..
Как он попал на консульский прием – одному Богу было известно. И одинокой рыхловатой Шурочке.
– Михал Сергеич! – окликнула она Мику. – А у нас к вам дело...
– Слушаю вас, Шурочка, – остановился Мика и молча поклонился харьковскому «литератору».
Уж больно Мике не нравилось все, что печатал этот господинчик!
– Вот хотим с вами посоветоваться, Михал Сергеич, – сказала Шурочка. – Вы все же человек искусства, а мы тут задумали одно мероприятие...
– Вдвоем? – спросил Мика, стараясь твердо стоять на ногах.
– Пока вдвоем, – улыбнулся харьковчанин. – Будете третьим? Разливайте, Шурочка!
Он был очень доволен своей шуткой и даже незаметно положил руку на Шурочкино колено.
– Скоро девятое мая, – торжественно проговорила Шурочка. – День, так сказать, Победы... И вот мы сидим и думаем, как бы это нам получше отпраздновать? А, Михал Сергеич? Посоветуйте...
– Что «отпраздновать»? – тупо спросил Мика. Ему показалось, что он ослышался.
– Ну, День Победы над Германией! – громко сказал харьковчанин, чтобы старенький, пьяненький Поляков мог понять, о чем идет речь.
С явным превосходством энергичного пятидесятилетнего человека, который точно знает, чего он хочет от жизни, он покровительственно улыбнулся этой семидесятилетней развалине и, как ребенку-несмышленышу, не очень грамотно, но четко и раздельно пояснил:
– Имеется в виду тот день, когда мы победили Германию!
Тут вдруг действительно пьяненькое, по очень благодушное состояние Михаила Сергеевича Полякова стало быстро улетучиваться, уступая место зеленовато-лиловой ненависти к этим двоим...
Тело Мики уже охватывал знакомый жар, в висках привычно застучали молоточки, затылок заныл привычной болью и...
БОЖЕ УПАСИ!.. ЧТО СО МНОЙ?! НИ ПОД КАКИМ ВИДОМ!.. – в панике пронеслось в Микиной голове. – НЕМЕДЛЕННО ВЗЯТЬ СЕБЯ В РУКИ!!! О ГОСПОДИ...
– Это ВЫ победили Германию? – тихо спросил Мика, с трудом выходя из ТОГО состояния, которое еще никого не оставляло в живых... – Вы ХОТИТЕ ПРАЗДНОВАТЬ победу?! Вы оба, приложившие столько сил, пережившие столько унижений, чтобы только попасть в Германию! Вы, Александра Николавна, наверное, весь МИД своим носиком перерыли, чтобы уехать из Москвы сюда в командировку на три года... А какие титанические усилия вы прилагаете сейчас, чтобы остаться здесь на второй сытно-валютный срок?! И вы собираетесь праздновать победу над этой страной?!
Харьковчанин неожиданно попытался проявить характер:
– Позвольте, Михаил Сергеевич!..
– Молчать, дешевка! – негромко приказал ему Мика. В нем всколыхнулись все тюремно-армейские годы, когда он мог себе позволить разговаривать с людьми простым и ясным языком. Чтобы те понимали, что хочет им сказать М. Поляков.
– Ты сейчас жрешь из рук этой Германии, – еще тише проговорил Мика. – Ты ползал на животе перед своим вонючим харьковским ОВИРом – только бы тебя выпустили из России в Германию! Ты же не веришь ни в Бога, ни в черта, понятия не имеешь об иудаизме, а бегаешь в еврейскую общину и, натянув кипу на свои жидкие, засаленные волосенки, торчишь в синагоге, держа молитвенник вверх тормашками, – только чтобы тебя там увидели, только бы не забыли, что ты правоверный еврей! И ты хочешь ПРАЗДНОВАТЬ СВОЮ ПОБЕДУ над Германией, которая платит тебе социальное пособие, дала тебе бесплатную квартиру, обеспечила медицинской страховкой... Из-за чувства вины перед шестью миллионами погибших евреев, к которым ты, бездарность с барахольно-сосисочной идеологией, не имеешь никакого отношения, хоть ты три кипы напялишь на себя! Да, тут ты ПОБЕДИЛ Германию, слов нет...
