После этого обязательного «мероприятия» - встречи с композитором Кабалевским - были обещаны танцы. Организаторы вечера перед началом выступления посоветовали Дмитрию Борисовичу не очень себя утруждать: «Сыграть пару песенок и сказать несколько слов».
К этому все и шло. Зал с любопытством смотрел на композитора, народного артиста СССР - высокого седого человека, говорившего мягким певучим голосом, - слушал вежливо, но без особого интереса. Кабалевский понимал, чего от него ждут: обычно на такие встречи композиторы привозят с собой певцов и устраивают небольшой концерт из своих песен.
Ну а если основу творчества составляют не песни, а крупные и сложные симфонические произведения и «под рукой» нет оркестра? Можно, правда, обойтись и фортепиано. Но готов ли слушатель к восприятию таких вещей, и вообще нужно ли в этой аудитории говорить о серьезной музыке и как о ней говорить?
Композитор колебался. Может, и в самом деле пойти по легкому пути: сыграть и спеть две-три свои наиболее популярные песни и на этом с миром разойтись? И тут же почувствовал, что это будет похоже на капитуляцию. Как он, человек, знающий, что музыка - серьезное искусство, уйдет из зала, скрыв эту истину, не попытавшись объяснить ее? Для кого же, как не для них, этих славных ребят и девчат, пишет он свои оперы, симфонии и концерты?
Решительным шагом подошел к самому краю сцены, остановился и, пристально глядя в притихший зал, сказал:
- Хотите, серьезно поговорим о музыке?
Несколько мгновений было тихо, потом раздались голоса:
- Хотим!
- Давайте!
Он облегченно вздохнул. И заговорил, ничего не упрощая, не ища особых слов, а высказывая мысли такими, какими они лежали на душе. Существо музыки, ее роль в жизни людей. Бах, Моцарт, Бетховен, Чайковский, современные композиторы, борьба течений в океане этого величайшего из искусств, наконец, извечный спор о легкой и серьезной музыке - все это нашло свое место в разговоре. Композитор то и дело подходил к роялю и иллюстрировал свою речь отрывками из произведений.
Зал был захвачен необычной беседой, длившейся более двух часов.
Покидая клуб, Кабалевский мимоходом заглянул в танцевальный зал. Он не мог бы четко объяснить, почему его потянуло еще раз взглянуть на своих слушателей, что он хотел прочесть на лицах - тронул ли молодежь разговор о музыке и сможет ли она так быстро перейти от одного настроения к другому?
Едва он показался на пороге, как тут же был «взят в плен».
- Дмитрий Борисович, теперь бы надо провести пресс-конференцию.
- Какую пресс-конференцию? - не понял Кабалевский.
- А как же, после доклада полагается. Есть вопросы.
- Значит, сорвать вам танцы?
- Ничего, потанцуем в следующий раз.
И танцы действительно не состоялись.
Молодежь столпилась около композитора, посыпались вопросы: «Каково состояние советской оперы?», «Кто такие авангардисты?»
Прощаясь с Кабалевским уже поздно вечером, организатор вечера задумчиво сказал:
- Видно, мы здесь чего-то недоучитываем. Как они вас слушали! Какую тягу к серьезной музыке проявили. Наверное, так и нужно говорить с людьми об искусстве - по-настоящему, без скидок.
- Он был прав, - говорит Дмитрий Борисович, вспоминая свое посещение клуба в Севастополе. - Мы порою не знаем тех глубинных процессов, которые происходят в среде нашей молодежи, не предполагаем, насколько серьезны духовные запросы людей. Что греха таить, боимся, что нас не поймут.
Я сижу в кабинете композитора. Разводя большими руками, Дмитрий Борисович ходит взад-вперед в узком пространстве между софой и роялем - на них ноты, кипы газет и журналов.
- Мне много раз приходилось выступать перед молодежью. И всюду слушали рассказ о серьезной музыке и саму музыку с необычайным вниманием. Помню, приехал в Березники. Была предвыборная кампания. Я баллотировался в Верховный Совет СССР. Встречает секретарь горкома и говорит: «Придется немного планы изменить. Школьники просят, чтобы вы рассказали им о музыке». А программа плотная. Но как откажешь? Надо ехать.
А однажды возле дачи два солдата остановили, щелкнули каблуками: «Товарищ Кабалевский, разрешите обратиться?» И сразу: «Как вы относитесь к джазу?» Полтора часа о джазе говорили.
Я смотрю на рабочий стол композитора, заваленный письмами любителей музыки, и пытаюсь объяснить себе все, что услышал и увидел здесь. Как соединить в одно: необыкновенную занятость Дмитрия Борисовича своими делами и необычайную доступность, что ли, чуткость ко всякому человеку, который обращается к нему с вопросами о музыке. Вопросов этих бездна, и большинство их в компетенции любого рядового музыканта. Но секретарь Союза композиторов СССР, действительный член Академии педагогических наук, профессор консерватории, почетный президент Интернационального общества по музыкальному воспитанию (ИСМЕ), композитор, постоянно погруженный в творческую работу и концертирующий как исполнитель и дирижер своих произведений по нашей стране и за рубежом, - этот бесконечно загруженный человек не только находит время ответить на все письма, но и завязывает большую, длящуюся годами переписку с любителями музыки - школьниками, рабочими, военнослужащими.
