каждой из них хватило бы для пропитания средней эоа-оэйской семьи не меньше чем на полгода.
В отличие от бамхийцев эоа-оэйский народ не питал слабости к легендам о божествах с желтыми птичками. Он не верил в них, даже когда был сыт. Тем более в период голодухи. Поэтому эоа-оэйцы скоро пришли к мысли, что не годится бамхийским воинам сидеть у полных котлов, обрастая жиром и теряя свою мужскую силу, в то время как эоа-оэйские воины будут затягивать пояса.
На чрезвычайном заседании государственного комитета по вопросам питания, которое состоялось тут же после гибели последней курицы, было решено высадить на острове Бамхо десант. В результате этой акции эоа-сэйцы надеялись пополнить запасы государственных коптилен одиннадцатью откормленными женщинами, самой королевой, а возможно, и бамхийскими воинами, если они попытаются оказать сопротивление. Скоро выяснилось, что для такого десанта больше всего подойдет полуденный час, когда счастливый бамхийский народ усядется у котлов и его бдительность соответственно ослабеет.
Итак, в десятом часу утра от берегов острова Эоа-Оэ отчалило двадцать пирог, битком набитых чернокожими. Лица их были разрисованы желтыми и белыми полосами. Солнце изливало приятную теплоту, острия копий сверкали в прозрачном воздухе, и пустые котлы на дне пирог весело и нетерпеливо постукивали друг о друга.
Флотилия быстро летела вперед по синему морю и представляла собой очень красивое зрелище.
* * *
В тот же день в пятом часу утра экипажу «Святой Лючии» удалось под энергичную команду дядюшки Бонифация поставить небольшую мачту взамен сломанной ураганом и поднять паруса.
«Святая Лючия», которую до сих пор морское течение уносило от острова Бамхо, слегка встряхнулась, раздула паруса, рванулась вперед и повернула носом в обратную сторону.
В семь часов на горизонте снова показался остров Бамхо, а в половине десятого «Святую Лючию» отделяло от бухты Ракушечной примерно три мили. Франтик, стоя на носу корабля, уже отчетливо различал желтую полосу песка, стройные стволы пальм и темную цепь утесов, охранявших вход в бухту; сердце его сильно билось от нетерпения.
И как раз когда он хотел попросить дядюшку натянуть на рею его рубашку, чтобы ускорить ход корабля, с капитанского мостика вдруг раздалась громкая команда: «Свернуть все паруса, кроме косых!»
Отдав это распоряжение, дядюшка Бонифаций повернулся к Гопкинсу, стоящему у руля, и сказал:
– Держите корабль на расстоянии трех миль от острова, пан Гопкинс. Крейсируйте в любом направлении, но не приближайтесь к острову без моего приказа. Поняли?
– Да, – ответил пан Гопкинс и отвел руль на пять румбов влево. «Святая Лючия» замедлила ход и начала поворачиваться к острову правым боком.
Франтик, с интересом наблюдавший за этим ловким маневром, только через минуту осознал, что, собственно, происходит.
– Почему мы уходим от острова, дядюшка? – спросил он с изумлением.
– Иначе нельзя, Франтик, – ответил дядюшка Бонифаций. – Придется еще с часок обождать. Мы слишком рано явились.
– Рано? Что с вами, дядюшка, ведь каждая минута дорога!
– Может, да, а может, и нет, – сказал дядюшка и почесал в задумчивости свой загорелый затылок. – Одним словом – нельзя.
– Да почему, дядюшка?
– Так и быть, скажу тебе. Франтик. Ты не знаешь тетушку Каролину так хорошо, как я. Раз вернулся я из Австралии к себе в Глубочепы, вот так же перед самым полуднем. Пропадал я из дому пять лет, ну, думаю – вот обрадуется моя бедная Каролина!.. Да не тут-то было. Принялась она меня ругать: и время я выбрал неподходящее и не написал ей заранее; у нее в комнате не прибрано, и к обеду нет ничего вкусного; битый час она ворчала, никак не могла успокоиться и мне не давала рта раскрыть. Короче, Франтик, твоя тетя не любит, когда к ней на обед пожалуют без предупреждения.