– Ну зачем же так грубо, Михаил Сергеевич? – пролепетала Шурочка.
Но от ярости Мика даже не услышал ее.
– Если бы вы оба попросили меня помочь вам устроить День поминовения по погибшим или отметить День окончания той страшной бойни, я помог бы вам придумать, как это сделать торжественно и печально. А вы в лопающейся от богатства Германии собираетесь ПРАЗДНОВАТЬ НАД НЕЙ ПОБЕДУ, в то время когда в России средний возраст мужика – пятьдесят семь лет?! И все! А зацепившиеся на этом свете старики шустрят по помойкам в поисках объедков... Да как же вам не стыдно, ничтожненькие вы мои?..
Мика повернулся к ним спиной и твердым шагом пошел к Пете – шоферу-бармену.
– Что с вами, Михал Сергеевич? – с тревогой спросил Петя, вглядываясь в побагровевшее лицо Мики. – Вам плохо?
– Нет. Уже хорошо, – улыбнулся ему Мика. – Петя! Полстаканчика чистяры. Без томатного сока.
– Не много ли? – осторожно усомнился Петя.
– В самый раз, сынок.
Мика залпом выпил водку, взял щепотку соленых орешков. Зажевал и попросил Петю:
– Петя, пойди к генеральному и скажи, что я прошу извинения за то, что был вынужден уехать не попрощавшись. Срочный вызов...
– Откуда?
– Ах, Петя, Петя!.. Ну придумай сам что-нибудь. Ты ж «дипломат», Петя, а это значит, что не страшны тебе ни горе, ни беда! – спел ему Мика...
...и совершенно протрезвевшим уехал домой.
* * *
Спустя несколько дней Альфред с трудом оторвался от компьютера и сказал:
– Мика! Ситуация с островами такая: можно, прикупить островок в Тихом океане – на Багамах, на Гавайях, на Фиджи... Но жутко маленькие, максимум на одну-две семьи. И за сумасшедшие бабки! От семи до двенадцати миллионов долларов!!! То, что ты мне заказывал – пять километров в длину и три в ширину, – они не продают. А если и продадут, то слупят с нас не меньше полутораста миллионов долларов... Это даже Билл Гейтс почешет свою репу, прежде чем выложить такую сумму... А чтобы нам заработать эти деньги, пришлось бы ухлопать всех наших русских негодяйцев и еще прихватить из бывших союзных республик. А на это у нас нет ни времени, ни здоровья...
Мика поправлял кое-какие рисуночки, чтобы отправить их в нью-йоркское издательство. Он с удовольствием вытянулся в кресле, разминая затекшую спину и шею, снял очки и сказал Альфреду:
– Насчет «всех негодяйцев» ты, Альфредик, погорячился. Подозреваю, что у нас в России их на миллиарды долларов. Даже если мы с тобой снизим расценки на их «устранение» вполовину! А вот про здоровье и время – ты прав, малыш. – Мика закурил сигарету и прикрыл глаза. Сказал грустно: – Неужели все эти трупы – зря?.. Неужто рушится мечта детства?..
– Жамэ! – воскликнул Альфред. – В смысле – «никогда»! Это я по-французски... Давай снова определимся, что мы требуем от НАШЕГО острова.
Мика глубоко затянулся сигаретой, медленно выпустил дым в потолок и, глядя в сизое облачко, медленно и горько проговорил:
– Солнце... Вечно теплый океан... Горячий желтый песок на берегу и высокие пальмы, в тени которых стоят три десятка белых домиков...
– Ты раньше говорил еще про взлетно-посадочную полосу, чтобы принимать и отправлять большие самолеты.
– М-да... Совсем забыл. Хорошо бы иметь такую полосу...
– Ты поэтому хотел купить большой остров?
– Конечно. Для тяжелых машин полоса должна быть около трех тысяч метров длиной...
– А зачем нам принимать большие самолеты? – спросил Альфред.
– Только большие машины могут покрывать большие расстояния.
– А на кой хрен, Микочка, нам большие расстояния?! Не проще ли купить маленький островок где-нибудь в Эгейском или Средиземном море, километрах в двухстах от большого прибрежного города, где сосредоточена масса служб, в которых наши старики будут обязательно нуждаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
Как он попал на консульский прием – одному Богу было известно. И одинокой рыхловатой Шурочке.
