперты изнутри. Это означает: они убили друг друга. Или же нас пытаются убедить именно в этом те, кто убил их или принимал участие в убийстве. Сейчас мы в спальне, отведенной супругам Уорбис.
– Здесь лежало тело американца, – Курский указал в угол, где виднелся силуэт и кровь на белой стене. – Этого солидного господина шестидесяти трех лет отроду, президента одной из преуспевающих кампаний, жестоко убили киркой.
Этой же киркой затем дробили полы. Это сделано уже после того, как кирку использовали в качестве орудия убийства – крошево, пыль – все это налипло на кирку поверх слоя крови. Кирку мы нашли в соседней комнате, она сейчас на экспертизе.
Вот где она лежала. Мы обвели ее. Итак, в этой квартире оказалась кирка. Вряд ли гости могли привезти ее с собой или купить в Москве в промежутках между осмотрами столичных достопримечательностей.
Следовательно, кирку кто-то принес, или ее припасли радушные хозяева. Зачем здесь кирка? Выходит, собирались убивать?
– Или собирались дробить полы, – сказал Йогурт.
– Совершенно справедливо. Очень уместное замечание, – и Курский задумчиво повторил: – Собирались дробить полы…
В глазах у Йогурта снова вспыхнули огни, и он схватил Курского за рукав и почти выкрикнул:
– Они для этого и собрались! Чтобы вместе отвязаться на этих полах! Знаете – как русские купцы, которые били зеркала…
– Интересная версия. Очень может быть.
Впрочем, эти люди не похожи на русских купцов с их разгулом. Праздничный ужин на 10 человек, который так тщательно готовили Гуровы, был достаточно скромен. Вся еда заказана в ближайшем грузинском ресторане. Они выпили за ужином всего две бутылки красного французского вина, что, согласитесь, немного для десяти человек, собравшихся отметить годовщину свадьбы. К тому же кроме кирки мы нашли два пистолета – каждый из них был использован по назначению в тот вечер. И, видите, множество пулевых дырок в стенах.
Здесь была настоящая перестрелка. Все это произошло где-то между тремя и пятью часами ночи – грохот от выстрелов и бесчисленные удары киркой по полу: все это производило, без сомнения, немалый шум. Глушителей на пистолетах нет.
Но все окружающие квартиры были пусты в ту ночь. Большинство квартир выставлено на продажу и еще не куплены. Обитатели двух квартир находятся в длительной отлучке. Наконец, в квартире непосредственно выше этажом живут люди, но в ту ночь все они находились на даче. Знать об этом могли только хозяева. Пистолеты тоже, надо полагать, принадлежат Гуровым, или одному из них. Иностранцы не могли иметь при себе оружие, они прилетели за день до этого, их проверяли при посадке на самолет и при выходе из него…
Все указывает на то, что Гуровы собирались убить своих гостей. Возможно, они убили их, а потом покончили с собой – или убили друг друга по договору, предварительно разрушив полы. Но зачем они сделали все это? Может быть, они были ненормальными?
– Леонид Гуров несколько лет подряд лежал на полу и ползал на животе. Нормальным его назвать трудно. Анна не показалась мне безумной. Впрочем, не знаю, я не думал об этом. Да, возможно, оба они были сумасшедшими.
– Ну что ж, это многое объяснило бы.
Они медленно переходили из комнаты в комнату.
Вещей было очень мало, обстановка просто поражала аскетизмом (что, должно быть, странно контрастировало с роскошью полов). В столовой не было ничего, кроме длинного обеденного стола и девяти стульев. (Леонид Гуров, будучи десятым, по-видимому, не изменил своим привычкам, и лежал на полу, рядом со стулом своей жены.) В гостевых спальнях стояли только простые, огромные двуспальные кровати. Не было ни тумбочек, ни ночников, ни платяных шкафов. Кухня выглядела стандартно и безжизненно.
– Они, судя по всему, никогда не готовили, – сказал Курский, – питались в ресторане или заказывали готовую еду на дом.
В комнате, про которую Йогурту было известно, что это «кабинет хозяина», не было вообще ничего – только белые стены и взломанный пол.
В спальне хозяев был узкий матрас на уровне пола – на нем спала Анна. Леонид спал рядом на полу.
Наконец они зашли в комнату Анны – в отношении этой комнаты она тоже употребляла слово «кабинет». Здесь стоял простой стол без ящиков, на нем большой компьютер. Больше ничего.
Обычный стул. На стенах висели четыре картинки.
Этим комната отличалась от других – во всех остальных только пустые белые стены, без картин, без обоев. Курский и Йогурт стали рассматривать картинки, повешенные на одном уровне, на одинаковом расстоянии друг от друга. Собственно, это были три портрета и одна небольшая икона.