Дядюшка Бонифаций вздохнул, посмотрел сначала на остров, потом на штурманскую будку и твердым голосом крикнул:
– Еще два румба влево, пан Гопкинс!
– Есть, – ответил Гопкинс.
Послушная приказу, «Святая Лючия» немного отклонилась вправо и, подгоняемая слабым ветерком, начала удаляться от бухты Ракушечной. Это была уже не прежняя «Святая Лючия»; свирепый ураган оставил на ней заметные следы. Но когда она шла, слегка наклонившись на левый бок, без труда удерживаясь в трех милях от берега, на нее право же было приятно смотреть!
* * *
Еще одно судно приближалось в то памятное утро к берегу острова Бамхо. Оно двигалось медленно, неуклюже покачиваясь на волнах, но проявляемое им упорства с несомненностью свидетельствовало о том, что в жилах его команды течет кровь Вильгельмов Завоевателей и капитанов Куков.
И хотя команда состояла только из одного человека, сразу было видно – он заслуживает внимания. Костюм его выглядел несколько необычно и состоял всего лишь из подштанников в красную полоску, тщательно завязанных у щиколотки, и длиннополого сюртука коричневого цвета. Но не эти странности в манере одеваться отличали его от всех остальных мужчин, бороздивших в этот день волны Тихого океана, а гордое достоинство и спокойствие его неподвижной фигуры. Кто не знал истории этого человека, мог спросить себя, пораженный, уместно ли в данной обстановке это спокойствие. Но тот, кому была известна его биография, никогда не стал бы заниматься такими рассуждениями. Судно, величественно покачивающееся на волнах, – известный нам дубовый шкаф, а человек, направляющий его движение, – сам Джон Смит.
Когда «Алькантара» раскололась на две части, Джон Смит, стоя около знаменитого шкафа, собирался надеть коричневый сюртук и брюки цвета куриной слепоты: он полагал, что пришло время официально сообщить тетушке Каролине о силе своих чувств. Но ему удалось осуществить только первую часть своего намерения, и то не полностью. В следующий момент его подхватил ураган. Он долго оставался в забытьи и, когда наконец пришел в себя, увидел, что сидит в своем дубовом шкафу, а разъяренные волны бросают его из стороны в сторону. Джон Смит пришел в страшное волнение.
Где он? Не смыло ли его волной? Не унесло ли вихрем?
Засунув руку в левый угол шкафа, он нащупал древко, верхняя часть которого была тщательно обвязана веревкой, и глубоко, с облегчением вздохнул. Затем он раскрутил веревку, развернул флаг и укрепил его на своем судне. Потом спокойно лег и сейчас же уснул.
А когда Джон Смит открыл глаза, было утро и примерно в двух милях от него из спокойного синего моря поднимался остров.
Обычно потерпевшие кораблекрушение, увидев землю, падают на колени и начинают благодарить бога за счастливое спасение. Джон Смит был британским гражданином. Завидев остров, он тщательно застегнул коричневый сюртук на все пуговицы и выпрямился. Не оставалось сомнений – близка минута, когда ему предстоит водрузить на острове уцелевший флаг и таким образом присоединить эту территорию к Британской империи.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ,
которая начинается завтраком и кончается канонадой
Последний петух на острове Бамхо был съеден два месяца тому назад, и поэтому тетушку не могло разбудить его кукареканье. Однако она проснулась рано и в хорошем настроении. Сегодня ей предстояло посадить фуксии и заняться рядом государственных дел.
