Конфиденциально же о решении английского правительства министр иностранных дел лорд Галифакс объявил нашему полпреду Майскому еще 25 июля.
26 июля о таком же решении французский МИД сообщил полпреду Сурицу.
Французы делегировали в Москву второстепенного члена Верховного военного совета генерала армии Думенка, генерала Валена, преподавателя военно-морской школы капитана 1 ранга Вийома, капитана Бофра и еще кое-кого по мелочи — одного майора и трех капитанов, которых должна была подкрепить тройка французских военных атташе в Москве во главе с генералом Паласом.
Англичане же…
Эти направили к нам компанию еще более удивительную…
5 августа к Ленинграду ушел пакетбот «Сити оф Эксетер» (скорость хода— максимум 13 узлов, то есть около 25 километров в час) с комендантом Портсмута адмиралом Реджинальдом-Планкетом-Эрнл-Эрл-Драксом и членами английской миссии (один маршал авиации, один генерал-майор и тоже немного «мелкоты»).
12 августа горе-переговоры начались. Россия была готова защищать Польшу и Францию полутора сотнями дивизий, десятью тысячами танков, пятью тысячами боевых самолетов и пятью тысячами тяжелых орудий, Англия — одной-двумя дивизиями.
При этом Дракс сообщал в Лондон, что предложения СССР — пустая затея. И ведь что удивительно и забавно — был прав в этом на сто, как говорится, процентов. Впрочем, Сталин, надо полагать, хотел довести ее до логического конца, то есть — до провала по вине Запада.
Очевидно, только поэтому сия затея еще окончательно не провалилась.
Но уже вот-вот должна была провалиться…
Еще до начала московских переговоров — 25 июля, Шнурре по прямому указанию Гитлера пригласил на ужин в ресторан «Эвест» Астахова и заместителя торгового представителя Бабарина.
26 июля заведующий восточноевропейской референтурой отдела экономической политики германского МИДа, прихвативший с собой личного референта, сидел напротив двух русских, впервые за много их встреч рассматривая собеседников в необычном ракурсе —через стол не мидовского, а отдельного ресторанного кабинета.
Собственно, то, что он готовился сообщить московским представителям, он говорил уже не раз, но на этот раз он говорил с санкции Гитлера, и это меняло все…
Поэтому, когда Шнурре сказал, что руководители-де германской политики исполнены самого серьезного намерения нормализовать и улучшить германо-советские отношения, Астахов сразу подобрался и тут же вспомнил о словах Вайцзеккера— о лавке, полной товаров…
Шнурре подтвердил — Германия готова предложить СССР на выбор все что угодно, от политического сближения и дружбы вплоть до открытой вражды.
Астахов уточнил — это личная точка Шнурре или же отражение мнения германского правительства?
Шнурре в ответе был внятен не очень-то… И все это надо было переварить не только двум желудкам русских дипломатов.
Впрочем, процесс развивался… И 30 июля статс-секретарь Вайцзеккер записал в своем дневнике: «Этим летом решение о войне и мире хотят у нас поставить в зависимость от того, приведут ли неоконченные переговоры в Москве к вступлению России в коалицию западных держав. Если этого не случится, то депрессия у них будет настолько большой, что мы сможем позволить себе в отношении Польши все что угодно. Я не верю, что разговоры в Москве закончатся ничем, но не верю и в то, что мы сможем чего-то добиться, как это теперь пытаются, в течение ближайших 14 дней».
Вайцзеккер имел в виду предстоящие московские переговоры СССР с Англией и Францией и явно переоценивал реализм Запада и недооценивал реализм Сталина…
ПРОЦЕСС же продолжал развиваться… 2 августа уже рейхсминистр Риббентроп по своей инициативе принимает Астахова, что при разнице их статусов означало крайнюю срочность и важность демарша. Рейхсминистр подтвердил Астахову, что все, что тот слышал от Шнурре, — это официальная позиция германского руководства.
Итак, приближался «момент истины»…
Утром 15 августа — как раз в день доклада на трехсторонних переговорах маршала Шапошникова — Шуленбург получил из Берлина срочную телеграмму, где ему предписывалось немедленно посетить Молотова и сообщить ему, что Риббентроп готов прибыть в Москву с кратким визитом, чтобы «от имени фюрера изложить господину Сталину точку зрения фюрера».
В 20.00 Шуленбург был у Молотова, чтобы сообщить это, а также познакомить наркома и Предсовнаркома с запиской Риббентропа, а по сути — Гитлера…
— Мне поручено изложить эту памятную записку устно, но я желал бы ее зачитать, — заявил германский посол.
И зачитал…
Документ всегда убедительнее его пересказа. Тем более такой документ, как тот, с которым мы чуть позднее познакомимся полностью.
Ведь он того стоит!
После зачтения записки началась беседа, и Молотов сразу же поинтересовался:
— Граф Чиано в беседе с нашим временным поверенным в Риме Гельфандом сообщил ему 26 июня о некоем «плане Шуленбурга» из трех пунктов, а именно: германское содействие урегулированию взаимоотношений СССР и Японии; заключение пакта о ненападении и совместное гарантирование прибалтийских стран; заключение широкого хозяйственного соглашения с СССР.
Немец постепенно наливался кровью, а Молотов спокойно спросил:
— Господин Шуленбург, насколько данное сообщение из Рима соответствует действительности?
Шуленбург был уже красен как рак и сдавленно пояснил, что речь-де шла о перспективах лишь в общих чертах… О Японии, мол, он говорил, о гарантиях для прибалтов — нет…
Однако Молотов его успокоил:
— Но в вашем плане ничего невероятного нет.
— Значит, приведенные вами, господин Молотов, его пункты можно брать за основу? — обрадовался Шуленбург.
— Теперь можно говорить и конкретнее… Однако вопрос о Японии пока рассматривать нецелесообразно, — пояснил Молотов. — Иное дело — «освежить», как вы говорите, наши давние совместные договоренности…
Шуленбург был у Молотова один час и сорок минут, из которых сорок минут ушло на диктовку германского посла. Свои листки с текстом телеграммы Риббентропа Шуленбург из рук не выпускал и передать их нам не захотел…
И с его слов советский переводчик Павлов записал следующее:
«1. Противоречия между мировоззрением национал-социалистской Германии и мировоззрением СССР были в прошедшие годы единственной причиной того, что Германия и СССР стояли на противоположных и враждующих друг с другом позициях. Из развития последнего времени, по-видимому, явствует, что различные мировоззрения не исключают разумных отношений между этими двумя государствами и возможности восстановления доброго взаимного сотрудничества. Таким образом, периоду внешнеполитических противоречий мог бы быть навсегда положен конец и могла бы освободиться дорога к новому будущему обеих стран.
2. Реальных противоречий в интересах Германии и Советского Союза не существует. Жизненные пространства Германии и СССР соприкасаются, но в смысле своих естественных потребностей они друг с другом не конкурируют. Вследствие этого с самого начала отсутствует всякий повод для агрессивных тенденций одного государства против другого. Германия не имеет никаких агрессивных намерений против СССР. Германское правительство стоит на точке зрения, что между Балтийским и Черным морями не существует ни одного вопроса, который не мог бы быть разрешен к полному удовлетворению обеих стран.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186