На иконе изображен Иоанн Предтеча – суровый, в темной власянице, на которой был прописан каждый волосок, волосяные волны. Рука поднята в благословляющем жесте. В другой руке тонкий, как копье, крест. Узкое, бородатое лицо с огромными глазами. Красный, как кровь, нимб. Старославянские, заплетенные буквы складываются в имя – Иоанн Предтеча. Йогурт посмотрел на икону и перешел к гравированному портрету некоего мужчины, в расстегнутой на груди белой рубахе и чем-то вроде тюрбана на голове.
– Кто это? – спросил он у Курского.
– Марат. Один из вождей Великой Французской революции.
Следующим был портрет Ленина, точнее, обычная черно-белая фотография, где Ленин в черной кепке лукаво улыбается, салютуя правой рукой. Последним в этом ряду, тоже черно-белый, висел фотопортрет человека в черных очках, в черном свитере-водолазке с высоким воротом, с бледным и немного странным лицом. Его белые волосы торчали в разные стороны, как иглы дикобраза.
– Кто это? – спросил на этот раз Курский.
– Это Энди Уорхол, величайший американский художник XX века, – ответил Йогурт.
– Никогда не слышал о нем. Мои познания в американском искусстве оставляют желать лучшего.
– Ну, он был не просто художник, вообще культовая фигура. Основоположник поп-арта.
Про него было несколько документальных фильмов по TV, а были и кинофильмы. Например, фильм «Баске» – там Уорхола играл Дэвид Боуи.
А фильм Оливера Стоуна «Doors» не видели? Там Уорхол дарит Джиму Мориссону золотой телефон, и говорит: «Мне подарили этот телефон, чтобы я звонил Богу. Но, к сожалению, мне совершено нечего ему сказать».
– Остроумно, – Курский по-стариковски пожевал сухими губами.
– А еще был фильм «Я стреляла в Энди Уорхола ».
– Стреляла? – заинтересовался Курский. – Его что, убили, этого художника?
– Почти. В него стреляла некая Валерия Саланас – она была анархисткой, революционеркой, неудачницей. Она была жалкая, никому не нужная – сидела на крыше, печатала на пишущей машинке манифесты радикального феминизма. Она тяжело ранила Уорхола, и он так до конца жизни и не оправился от этих ран. Эти раны подорвали его организм, и он умер через несколько лет после покушения.
ВОЙНА полов – А вы, я вижу, любите кино? – спросил Курский, словно чему-то обрадовавшись.
– Да все любят кино. А что, конечно, любят – не эти же паркеты мне любить? Я их ненавижу.
Йогурт пнул разрушенный пол.
– Зато теперь вам, наверное, интересно, – улыбнулся Курский. – Вы как будто в кинофильм попали. И вот мы стоим внутри этого кинофильма, судачим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
– Здесь лежало тело американца, – Курский указал в угол, где виднелся силуэт и кровь на белой стене. – Этого солидного господина шестидесяти трех лет отроду, президента одной из преуспевающих кампаний, жестоко убили киркой.
Этой же киркой затем дробили полы. Это сделано уже после того, как кирку использовали в качестве орудия убийства – крошево, пыль – все это налипло на кирку поверх слоя крови. Кирку мы нашли в соседней комнате, она сейчас на экспертизе.
Вот где она лежала. Мы обвели ее. Итак, в этой квартире оказалась кирка. Вряд ли гости могли привезти ее с собой или купить в Москве в промежутках между осмотрами столичных достопримечательностей.
Следовательно, кирку кто-то принес, или ее припасли радушные хозяева. Зачем здесь кирка? Выходит, собирались убивать?
– Или собирались дробить полы, – сказал Йогурт.
– Совершенно справедливо. Очень уместное замечание, – и Курский задумчиво повторил: – Собирались дробить полы…
В глазах у Йогурта снова вспыхнули огни, и он схватил Курского за рукав и почти выкрикнул:
– Они для этого и собрались! Чтобы вместе отвязаться на этих полах! Знаете – как русские купцы, которые били зеркала…
– Интересная версия. Очень может быть.
Впрочем, эти люди не похожи на русских купцов с их разгулом. Праздничный ужин на 10 человек, который так тщательно готовили Гуровы, был достаточно скромен. Вся еда заказана в ближайшем грузинском ресторане. Они выпили за ужином всего две бутылки красного французского вина, что, согласитесь, немного для десяти человек, собравшихся отметить годовщину свадьбы. К тому же кроме кирки мы нашли два пистолета – каждый из них был использован по назначению в тот вечер. И, видите, множество пулевых дырок в стенах.
Здесь была настоящая перестрелка. Все это произошло где-то между тремя и пятью часами ночи – грохот от выстрелов и бесчисленные удары киркой по полу: все это производило, без сомнения, немалый шум. Глушителей на пистолетах нет.