– Михал Сергеич! – окликнула она Мику. – А у нас к вам дело...
– Слушаю вас, Шурочка, – остановился Мика и молча поклонился харьковскому «литератору».
Уж больно Мике не нравилось все, что печатал этот господинчик!
– Вот хотим с вами посоветоваться, Михал Сергеич, – сказала Шурочка. – Вы все же человек искусства, а мы тут задумали одно мероприятие...
– Вдвоем? – спросил Мика, стараясь твердо стоять на ногах.
– Пока вдвоем, – улыбнулся харьковчанин. – Будете третьим? Разливайте, Шурочка!
Он был очень доволен своей шуткой и даже незаметно положил руку на Шурочкино колено.
– Скоро девятое мая, – торжественно проговорила Шурочка. – День, так сказать, Победы... И вот мы сидим и думаем, как бы это нам получше отпраздновать? А, Михал Сергеич? Посоветуйте...
– Что «отпраздновать»? – тупо спросил Мика. Ему показалось, что он ослышался.
– Ну, День Победы над Германией! – громко сказал харьковчанин, чтобы старенький, пьяненький Поляков мог понять, о чем идет речь.
С явным превосходством энергичного пятидесятилетнего человека, который точно знает, чего он хочет от жизни, он покровительственно улыбнулся этой семидесятилетней развалине и, как ребенку-несмышленышу, не очень грамотно, но четко и раздельно пояснил:
– Имеется в виду тот день, когда мы победили Германию!
Тут вдруг действительно пьяненькое, по очень благодушное состояние Михаила Сергеевича Полякова стало быстро улетучиваться, уступая место зеленовато-лиловой ненависти к этим двоим...
Тело Мики уже охватывал знакомый жар, в висках привычно застучали молоточки, затылок заныл привычной болью и...
БОЖЕ УПАСИ!.. ЧТО СО МНОЙ?! НИ ПОД КАКИМ ВИДОМ!.. – в панике пронеслось в Микиной голове. – НЕМЕДЛЕННО ВЗЯТЬ СЕБЯ В РУКИ!!! О ГОСПОДИ...
– Это ВЫ победили Германию? – тихо спросил Мика, с трудом выходя из ТОГО состояния, которое еще никого не оставляло в живых... – Вы ХОТИТЕ ПРАЗДНОВАТЬ победу?! Вы оба, приложившие столько сил, пережившие столько унижений, чтобы только попасть в Германию! Вы, Александра Николавна, наверное, весь МИД своим носиком перерыли, чтобы уехать из Москвы сюда в командировку на три года... А какие титанические усилия вы прилагаете сейчас, чтобы остаться здесь на второй сытно-валютный срок?! И вы собираетесь праздновать победу над этой страной?!
Харьковчанин неожиданно попытался проявить характер:
– Позвольте, Михаил Сергеевич!..
– Молчать, дешевка! – негромко приказал ему Мика. В нем всколыхнулись все тюремно-армейские годы, когда он мог себе позволить разговаривать с людьми простым и ясным языком. Чтобы те понимали, что хочет им сказать М. Поляков.
– Ты сейчас жрешь из рук этой Германии, – еще тише проговорил Мика. – Ты ползал на животе перед своим вонючим харьковским ОВИРом – только бы тебя выпустили из России в Германию! Ты же не веришь ни в Бога, ни в черта, понятия не имеешь об иудаизме, а бегаешь в еврейскую общину и, натянув кипу на свои жидкие, засаленные волосенки, торчишь в синагоге, держа молитвенник вверх тормашками, – только чтобы тебя там увидели, только бы не забыли, что ты правоверный еврей! И ты хочешь ПРАЗДНОВАТЬ СВОЮ ПОБЕДУ над Германией, которая платит тебе социальное пособие, дала тебе бесплатную квартиру, обеспечила медицинской страховкой... Из-за чувства вины перед шестью миллионами погибших евреев, к которым ты, бездарность с барахольно-сосисочной идеологией, не имеешь никакого отношения, хоть ты три кипы напялишь на себя! Да, тут ты ПОБЕДИЛ Германию, слов нет...
