Правда, на третий или на четвертый день Микиных гулянок с девочками из «Сада отдыха», часов в шесть утра, в Микиной квартире раздался звонок у входной двери. Один, другой, третий...
Мика, вымотанный активно-половой ночью, еле продрал глаза. В одних трусах пошел открывать дверь.
На пороге стояли двое. Оба предъявили свои милицейские удостоверения, а один из них сказал:
– Гражданин Поляков?
– Да...
– Документы.
– Проходите, чего на лестнице стоять...
Проверили документы, по-свойски перешли на ты. Один недавно был выгнан из армии тем же приказом, что и Мика.
– Ты оружие-то сдай, Поляков. На хрен оно тебе сдалось?
– Нет у меня никакого оружия, ребята. Свой табельный «тэтэшник» я при увольнении сдал, а больше...
– Не верти вола за хвост, – сказал один. – А то мы не знаем? Меньше в «Сад отдыха», в этот бордель, шляйся, тогда столько врать не придется. Завтра сам принесешь в двадцать восьмое отделение – угол Ракова и Садовой. В комнату номер семь. Сдашь мне прямо в руки, а я все официально оформлю. Не принесешь – возьмем санкцию на обыск и загремишь за незаконное хранение. Понял? Привет. И учти, у меня обед с тринадцати до четырнадцати. Ясно? Будь!..
Мика закрыл за ними дверь, разбудил юную хорошенькую блондиночку, дрыхнувшую в его постели, и спросил:
– Тебя как зовут?
– Киса...
– Ты зачем в милицию стучишь?
– Я не стучу... Я им раза два «динаму крутанула», так они меня за это втроем «на хор» пропустили и выгнали. А стучит им Луизка-Кролик, которая у тебя позавчера ночевала...
– Ладно, – сказал Мика. – Вот тебе пара червончиков, одевайся и мотай отсюда. Только быстро!
Киса моментально оделась, подмазалась, хорошенькая – ну просто спасу нет! Чего на ней злость срывать?.. Тем более вон и «естество» себя оказывает...
– А ну-ка, коленно-локтевое положение принять! – скомандовал Мика.
Киса поняла, что ее простили за эту сучку Луизку-Кролика, которая мало того, что ментам на Мишку стукнула, но и всему «Саду отдыха» растрепалась, что видела у Мишки-летчика пистолет. На радостях Киса тут же, не раздеваясь, задрала юбчонку и встала в ту позу, которую требовала зычная команда кадрового офицера.
С замечательным утренним наслаждением Мика самозабвенно справил свое мужское дело, принял душ и, вытираясь, вышел в кухню.
Киса, уже в шляпке-«менингитке», осторожно слизывала кремовую розочку с недоеденного вчера тортика из Елисеевского.
– Мишенька... Можно я этот тортик с собой заберу?
– О чем ты спрашиваешь?! Бери и катись...
... Поздно вечером Мика сунул свой «вальтер» и коробку с патронами в бумажный мешок из-под картофеля, все это запихнул в сетчатую сумку-авоську и этакой фланирующей походочкой, не торопясь, побрел по улице Ракова к Екатерининскому каналу.
Вышел на набережную, облокотился о чугунную литую решетку, словно нечаянно свесил авоську за перила, убедился, что вокруг нет ни одной живой души, и...
...аккуратненько вытряхнул из авоськи бумажный пакет вместе с пистолетом и патронами в черную, дурно пахнущую воду канала. Тяжелый пакет булькнул и исчез.
Наверное, нужно было просто разжать руку и «уронить» пакет вместе с авоськой, но в последнюю секунду Мика пожалел недавно купленную в «Пассаже» эту сетчатую сумку. И слава Господи!..
Потому что уже в следующую секунду почувствовал, как что-то острое уперлось ему в бок, и услышал, как кто-то, дыша ему в затылок добротным похмельным перегаром, не без юмора негромко проговорил:
– Ну-ка, ну-ка, фрайерок, чего у тебя там в карманчиках? Покажи-ка дяде! И не рыпайся, а то тебя потом сто докторов по чертежам не соберут. И курточку свою кожаную потихоньку сблочивай. Понял? Только не обделайся. Штанишки, говорю, не испачкай...