Но все окружающие квартиры были пусты в ту ночь. Большинство квартир выставлено на продажу и еще не куплены. Обитатели двух квартир находятся в длительной отлучке. Наконец, в квартире непосредственно выше этажом живут люди, но в ту ночь все они находились на даче. Знать об этом могли только хозяева. Пистолеты тоже, надо полагать, принадлежат Гуровым, или одному из них. Иностранцы не могли иметь при себе оружие, они прилетели за день до этого, их проверяли при посадке на самолет и при выходе из него…
Все указывает на то, что Гуровы собирались убить своих гостей. Возможно, они убили их, а потом покончили с собой – или убили друг друга по договору, предварительно разрушив полы. Но зачем они сделали все это? Может быть, они были ненормальными?
– Леонид Гуров несколько лет подряд лежал на полу и ползал на животе. Нормальным его назвать трудно. Анна не показалась мне безумной. Впрочем, не знаю, я не думал об этом. Да, возможно, оба они были сумасшедшими.
– Ну что ж, это многое объяснило бы.
Они медленно переходили из комнаты в комнату.
Вещей было очень мало, обстановка просто поражала аскетизмом (что, должно быть, странно контрастировало с роскошью полов). В столовой не было ничего, кроме длинного обеденного стола и девяти стульев. (Леонид Гуров, будучи десятым, по-видимому, не изменил своим привычкам, и лежал на полу, рядом со стулом своей жены.) В гостевых спальнях стояли только простые, огромные двуспальные кровати. Не было ни тумбочек, ни ночников, ни платяных шкафов. Кухня выглядела стандартно и безжизненно.
– Они, судя по всему, никогда не готовили, – сказал Курский, – питались в ресторане или заказывали готовую еду на дом.
В комнате, про которую Йогурту было известно, что это «кабинет хозяина», не было вообще ничего – только белые стены и взломанный пол.
В спальне хозяев был узкий матрас на уровне пола – на нем спала Анна. Леонид спал рядом на полу.
Наконец они зашли в комнату Анны – в отношении этой комнаты она тоже употребляла слово «кабинет». Здесь стоял простой стол без ящиков, на нем большой компьютер. Больше ничего.
Обычный стул. На стенах висели четыре картинки.
Этим комната отличалась от других – во всех остальных только пустые белые стены, без картин, без обоев. Курский и Йогурт стали рассматривать картинки, повешенные на одном уровне, на одинаковом расстоянии друг от друга. Собственно, это были три портрета и одна небольшая икона.
На иконе изображен Иоанн Предтеча – суровый, в темной власянице, на которой был прописан каждый волосок, волосяные волны. Рука поднята в благословляющем жесте. В другой руке тонкий, как копье, крест. Узкое, бородатое лицо с огромными глазами. Красный, как кровь, нимб. Старославянские, заплетенные буквы складываются в имя – Иоанн Предтеча. Йогурт посмотрел на икону и перешел к гравированному портрету некоего мужчины, в расстегнутой на груди белой рубахе и чем-то вроде тюрбана на голове.
– Кто это? – спросил он у Курского.
– Марат. Один из вождей Великой Французской революции.
Следующим был портрет Ленина, точнее, обычная черно-белая фотография, где Ленин в черной кепке лукаво улыбается, салютуя правой рукой. Последним в этом ряду, тоже черно-белый, висел фотопортрет человека в черных очках, в черном свитере-водолазке с высоким воротом, с бледным и немного странным лицом. Его белые волосы торчали в разные стороны, как иглы дикобраза.
– Кто это? – спросил на этот раз Курский.
– Это Энди Уорхол, величайший американский художник XX века, – ответил Йогурт.
– Никогда не слышал о нем. Мои познания в американском искусстве оставляют желать лучшего.
– Ну, он был не просто художник, вообще культовая фигура. Основоположник поп-арта.
Про него было несколько документальных фильмов по TV, а были и кинофильмы. Например, фильм «Баске» – там Уорхола играл Дэвид Боуи.
А фильм Оливера Стоуна «Doors» не видели? Там Уорхол дарит Джиму Мориссону золотой телефон, и говорит: «Мне подарили этот телефон, чтобы я звонил Богу. Но, к сожалению, мне совершено нечего ему сказать».
– Остроумно, – Курский по-стариковски пожевал сухими губами.
– А еще был фильм «Я стреляла в Энди Уорхола ».
– Стреляла? – заинтересовался Курский. – Его что, убили, этого художника?
– Почти. В него стреляла некая Валерия Саланас – она была анархисткой, революционеркой, неудачницей. Она была жалкая, никому не нужная – сидела на крыше, печатала на пишущей машинке манифесты радикального феминизма. Она тяжело ранила Уорхола, и он так до конца жизни и не оправился от этих ран. Эти раны подорвали его организм, и он умер через несколько лет после покушения.
ВОЙНА полов – А вы, я вижу, любите кино? – спросил Курский, словно чему-то обрадовавшись.
– Да все любят кино. А что, конечно, любят – не эти же паркеты мне любить? Я их ненавижу.
Йогурт пнул разрушенный пол.
– Зато теперь вам, наверное, интересно, – улыбнулся Курский. – Вы как будто в кинофильм попали. И вот мы стоим внутри этого кинофильма, судачим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49