..
- О да, конечно, в двенадцать лет он все еще стоит в пятом классе
[школьное обучение в Америке - с пяти лет], а чтобы одолеть комиксы в
воскресной газете, ему нужно не менее полутора часов.
Это меня уже возмутило: сейчас он был не прав. Как можно судить о
людях, совершенно их не зная? Верна же, как, впрочем, и остальных моих
друзей отец не знал _а_б_с_о_л_ю_т_н_о_. Да он и видел-то их раз в год по
обещанию, лишь изредка сталкиваясь то с одним, то с другим на улице или же
в магазине. Ну как он может, например, обзывать Криса воришкой?! Я уже
собирался все это ему высказать, однако вовремя остановился: а вдруг он
запрет меня домой? Да и в конце концов, сейчас он вовсе не был
раздосадован по-настоящему, как случалось иногда за ужином, когда он
приходил в такое бешенство, что у всех пропадал аппетит. Сейчас он более
всего напоминал уставшего от жизни человека, которому все на свете
опротивело. Ведь отцу уже было шестьдесят три, и он по-настоящему годился
мне в дедушки...
Мама у меня тоже в годах - ей уже стукнуло пятьдесят пять.
Поженившись, они решили сразу завести детей, но у мамы случился выкидыш,
потом еще два, и врач сказал ей, что и все последующие дети будут
недоносками. Все это говорилось в семье совершенно открыто и даже
пережевывалось с каким-то непонятным сладострастием: родители старались
привить мне мысль о том, что рождение мое явилось Божьим даром, за что я
должен быть благодарен им и Господу всю жизнь. Зачат я был, когда маме уже
исполнилось сорок два, и она начала седеть. Мне же почему-то не хотелось
благодарить ни Господа, ни страдалицу-матушку за свое появление на свет...
Лет через пять после того, как доктор объявил, что мама не способна
иметь детей, она вдруг забеременела Деннисом. Вынашивала она его в течение
восьми месяцев, после чего он просто-таки рванулся вон из чрева. Весил
новорожденный целых восемь фунтов [примерно 3,6 кг] и, по словам отца,
достиг бы пятнадцати, если бы подождал до срока. Несколько озадаченный
доктор сказал тогда: что ж, иногда матушка-природа вводит нас в
заблуждение, но теперь-то уж точно детей у вас не будет, так что
благодарите Бога за этого и на том успокойтесь. Десять лет спустя мама
забеременела мной и не только доносила меня до срока, но при родах
пришлось даже применить щипцы. Забавная у нас семейка, правда? Родителям
уже пришла пора внуков нянчить, а они заводят еще одного спиногрыза...
Они и сами понимали всю нелепость ситуации, и одного Божьего
подарочка им вполне хватило. Нельзя сказать, что я был нелюбимым сыном, и
уж конечно, они никогда меня не колотили. Просто я стал для них в
некотором роде сюрпризом, а люди после сорока, в отличие от
двадцатилетних, сюрпризы, да еще такие, жалуют не очень. Чтобы избежать
еще одного, мама после моего рождения сделала операцию, на сто процентов
дающую гарантию от "даров Господних"... В школе я понял, как мне повезло,
что акушер при родах применил щипцы: родиться с опозданием, оказывается,
гораздо хуже, чем недоношенным. Яркий тому пример - мой дружище Верн
Тессио. И папа, кстати, был того же мнения.
Я полностью осознал, каково это - ощущать себя пустым местом, когда
мисс Харди уговорила меня написать сочинение по "Человеку-невидимке".
Уговаривать, по правде говоря, ей даже не пришлось: я полагал, что речь
идет о научно-фантастическом романе про забинтованного парня, которого в
одноименном фильме играл Фостер Грантс. Когда же выяснилось, что это
совершенно другая книга с тем же названием, я попытался отказаться, но
впоследствии был только рад, что мисс Харди настояла на своем. В _э_т_о_м
"Человеке-невидимке" главным героем был негр, которого никто вокруг не
замечал, пока он, наконец, не взбунтовался. Люди смотрели как бы сквозь
него, когда он с кем-то заговаривал, то не получал ответа, в общем, он
походил на чернокожего призрака, реально существующего, но как бы
бесплотного. "Врубившись" в книгу, я проглотил ее залпом, словно это был
роман Макдональда, ведь этот тип, Ральф Эллисон, описывал _м_о_ю_ жизнь.
Все у нас в семье крутилось вокруг Денниса, а меня как бы и не было.
"Денни, как вы вчера сыграли?", "Денни, с кем ты танцевал на вечеринке с
Сэди Хопкинс?", "Денни, как ты полагаешь, стоит нам купить ту черную
машину?" Денни, Денни, Денни... За столом я просил передать мне масло, а
папа, будто меня не слыша, говорил: "А ты уверен, Денни, что армия - твое
призвание?" "Да передайте же мне, ради Бога, масло!" А мама спрашивала
Денни, не купить ли ему новую рубашку на распродаже... В конце концов мне
приходилось тянуться самому за маслом через весь стол. Однажды (мне было
девять лет) я засомневался, слышат ли они меня вообще, и чтобы это
выяснить, брякнул за столом: "Мам, передай, пожалуйста, вон тот
задрюченный салат". "Денни, - услыхал я в ответ, - сегодня звонила тетя
Грейс. Интересовалась, как идут дела у тебя и у Гордона..."