... Как же звали того инструктора по рукопашному бою в диверсионной школе, который обучал пацанов разным каверзным штукам? Мика помнил, что звали его Иван, а вот отчество – не то Митрофанович, не то Прокофьевич?.. Очень был толковый мужичок. Убийца экстра-класса.
Мика осторожно и медленно повернулся. Высокий небритый, вполне пристойно одетый человек лет сорока весело смотрел Мике в глаза.
Теперь конец его финского ножа упирался Мике прямо в живот. Американская бежевая кожаная летная куртка на белом меху, которую Мика перед самым увольнением выторговал у одного кап-ярского жулика-интенданта, явно рисковала быть испорченной.
– Ножик-то отодвинь, – сказал Мика небритому. – Тебе носить эту куртку или мне – портить-то ее ни к чему...
«Нет. Это не КРАЙНИЙ случай», – подумал Мика и силой воли подавил в себе все, что обычно предшествовало УБИЙСТВУ.
– А ты, я смотрю, ухарь... – одобрительно, с оттенком уважения проговорил небритый и действительно отодвинул руку с ножом от Микиного живота сантиметров на десять – чтобы не прорезать ненароком бежевую кожу такой хорошей американской куртки.
Этого было совершенно достаточно, чтобы Мика молниеносно набросил двумя руками на финский нож свою авоську и крутанул ее так, что даже услышал хруст рвущихся связок в локте у небритого! И тут же со всего размаху еще и саданул ему ногой в пах...
Небритый взвыл, завизжал, скрючился и упал на каменные плиты у чугунных перил. Поджимая колени к груди, он катался по мокрому узкому тротуару и выл собачьим воем.
Мика вытряхнул из авоськи финку, ногой отбросил ее в сторону, наклонился к небритому и тихо проговорил:
– А теперь посмотрим, что у тебя в кармане, тварь подзаборная. А чтоб ты не очень мучился, мы тебе общий наркоз пропишем...
И ногой пережал небритому сонную артерию, как учил его Иван... Ну как его?.. Митрофанович, что ли... Или все-таки Прокофьевич?..
Небритый тут же отключился. Мика обшарил его – оружия у того больше не было никакого. Какие-то адреса, телефоны на клочках бумажек. И справка об освобождении из мест заключения.
Мика все это распихал обратно по карманам небритого, привел его в чувство, безжалостно растерев уши до сизого цвета, выбросил финку в воду и сказал ему:
– Мостик видишь?
– Ви... Ви-вижу... – захлебываясь от боли в локте и промежности, еле выговорил небритый.
– Вот перейдешь мостик, и слева будет больница Софьи Перовской. Скажи, что у тебя разорваны связки правого локтевого сустава и наверняка отек твоих вонючих яиц. Понял? Там тебе помогут. Скажи, что ты гулял, а на тебя напали пять неизвестных... Помочь подняться?
– Не, не!.. Я сам... Сам... – испуганно пролепетал небритый. – Прости меня, корефан!..
– Пусть тебя собачка Жучка прощает. Я смотрю, тебя ничему в лагере не научили, сявка бесхвостая...
Мика повернулся и пошел домой.
Шел и почему-то думал, что, если бы Лаврик был жив и все это видел, он очень бы похвалил Мику. «Молоток!» – сказал бы Лаврик.
А того инструктора по убийству голыми руками звали Иван Поликарпович – это Мика теперь совершенно точно вспомнил.
... На следующий день Мике позвонили из милиции.
– Здорово! – сказали на том конце провода. – Ждать заставляешь. Двадцать восьмое отделение милиции беспокоит...
– Ребята, мне к вам прийти не с чем, – сказал Мика. – Разве что с пузырем коньяка.
– Сплавил?
Мика промолчал.
– Ну хоть не на помойку выкинул? А то мало ли кто подберет...
– Нет, – твердо ответил Мика.
– Значит, утопил, – убежденно проговорил милиционер. – И где? В Фонтанке? В Мойке?..
– Так я тебе и сказал, – ответил ему Мика.
Милиционер рассмеялся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107