Дмитрий Борисович умеет доходчиво говорить с людьми не только словом, но и своей собственной музыкой. Его жизнерадостное творчество понятно и любимо всеми, кто с ним соприкасался. С музыкой Кабалевского мы встречаемся еще в детстве - кто не знает его чудесных песен: «Лешеньку», «Мальчика, мельника и осла», «Наш край», «Школьные годы»! А его проникновенные молодежные концерты - Скрипичный, Виолончельный и Третий фортепианный, лиричная пионерская кантата «Песня утра, весны и мира», популярные артековские песни!
Но не только молодостью тех, для кого пишет композитор, определяется содержание его произведений. Он молод душой, и молодостью духа проникнуто все его творчество. Ею веет и от опер «Кола Брюньон» и «Семья Тараса», от Четвертой симфонии и романсов на «Сонеты» Шекспира, от песен к радиопостановке «Дон-Кихот» и от многих других произведений.
Об этих сочинениях немало сказано и написано. Но сегодня меня интересует та сторона его творческой деятельности, которая связана с военной темой. Ее как-то не привыкли выделять музыковеды. На мой вопрос Дмитрий Борисович пожал плечами.
- Военным композитором меня не считают.
- Ну а если вспомнить, сколько вами написано на военно-патриотическую тему, смотрите, что получается. Опера «Семья Тараса», сочиненная по мотивам «Непокоренных» Горбатова; опера «Никита Вершинин» - по «Бронепоезду 14-69» Иванова; сюита «Народные мстители» - о партизанах; музыка к постановкам Центрального театра Советской Армии «Гибель эскадры» Корнейчука и «Мстислав Удалой» Прута; музыка к кинофильмам «Аэроград», «Щорс», военные песни, наконец, «Реквием».
Композитор улыбается:
- В общем, да, как будто что-то набирается.
Ничего себе что-то! Чего стоит один «Реквием», за который композитор был удостоен премии
имени Глинки - Государственной премии РСФСР.
Мы заговорили о «Реквиеме», и Дмитрий Борисович сказал, что рижане завели традицию - исполнять его каждый год в одно и то же время - 9 мая, в День Победы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
К этому все и шло. Зал с любопытством смотрел на композитора, народного артиста СССР - высокого седого человека, говорившего мягким певучим голосом, - слушал вежливо, но без особого интереса. Кабалевский понимал, чего от него ждут: обычно на такие встречи композиторы привозят с собой певцов и устраивают небольшой концерт из своих песен.
Ну а если основу творчества составляют не песни, а крупные и сложные симфонические произведения и «под рукой» нет оркестра? Можно, правда, обойтись и фортепиано. Но готов ли слушатель к восприятию таких вещей, и вообще нужно ли в этой аудитории говорить о серьезной музыке и как о ней говорить?
Композитор колебался. Может, и в самом деле пойти по легкому пути: сыграть и спеть две-три свои наиболее популярные песни и на этом с миром разойтись? И тут же почувствовал, что это будет похоже на капитуляцию. Как он, человек, знающий, что музыка - серьезное искусство, уйдет из зала, скрыв эту истину, не попытавшись объяснить ее? Для кого же, как не для них, этих славных ребят и девчат, пишет он свои оперы, симфонии и концерты?
Решительным шагом подошел к самому краю сцены, остановился и, пристально глядя в притихший зал, сказал:
- Хотите, серьезно поговорим о музыке?
Несколько мгновений было тихо, потом раздались голоса:
- Хотим!
- Давайте!
Он облегченно вздохнул. И заговорил, ничего не упрощая, не ища особых слов, а высказывая мысли такими, какими они лежали на душе. Существо музыки, ее роль в жизни людей. Бах, Моцарт, Бетховен, Чайковский, современные композиторы, борьба течений в океане этого величайшего из искусств, наконец, извечный спор о легкой и серьезной музыке - все это нашло свое место в разговоре. Композитор то и дело подходил к роялю и иллюстрировал свою речь отрывками из произведений.
Зал был захвачен необычной беседой, длившейся более двух часов.
Покидая клуб, Кабалевский мимоходом заглянул в танцевальный зал. Он не мог бы четко объяснить, почему его потянуло еще раз взглянуть на своих слушателей, что он хотел прочесть на лицах - тронул ли молодежь разговор о музыке и сможет ли она так быстро перейти от одного настроения к другому?
Едва он показался на пороге, как тут же был «взят в плен».
- Дмитрий Борисович, теперь бы надо провести пресс-конференцию.