Тетушка Каролина встала, оделась, выглянула в отверстие, заменяющее окно, и, убедившись, что на небе ни облачка и день обещает быть жарким, надела свою шляпу, поболтала с Маничком, который уже пускал веселые трели и радовался поставленной кем-то перед его клеткой миске с лакомствами, застлала свое королевское ложе и вышла на улицу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
В отличие от бамхийцев эоа-оэйский народ не питал слабости к легендам о божествах с желтыми птичками. Он не верил в них, даже когда был сыт. Тем более в период голодухи. Поэтому эоа-оэйцы скоро пришли к мысли, что не годится бамхийским воинам сидеть у полных котлов, обрастая жиром и теряя свою мужскую силу, в то время как эоа-оэйские воины будут затягивать пояса.
На чрезвычайном заседании государственного комитета по вопросам питания, которое состоялось тут же после гибели последней курицы, было решено высадить на острове Бамхо десант. В результате этой акции эоа-сэйцы надеялись пополнить запасы государственных коптилен одиннадцатью откормленными женщинами, самой королевой, а возможно, и бамхийскими воинами, если они попытаются оказать сопротивление. Скоро выяснилось, что для такого десанта больше всего подойдет полуденный час, когда счастливый бамхийский народ усядется у котлов и его бдительность соответственно ослабеет.
Итак, в десятом часу утра от берегов острова Эоа-Оэ отчалило двадцать пирог, битком набитых чернокожими. Лица их были разрисованы желтыми и белыми полосами. Солнце изливало приятную теплоту, острия копий сверкали в прозрачном воздухе, и пустые котлы на дне пирог весело и нетерпеливо постукивали друг о друга.
Флотилия быстро летела вперед по синему морю и представляла собой очень красивое зрелище.
* * *
В тот же день в пятом часу утра экипажу «Святой Лючии» удалось под энергичную команду дядюшки Бонифация поставить небольшую мачту взамен сломанной ураганом и поднять паруса.
«Святая Лючия», которую до сих пор морское течение уносило от острова Бамхо, слегка встряхнулась, раздула паруса, рванулась вперед и повернула носом в обратную сторону.
В семь часов на горизонте снова показался остров Бамхо, а в половине десятого «Святую Лючию» отделяло от бухты Ракушечной примерно три мили. Франтик, стоя на носу корабля, уже отчетливо различал желтую полосу песка, стройные стволы пальм и темную цепь утесов, охранявших вход в бухту; сердце его сильно билось от нетерпения.
И как раз когда он хотел попросить дядюшку натянуть на рею его рубашку, чтобы ускорить ход корабля, с капитанского мостика вдруг раздалась громкая команда: «Свернуть все паруса, кроме косых!»
Отдав это распоряжение, дядюшка Бонифаций повернулся к Гопкинсу, стоящему у руля, и сказал:
– Держите корабль на расстоянии трех миль от острова, пан Гопкинс. Крейсируйте в любом направлении, но не приближайтесь к острову без моего приказа. Поняли?
– Да, – ответил пан Гопкинс и отвел руль на пять румбов влево. «Святая Лючия» замедлила ход и начала поворачиваться к острову правым боком.
Франтик, с интересом наблюдавший за этим ловким маневром, только через минуту осознал, что, собственно, происходит.
– Почему мы уходим от острова, дядюшка? – спросил он с изумлением.
– Иначе нельзя, Франтик, – ответил дядюшка Бонифаций. – Придется еще с часок обождать. Мы слишком рано явились.
– Рано? Что с вами, дядюшка, ведь каждая минута дорога!
– Может, да, а может, и нет, – сказал дядюшка и почесал в задумчивости свой загорелый затылок. – Одним словом – нельзя.
– Да почему, дядюшка?
– Так и быть, скажу тебе. Франтик. Ты не знаешь тетушку Каролину так хорошо, как я. Раз вернулся я из Австралии к себе в Глубочепы, вот так же перед самым полуднем. Пропадал я из дому пять лет, ну, думаю – вот обрадуется моя бедная Каролина!.. Да не тут-то было. Принялась она меня ругать: и время я выбрал неподходящее и не написал ей заранее; у нее в комнате не прибрано, и к обеду нет ничего вкусного; битый час она ворчала, никак не могла успокоиться и мне не давала рта раскрыть. Короче, Франтик, твоя тетя не любит, когда к ней на обед пожалуют без предупреждения.