– Ну зачем же так грубо, Михаил Сергеевич? – пролепетала Шурочка.
Но от ярости Мика даже не услышал ее.
– Если бы вы оба попросили меня помочь вам устроить День поминовения по погибшим или отметить День окончания той страшной бойни, я помог бы вам придумать, как это сделать торжественно и печально. А вы в лопающейся от богатства Германии собираетесь ПРАЗДНОВАТЬ НАД НЕЙ ПОБЕДУ, в то время когда в России средний возраст мужика – пятьдесят семь лет?! И все! А зацепившиеся на этом свете старики шустрят по помойкам в поисках объедков... Да как же вам не стыдно, ничтожненькие вы мои?..
Мика повернулся к ним спиной и твердым шагом пошел к Пете – шоферу-бармену.
– Что с вами, Михал Сергеевич? – с тревогой спросил Петя, вглядываясь в побагровевшее лицо Мики. – Вам плохо?
– Нет. Уже хорошо, – улыбнулся ему Мика. – Петя! Полстаканчика чистяры. Без томатного сока.
– Не много ли? – осторожно усомнился Петя.
– В самый раз, сынок.
Мика залпом выпил водку, взял щепотку соленых орешков. Зажевал и попросил Петю:
– Петя, пойди к генеральному и скажи, что я прошу извинения за то, что был вынужден уехать не попрощавшись. Срочный вызов...
– Откуда?
– Ах, Петя, Петя!.. Ну придумай сам что-нибудь. Ты ж «дипломат», Петя, а это значит, что не страшны тебе ни горе, ни беда! – спел ему Мика...
...и совершенно протрезвевшим уехал домой.
* * *
Спустя несколько дней Альфред с трудом оторвался от компьютера и сказал:
– Мика! Ситуация с островами такая: можно, прикупить островок в Тихом океане – на Багамах, на Гавайях, на Фиджи... Но жутко маленькие, максимум на одну-две семьи. И за сумасшедшие бабки! От семи до двенадцати миллионов долларов!!! То, что ты мне заказывал – пять километров в длину и три в ширину, – они не продают. А если и продадут, то слупят с нас не меньше полутораста миллионов долларов... Это даже Билл Гейтс почешет свою репу, прежде чем выложить такую сумму... А чтобы нам заработать эти деньги, пришлось бы ухлопать всех наших русских негодяйцев и еще прихватить из бывших союзных республик. А на это у нас нет ни времени, ни здоровья...
Мика поправлял кое-какие рисуночки, чтобы отправить их в нью-йоркское издательство. Он с удовольствием вытянулся в кресле, разминая затекшую спину и шею, снял очки и сказал Альфреду:
– Насчет «всех негодяйцев» ты, Альфредик, погорячился. Подозреваю, что у нас в России их на миллиарды долларов. Даже если мы с тобой снизим расценки на их «устранение» вполовину! А вот про здоровье и время – ты прав, малыш. – Мика закурил сигарету и прикрыл глаза. Сказал грустно: – Неужели все эти трупы – зря?.. Неужто рушится мечта детства?..
– Жамэ! – воскликнул Альфред. – В смысле – «никогда»! Это я по-французски... Давай снова определимся, что мы требуем от НАШЕГО острова.
Мика глубоко затянулся сигаретой, медленно выпустил дым в потолок и, глядя в сизое облачко, медленно и горько проговорил:
– Солнце... Вечно теплый океан... Горячий желтый песок на берегу и высокие пальмы, в тени которых стоят три десятка белых домиков...
– Ты раньше говорил еще про взлетно-посадочную полосу, чтобы принимать и отправлять большие самолеты.
– М-да... Совсем забыл. Хорошо бы иметь такую полосу...
– Ты поэтому хотел купить большой остров?
– Конечно. Для тяжелых машин полоса должна быть около трех тысяч метров длиной...
– А зачем нам принимать большие самолеты? – спросил Альфред.
– Только большие машины могут покрывать большие расстояния.
– А на кой хрен, Микочка, нам большие расстояния?! Не проще ли купить маленький островок где-нибудь в Эгейском или Средиземном море, километрах в двухстах от большого прибрежного города, где сосредоточена масса служб, в которых наши старики будут обязательно нуждаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107