- Какую пресс-конференцию? - не понял Кабалевский.
- А как же, после доклада полагается. Есть вопросы.
- Значит, сорвать вам танцы?
- Ничего, потанцуем в следующий раз.
И танцы действительно не состоялись.
Молодежь столпилась около композитора, посыпались вопросы: «Каково состояние советской оперы?», «Кто такие авангардисты?»
Прощаясь с Кабалевским уже поздно вечером, организатор вечера задумчиво сказал:
- Видно, мы здесь чего-то недоучитываем. Как они вас слушали! Какую тягу к серьезной музыке проявили. Наверное, так и нужно говорить с людьми об искусстве - по-настоящему, без скидок.
- Он был прав, - говорит Дмитрий Борисович, вспоминая свое посещение клуба в Севастополе. - Мы порою не знаем тех глубинных процессов, которые происходят в среде нашей молодежи, не предполагаем, насколько серьезны духовные запросы людей. Что греха таить, боимся, что нас не поймут.
Я сижу в кабинете композитора. Разводя большими руками, Дмитрий Борисович ходит взад-вперед в узком пространстве между софой и роялем - на них ноты, кипы газет и журналов.
- Мне много раз приходилось выступать перед молодежью. И всюду слушали рассказ о серьезной музыке и саму музыку с необычайным вниманием. Помню, приехал в Березники. Была предвыборная кампания. Я баллотировался в Верховный Совет СССР. Встречает секретарь горкома и говорит: «Придется немного планы изменить. Школьники просят, чтобы вы рассказали им о музыке». А программа плотная. Но как откажешь? Надо ехать.
А однажды возле дачи два солдата остановили, щелкнули каблуками: «Товарищ Кабалевский, разрешите обратиться?» И сразу: «Как вы относитесь к джазу?» Полтора часа о джазе говорили.
Я смотрю на рабочий стол композитора, заваленный письмами любителей музыки, и пытаюсь объяснить себе все, что услышал и увидел здесь. Как соединить в одно: необыкновенную занятость Дмитрия Борисовича своими делами и необычайную доступность, что ли, чуткость ко всякому человеку, который обращается к нему с вопросами о музыке. Вопросов этих бездна, и большинство их в компетенции любого рядового музыканта. Но секретарь Союза композиторов СССР, действительный член Академии педагогических наук, профессор консерватории, почетный президент Интернационального общества по музыкальному воспитанию (ИСМЕ), композитор, постоянно погруженный в творческую работу и концертирующий как исполнитель и дирижер своих произведений по нашей стране и за рубежом, - этот бесконечно загруженный человек не только находит время ответить на все письма, но и завязывает большую, длящуюся годами переписку с любителями музыки - школьниками, рабочими, военнослужащими.
Дмитрий Борисович умеет доходчиво говорить с людьми не только словом, но и своей собственной музыкой. Его жизнерадостное творчество понятно и любимо всеми, кто с ним соприкасался. С музыкой Кабалевского мы встречаемся еще в детстве - кто не знает его чудесных песен: «Лешеньку», «Мальчика, мельника и осла», «Наш край», «Школьные годы»! А его проникновенные молодежные концерты - Скрипичный, Виолончельный и Третий фортепианный, лиричная пионерская кантата «Песня утра, весны и мира», популярные артековские песни!
Но не только молодостью тех, для кого пишет композитор, определяется содержание его произведений. Он молод душой, и молодостью духа проникнуто все его творчество. Ею веет и от опер «Кола Брюньон» и «Семья Тараса», от Четвертой симфонии и романсов на «Сонеты» Шекспира, от песен к радиопостановке «Дон-Кихот» и от многих других произведений.
Об этих сочинениях немало сказано и написано. Но сегодня меня интересует та сторона его творческой деятельности, которая связана с военной темой. Ее как-то не привыкли выделять музыковеды. На мой вопрос Дмитрий Борисович пожал плечами.
- Военным композитором меня не считают.
- Ну а если вспомнить, сколько вами написано на военно-патриотическую тему, смотрите, что получается. Опера «Семья Тараса», сочиненная по мотивам «Непокоренных» Горбатова; опера «Никита Вершинин» - по «Бронепоезду 14-69» Иванова; сюита «Народные мстители» - о партизанах; музыка к постановкам Центрального театра Советской Армии «Гибель эскадры» Корнейчука и «Мстислав Удалой» Прута; музыка к кинофильмам «Аэроград», «Щорс», военные песни, наконец, «Реквием».
Композитор улыбается:
- В общем, да, как будто что-то набирается.
Ничего себе что-то! Чего стоит один «Реквием», за который композитор был удостоен премии
имени Глинки - Государственной премии РСФСР.
Мы заговорили о «Реквиеме», и Дмитрий Борисович сказал, что рижане завели традицию - исполнять его каждый год в одно и то же время - 9 мая, в День Победы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38