Дядюшка Бонифаций вздохнул, посмотрел сначала на остров, потом на штурманскую будку и твердым голосом крикнул:
– Еще два румба влево, пан Гопкинс!
– Есть, – ответил Гопкинс.
Послушная приказу, «Святая Лючия» немного отклонилась вправо и, подгоняемая слабым ветерком, начала удаляться от бухты Ракушечной. Это была уже не прежняя «Святая Лючия»; свирепый ураган оставил на ней заметные следы. Но когда она шла, слегка наклонившись на левый бок, без труда удерживаясь в трех милях от берега, на нее право же было приятно смотреть!
* * *
Еще одно судно приближалось в то памятное утро к берегу острова Бамхо. Оно двигалось медленно, неуклюже покачиваясь на волнах, но проявляемое им упорства с несомненностью свидетельствовало о том, что в жилах его команды течет кровь Вильгельмов Завоевателей и капитанов Куков.
И хотя команда состояла только из одного человека, сразу было видно – он заслуживает внимания. Костюм его выглядел несколько необычно и состоял всего лишь из подштанников в красную полоску, тщательно завязанных у щиколотки, и длиннополого сюртука коричневого цвета. Но не эти странности в манере одеваться отличали его от всех остальных мужчин, бороздивших в этот день волны Тихого океана, а гордое достоинство и спокойствие его неподвижной фигуры. Кто не знал истории этого человека, мог спросить себя, пораженный, уместно ли в данной обстановке это спокойствие. Но тот, кому была известна его биография, никогда не стал бы заниматься такими рассуждениями. Судно, величественно покачивающееся на волнах, – известный нам дубовый шкаф, а человек, направляющий его движение, – сам Джон Смит.
Когда «Алькантара» раскололась на две части, Джон Смит, стоя около знаменитого шкафа, собирался надеть коричневый сюртук и брюки цвета куриной слепоты: он полагал, что пришло время официально сообщить тетушке Каролине о силе своих чувств. Но ему удалось осуществить только первую часть своего намерения, и то не полностью. В следующий момент его подхватил ураган. Он долго оставался в забытьи и, когда наконец пришел в себя, увидел, что сидит в своем дубовом шкафу, а разъяренные волны бросают его из стороны в сторону. Джон Смит пришел в страшное волнение.
Где он? Не смыло ли его волной? Не унесло ли вихрем?
Засунув руку в левый угол шкафа, он нащупал древко, верхняя часть которого была тщательно обвязана веревкой, и глубоко, с облегчением вздохнул. Затем он раскрутил веревку, развернул флаг и укрепил его на своем судне. Потом спокойно лег и сейчас же уснул.
А когда Джон Смит открыл глаза, было утро и примерно в двух милях от него из спокойного синего моря поднимался остров.
Обычно потерпевшие кораблекрушение, увидев землю, падают на колени и начинают благодарить бога за счастливое спасение. Джон Смит был британским гражданином. Завидев остров, он тщательно застегнул коричневый сюртук на все пуговицы и выпрямился. Не оставалось сомнений – близка минута, когда ему предстоит водрузить на острове уцелевший флаг и таким образом присоединить эту территорию к Британской империи.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ,
которая начинается завтраком и кончается канонадой
Последний петух на острове Бамхо был съеден два месяца тому назад, и поэтому тетушку не могло разбудить его кукареканье. Однако она проснулась рано и в хорошем настроении. Сегодня ей предстояло посадить фуксии и заняться рядом государственных дел.
Тетушка Каролина встала, оделась, выглянула в отверстие, заменяющее окно, и, убедившись, что на небе ни облачка и день обещает быть жарким, надела свою шляпу, поболтала с Маничком, который уже пускал веселые трели и радовался поставленной кем-то перед его клеткой миске с лакомствами, застлала свое королевское ложе и вышла на улицу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91