Я не пошел на выпускной вечер Денниса (школу он, разумеется, окончил
с отличием), сказавшись больным. Упросив Ройса, старшего брата Стиви
Дарабонта, купить мне бутылку "Дикой ирландской розы", я выхлебал
половину, после чего сблевал прямо в постель. Случилось это ровно в
полночь.
Согласно учебникам психологии, я должен был либо возненавидеть
старшего брата до потери пульса, либо сделать из него кумира, стоящего на
недосягаемой для меня высоте. Чушь какая... Наши с Деннисом
взаимоотношения не имели с этим ничего общего. Странно, но мы с ним
чрезвычайно редко ссорились и ни разу не подрались. А впрочем, ничего
страшного: за что, собственно, четырнадцатилетнему парню колотить
четырехлетнего братишку? Тем более, что родители слишком тряслись над
Деннисом, чтобы обременять его заботами о малыше. Обычно в семьях младшие
дети пользуются большим вниманием со стороны родителей, что и приводит к
ссорам по причине зависти и ревности, у нас же было все наоборот. Если
Денни и брал меня куда-нибудь с собой, то делал это по собственной воле.
Кстати сказать, то были самые счастливые эпизоды моего детства.
- Эй, Лашанс, что это за шмакодявка с тобой?
- Братишка мой, и ты, Дэвис, лучше попридержи язык, а то Горди
надерет тебе задницу. Мой брательник - парень крутой.
На несколько минут друзья Денниса с интересом окружали меня, такие
большие, высокие, такие взрослые...
- Привет, малыш! А этот чудила и в самом деле твой старший брат?
В ответ я лишь кивал, краснея от смущения и робости.
- Ну и засранец же твой братец, ведь так, малыш?
Я опять кивал, и все, включая Денниса, лопались от смеха. Затем
Деннис доставал свисток, крича:
- Ну что, мы будем сегодня тренироваться, или вы собрались
прохлаждаться?
Парни бросались занимать каждый свое место, а Деннис наставлял меня:
- Сядь, Горди, вон на ту скамейку. Веди себя тихо, ни к кому не
приставай, понял?
Я садился, куда мне было указано, и сидел тише воды ниже травы,
ощущая себя таким маленьким под огромным летним небом, на котором
постепенно собирались тучи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
- О да, конечно, в двенадцать лет он все еще стоит в пятом классе
[школьное обучение в Америке - с пяти лет], а чтобы одолеть комиксы в
воскресной газете, ему нужно не менее полутора часов.
Это меня уже возмутило: сейчас он был не прав. Как можно судить о
людях, совершенно их не зная? Верна же, как, впрочем, и остальных моих
друзей отец не знал _а_б_с_о_л_ю_т_н_о_. Да он и видел-то их раз в год по
обещанию, лишь изредка сталкиваясь то с одним, то с другим на улице или же
в магазине. Ну как он может, например, обзывать Криса воришкой?! Я уже
собирался все это ему высказать, однако вовремя остановился: а вдруг он
запрет меня домой? Да и в конце концов, сейчас он вовсе не был
раздосадован по-настоящему, как случалось иногда за ужином, когда он
приходил в такое бешенство, что у всех пропадал аппетит. Сейчас он более
всего напоминал уставшего от жизни человека, которому все на свете
опротивело. Ведь отцу уже было шестьдесят три, и он по-настоящему годился
мне в дедушки...
Мама у меня тоже в годах - ей уже стукнуло пятьдесят пять.
Поженившись, они решили сразу завести детей, но у мамы случился выкидыш,
потом еще два, и врач сказал ей, что и все последующие дети будут
недоносками. Все это говорилось в семье совершенно открыто и даже
пережевывалось с каким-то непонятным сладострастием: родители старались
привить мне мысль о том, что рождение мое явилось Божьим даром, за что я
должен быть благодарен им и Господу всю жизнь. Зачат я был, когда маме уже
исполнилось сорок два, и она начала седеть. Мне же почему-то не хотелось
благодарить ни Господа, ни страдалицу-матушку за свое появление на свет...
Лет через пять после того, как доктор объявил, что мама не способна
иметь детей, она вдруг забеременела Деннисом. Вынашивала она его в течение
восьми месяцев, после чего он просто-таки рванулся вон из чрева. Весил
новорожденный целых восемь фунтов [примерно 3,6 кг] и, по словам отца,
достиг бы пятнадцати, если бы подождал до срока. Несколько озадаченный
доктор сказал тогда: что ж, иногда матушка-природа вводит нас в
заблуждение, но теперь-то уж точно детей у вас не будет, так что
благодарите Бога за этого и на том успокойтесь. Десять лет спустя мама
забеременела мной и не только доносила меня до срока, но при родах
пришлось даже применить щипцы. Забавная у нас семейка, правда? Родителям
уже пришла пора внуков нянчить, а они заводят еще одного спиногрыза...
Они и сами понимали всю нелепость ситуации, и одного Божьего
подарочка им вполне хватило. Нельзя сказать, что я был нелюбимым сыном, и
уж конечно, они никогда меня не колотили. Просто я стал для них в
некотором роде сюрпризом, а люди после сорока, в отличие от
двадцатилетних, сюрпризы, да еще такие, жалуют не очень. Чтобы избежать
еще одного, мама после моего рождения сделала операцию, на сто процентов
дающую гарантию от "даров Господних"... В школе я понял, как мне повезло,
что акушер при родах применил щипцы: родиться с опозданием, оказывается,
гораздо хуже, чем недоношенным. Яркий тому пример - мой дружище Верн
Тессио. И папа, кстати, был того же мнения.
Я полностью осознал, каково это - ощущать себя пустым местом, когда
мисс Харди уговорила меня написать сочинение по "Человеку-невидимке".
Уговаривать, по правде говоря, ей даже не пришлось: я полагал, что речь
идет о научно-фантастическом романе про забинтованного парня, которого в
одноименном фильме играл Фостер Грантс. Когда же выяснилось, что это
совершенно другая книга с тем же названием, я попытался отказаться, но
впоследствии был только рад, что мисс Харди настояла на своем. В _э_т_о_м
"Человеке-невидимке" главным героем был негр, которого никто вокруг не
замечал, пока он, наконец, не взбунтовался. Люди смотрели как бы сквозь
него, когда он с кем-то заговаривал, то не получал ответа, в общем, он
походил на чернокожего призрака, реально существующего, но как бы
бесплотного. "Врубившись" в книгу, я проглотил ее залпом, словно это был
роман Макдональда, ведь этот тип, Ральф Эллисон, описывал _м_о_ю_ жизнь.
Все у нас в семье крутилось вокруг Денниса, а меня как бы и не было.
"Денни, как вы вчера сыграли?", "Денни, с кем ты танцевал на вечеринке с
Сэди Хопкинс?", "Денни, как ты полагаешь, стоит нам купить ту черную
машину?" Денни, Денни, Денни... За столом я просил передать мне масло, а
папа, будто меня не слыша, говорил: "А ты уверен, Денни, что армия - твое
призвание?" "Да передайте же мне, ради Бога, масло!" А мама спрашивала
Денни, не купить ли ему новую рубашку на распродаже... В конце концов мне
приходилось тянуться самому за маслом через весь стол. Однажды (мне было
девять лет) я засомневался, слышат ли они меня вообще, и чтобы это
выяснить, брякнул за столом: "Мам, передай, пожалуйста, вон тот
задрюченный салат". "Денни, - услыхал я в ответ, - сегодня звонила тетя
Грейс. Интересовалась, как идут дела у тебя и у Гордона..."
Я не пошел на выпускной вечер Денниса (школу он, разумеется, окончил
с отличием), сказавшись больным. Упросив Ройса, старшего брата Стиви
Дарабонта, купить мне бутылку "Дикой ирландской розы", я выхлебал
половину, после чего сблевал прямо в постель. Случилось это ровно в
полночь.
Согласно учебникам психологии, я должен был либо возненавидеть
старшего брата до потери пульса, либо сделать из него кумира, стоящего на
недосягаемой для меня высоте. Чушь какая... Наши с Деннисом
взаимоотношения не имели с этим ничего общего. Странно, но мы с ним
чрезвычайно редко ссорились и ни разу не подрались. А впрочем, ничего
страшного: за что, собственно, четырнадцатилетнему парню колотить
четырехлетнего братишку? Тем более, что родители слишком тряслись над
Деннисом, чтобы обременять его заботами о малыше. Обычно в семьях младшие
дети пользуются большим вниманием со стороны родителей, что и приводит к
ссорам по причине зависти и ревности, у нас же было все наоборот. Если
Денни и брал меня куда-нибудь с собой, то делал это по собственной воле.
Кстати сказать, то были самые счастливые эпизоды моего детства.
- Эй, Лашанс, что это за шмакодявка с тобой?
- Братишка мой, и ты, Дэвис, лучше попридержи язык, а то Горди
надерет тебе задницу. Мой брательник - парень крутой.
На несколько минут друзья Денниса с интересом окружали меня, такие
большие, высокие, такие взрослые...
- Привет, малыш! А этот чудила и в самом деле твой старший брат?
В ответ я лишь кивал, краснея от смущения и робости.
- Ну и засранец же твой братец, ведь так, малыш?
Я опять кивал, и все, включая Денниса, лопались от смеха. Затем
Деннис доставал свисток, крича:
- Ну что, мы будем сегодня тренироваться, или вы собрались
прохлаждаться?
Парни бросались занимать каждый свое место, а Деннис наставлял меня:
- Сядь, Горди, вон на ту скамейку. Веди себя тихо, ни к кому не
приставай, понял?
Я садился, куда мне было указано, и сидел тише воды ниже травы,
ощущая себя таким маленьким под огромным летним небом, на котором
постепенно собирались тучи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43